ни к чему не притрагивается. Я расстраиваюсь, но стараюсь этого не выказывать. Наблюдаю за тем, как он мозолит взглядом блюдо со своими любимыми блинчиками, и мысленно уговариваю его прекратить ломаться. Клянусь, смотрит он на них чаще, чем в экран телевизора. И, хвала небесам, в один момент сдается – тянется к блюду и закидывает в рот сразу три куска.
Я довольно вздыхаю, а когда наши взгляды встречаются, быстро отвожу свой, чтобы он не понял, как долго я ждала, чтобы он поступился своими странными принципами.
Чарушин же подобно тому, как до этого игнорировал мою стряпню, столь же демонстративно принимается ее поглощать. После блинов хватает два ломтя пиццы, по несколько кусков запеканки и пирога, а потом еще разок проходится по блюду с блинчиками, окончательно опустошая его.
– Какого хрена? – ворчит вдруг Шатохин. – Ты, блин, наглый троглодит. Я хотел тот последний кусок. Я собирался его взять!
У Чарушина эти возмущения неожиданно вызывают смех. А за ним уже все хохочут.
– В большой семье, как говорится, зубами не щелкают, – ехидно щебечет Рина.
Именно на ней, невзирая на все прочие комментарии и насмешки, замирает Тохин взгляд. И прожигают они друг друга с такой силой чувств, что мне дурно становится. Ненависть ли это, минутная злость или что-то другое – трудно понять.
– Поговори, – рычит Шатохин.
Марина расцветает. Улыбается, поражая красотой, нежностью и какой-то совершенно невероятной милашностью.
– И что ты мне сделаешь?
– Косу накручу, – буркает Даниил.
И звучит это почему-то пошло. Наверное, Шатохин иначе разговаривать не умеет.
Мои щеки заливает жаром. Опускаю взгляд и только успеваю порадоваться полумраку, как слышу разгромный, для меня лично, ответ Рины.
– Ну-ну… Тронь мою косу, я тебе хвост оторву, – сычит она, как настоящая кобра. А после еще и припечатывает: – Животное.
Я вскидываю изумленный взгляд, чтобы увидеть, как яростно сужаются глаза Даниила.
– Рина, – одергивает сестру Артем. – Оставь Тоху, я же просил.
– А что я? – обращая внимание на брата, звучит как обиженный маленький ребенок. – Он – мерзкий. И вообще, бесит меня! Зачем пришел только! Терпеть его не могу.
– Рина, – давит Артем жестче. Она тут же надувает губы, смотрит на него из-подо лба, но молчит. – Ведешь себя отвратительно.
– Да, Марин, мама бы тоже возмутилась, – подключается Анжелика.
– А я с ней согласен, – гогочет Бойка. – Самый мерзкий из семейства самых мерзких приматов. Короче, та волосатая толпа, которая надрачивает прилюдно писюны.
– Кир! – визжат в один голос сразу две сестры Чарушина.
Третья же выдает:
– Хм… Давно ты у своей Вари парнокопытным был?
Не пойму, что она теперь делает: просто шутит, защищает Шатохина или на что-то намекает.
Я теряюсь, а вот Бойка… Кажется, что один он и понимает. Поджимает губы, будто вот-вот прыснет смехом, а у него там полон рот воды, и качает головой.
– Рин, хоть сегодня не ссорьтесь, – вздыхает Ника.
– Так он первый всегда! – пищит лютая младшенькая и тычет в Шатохина пальцем.
Мы все одновременно взрываемся хохотом. Помним же, кто это начал. Не смешно только милахе-кобре и Даниилу. Она продолжает недовольно пыхтеть. Он же, похоже, реально кипит от злости.
– Все, закрыли тему, – объявляет Чарушин внушительно. – Переключаемся на экран. Полсерии из-за вас пропустили.
– Ну и подумаешь… – шепчет Рина. – Я могу вообще уйти.
– Сиди, – прибивает Артем.
Она сразу замирает. Так напряженно, что мне даже ее жаль становится. Вижу, что некомфортно себя чувствует. И сдается мне, виной тому не столько Чарушин, столько неотступное внимание со стороны Тохи. Но спустя некоторое время, Рина все же расслабляется, вновь припадает головой к груди брата, а Даня отворачивается и съезжает с дивана на пол. Там, на ковре, помимо него уже развалились Филя и Бойка.
Повисает тишина.
Я с облегчением вздыхаю, едва ли не физически ощущая, как спадает сгустившийся было накал. Ребята, в попытках нагнать сюжет, внимательно смотрят в экран, а меня черт толкает повернуться обратно к Чарушиным. Тут-то Артем меня и подлавливает. А может, я его? Лицо такое же суровое, как и большую часть времени в нашем совместно «после». Но… Дыхание спирает, когда осознаю, что в этом зрительном контакте льется какая-то особая энергия. Она струится по моему телу, как электричество. Жар, пульсация и острое покалывание, которые при этом возникают, настолько захватывают, что я забываю о присутствии остальных. Есть только мы с Чарушиным. И я, оказывается, крайне сильно по этому скучала.
– Зуб даю, королеве до конца этой серии отрубят голову, – выпаливает Фильфиневич.
И я, вздрагивая, возвращаюсь в реальность. Не отвожу, а буквально вырываю у Чарушина свой взгляд. Шумно втягивая воздух, неловко ерзаю в кресле, на спинку которого так и не осмелилась опереться.
– Ты переживаешь за ее прическу? – подкалывает Филю Саша.
– Ха-ха-ха, как смешно. Если бы я был таким же мастодонтом в плане стеба, подъебал бы твои девчачьи губки. Но мы эту херню вроде как в школе прошли.
– Масто… кем? – хмурится Георгиев. А когда Фильфиневич начинает ржать, скалится и лупит того подушкой. – Интеллигент хренов! Принц, бля… Надеюсь, женишься ты по итогу на драконе!
Бойка разражается таким гоготом, что меня от неожиданности подбрасывает на месте, так сильно я вздрагиваю.
– Принц – от слова принципы. Родовые, – заявляет Фильфиневич авторитетно. С заметным раздражением, будто тот факт, что вокруг все такие глупые, его бесконечно утомляет. – Так что, блядь, никаких, на хрен, драконов. Ясно? У меня будет самая сюси-пуси зайка. Красивая и покладистая, – описывая избранницу, смачно целует кончики своих пальцев. После наших смешков вздыхает и столь же уверенно добавляет: – Лет через десять, конечно.
– Красивая и покладистая сися-пися? М-м-м, – одобряет Шатохин заочно, выкидывая перед Фильфиневичем большой палец.
