Дом был окрашен в белый цвет и местное население сразу же окрестило его «Белой виллой». Генерал прожил на этой вилле около двадцати лет, тяжело заболел и скончался. Вилла по наследству отошла к его дочери, жене Алексея Павловича. Это и послужило причиной, почему они решили переехать в Сухуми. Теперь у них была городская квартира и вилла, которую они называли «дачей». На эту дачу привезли и обезьянку.
Прошло несколько лет, и однажды, находясь в Сочи, я решил повидать Алексея Павловича. Он меня встретил и на своей машине привез на виллу. Он с гордостью показывал мне дом, волноотбойную стену, сад, поглощающие скважины, а также двух овчарок, охранявших его владения от многочисленных бомжей, которые, в поисках тепла, в зимние месяцы обосновывались на улицах и пляжах Сухуми.
— А где же обезьянка? — спросил я.
И тут Алексей Павлович рассказал мне странную историю.
— Когда я еще в африканской стране, купил маленькую обезьянку, она как и все обезьяны была страшно непоседлива, приходилось ее выпускать в сад дома, в котором мы жили и который был обнесен высокой стеной, что позволяло надеяться, что она не убежит. Впрочем, она к нам очень быстро привыкла и попыток убежать не делала. Однажды, когда она была в саду, я пошел привести ее домой, пора было ее кормить: детеныши обезьян как дети, с той только разницей, что ребенку можно что-то сказать, а тут словами объяснить невозможно, хотя позже нам стало казаться, что она прекрасно понимает все, что мы говорим. Я обнаружил, что она играет с каким-то, видимо найденным ею в саду, предметом. Отдавать она его не хотела, страшно кричала. Но я все же забрал его и рассмотрел. Это оказался золотой медальон. Как он попал к нам в сад — я даже представить себе не могу. Но обезьянке он очень понравился, она кричала и билась до тех пор, пока не заполучила его обратно. Я решил, что раз уж она его нашла, то пусть и держит медальон у себя. Чтобы ей не приходилось все время держать медальон в руке, я надел его на цепочку и с тех пор наша обезьянка постоянно носила его на шее. На таможне проблем не возникло, таможенники были так заняты вопросом оформления перевозки обезьяны, что медальона и не заметили.
Иногда мы ездили проведать нашу городскую квартиру, оставляя нашу виллу на собак. Оставалась там и наша обезьянка. Однажды, когда мы вернулись после такой поездки, то обнаружили, что на дачу забрались воры. Собак они убили, украли много вещей, в том числе сорвали с шеи обезьянки золотой медальон. Сама обезьянка была легко ранена, но вскоре рана зажила.
Когда-то сотрудник Обезьяньего питомника в Сухуми, к которому мы не раз обращались, когда с нашей обезьянкой возникали какие-либо проблемы, рассказал мне такую историю. Однажды там решили провести опыт. Молодую самочку шимпанзе пересадили из клетки, где она жила со своим самцом, который ее очень любил, в другую клетку, к другому самцу. Клетки стояли рядом и первый самец мог видеть все, что делается в соседней клетке. Он бросался на решетку, рычал, выл. А через несколько дней с ним случился инфаркт. Так что обезьяны, оказывается, очень чувствительные животные, даже чувствительнее некоторых людей.
Наша обезьянка беспрерывно обыскивала квартиру, выла, плакала как ребенок, и мы понимали, что она ищет свой медальон. Я купил ей другой медальон, но она на него и смотреть не захотела. Она стала плохо есть, начала худеть и, в конечном итоге, заболела и умерла. Жить без своего медальона она не смогла. Вот такая странная история.
В 1990-х годах между Грузией и Абхазией началась война. Из Абхазии бежали не только грузины, но и многие русские. Судьбу Алексея Павловича, его жены и их «Белой виллы» я, к сожалению, не знаю.
Дырка в талоне
Как-то мне надо было поехать на картфабрику, которая располагалась на окраине Баку в так называемом «Белом городе». Это очень далеко от проспекта Строителей, где находилось Управление геологии Азербайджана, в котором я работал, и добираться туда на общественном транспорте заняло бы не меньше чем пару часов. Служебной машины, как назло, не было и мне пришлось просить своего сослуживца, Ахмеда, у которого была собственная, популярная в те времена, машина «Жигули», подбросить меня туда. Ахмед отказать не мог, я был его товарищем, мы вместе учились в одной группе в институте, а после окончания вместе работали в одной организации. Поехали. На первом же светофоре Ахмед затормозил на зеленый свет, но как только загорелся красный сигнал, он поехал. Я был удивлен:
— Ты что ж, не видел, что горит красный?
— Прекрасно видел, — ответил Ахмед, — я специально поехал на красный свет.
— Ты что, сошел с ума? Мы же попадем в аварию!
— Не попадем, я не слепой! А дело вот в чем: сегодня утром, когда я ехал на работу, меня остановил гаишник. Зачем остановил, я не знаю, я ничего не нарушал. Но им тоже кушать надо, это я понимаю. Для таких случаев у меня в машине в бардачке лежит набор ассигнаций — пять рублей, десять, двадцать пять, пятьдесят и сто. В зависимости от обстоятельств я выбираю ту или иную купюру, вручаю ее гаишнику и еду дальше. А сегодня этот тип потребовал мои права и не успел я ему дать «на лапу», как он пробил мне дырку в талоне. Я ужасно разозлился, ведь я ничего не нарушал, я ему сказал, раз ты мне пробил дырку, я принципиально сегодня сделаю десять нарушений. Сейчас, когда я проехал на красный свет — это было только шестое нарушение, так что осталось еще четыре. Готовься!
Меня такая постановка вопроса очень удивила:
— Во-первых, твой гаишник тебя не видит и никогда не узнает, выполнил ты свое дикое обещание или нет, во-вторых, ты можешь попасть в аварию и тогда у тебя будет дырка не в талоне, а в голове! И в-третьих, из-за тебя могут пострадать невинные люди, которые не имеют никакого отношения к твоим счетам с гаишником! И, наконец, в-четвертых, что будет, если тебя снова остановит за нарушение новый гаишник, который пробьет еще одну дырку в твоем талоне? Будешь делать еще не четыре, а четырнадцать нарушений? А потом тебе пробьют еще одну дырку и число нарушений, которые ты будешь делать, еще возрастет на десяток и так бесконечно? Ты мне напоминаешь известное анекдотическое выражение: «Назло кондуктору — возьму билет, пойду пешком!» Ты, конечно, хозяин сам себе, но у меня совершенно нет охоты в лучшем случае отлеживаться в больнице, а в худшем — отправиться на кладбище!
К счастью, мое пророчество не сбылось: Ахмед, не откладывая в долгий ящик, сделал по дороге еще четыре нарушения правил дорожного движения, его никто не остановил, и мы, побывав на картфабрике, благополучно вернулись обратно в Управление геологии. Но больше я старался с Ахмедом на машине не ездить. Если он хочет, пусть развлекается подобным образом сам!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
