– Кому что! – фыркает Марина.
– Не-е, может, на вид и красивая «сися-пися»… – продолжает глумиться Сашка. – Но по-характеру точно должна быть дракониха! Кто-то же должен взлохматить и выжечь до корней твою гриву!
Новый взрыв хохота быстро спадает, когда Шатохин выступает с советом.
– Филя, не сопротивляйся. Бери дракониху! У нее хотя бы три головы. Менять, если что, можно, хотя бы в игре на тромбоне, – говорит завуалированно, типа соблюдая приличия перед сестрами Чарушина, но делает все, чтобы и так понятно было. С явной провокацией смотрит на Марину. А мне реально кажется, что у нее вот-вот тот самый капюшон кобры раздуется. – Иначе как с одной вытянуть? Даже, блядь, через десять лет? Анрил!
– Дебил ты, – заключает счастливо женатый Бойка и с очевидным превосходством ржет над несогласным с таким диагнозом Тохой.
Да уж… Без пошлых шуточек все-таки не обошлось.
Слишком смущенная, чтобы продолжать это слушать, резко подрываюсь со своего места и начинаю собирать пустую посуду.
– Эй, ты чего подскочила? – замечает Шатохин с очевидным намерением еще сильнее смутить. – Оставь, потом уберем. Или тебе нужно сбежать? – нажимом выделяет первый глагол.
– Тоха, заткнись, – одергивает его Чарушин.
А я, так ничего и не ответив, уношусь на кухню, молясь про себя, чтобы не разбить по дороге посуду. Благо добираюсь вполне успешно. Перевожу дыхание, успокаиваюсь и возвращаюсь только тогда, когда чувствую себя к этому готовой.
Остаток этих посиделок проходит без особых эмоциональных всплесков. Ребята по большей части молчат. Крутят сериал до упора, пока мы – один за другим – не начинаем зевать. Но уезжать домой никто не спешит.
– Все остаются? – спрашивает Чарушин.
Хотя на вопрос это мало похоже. Скорее, констатация.
– Я – да, – откликается первым Бойка.
– И я, – подтверждает свое участие Фильфиневич.
– Канеш, – вставляет Сашка.
– Я сразу сказал, – разводит руками Тоха.
– Ладно, – заключает Артем, прежде чем встать с дивана.
Выпрямившись, замирает. Упирая руки в бедра, вздыхает. В том, как именно он это делает, впервые отчетливо виден весь груз, который осел на его плечи. Мое сердце тотчас отзывается, стремясь разделить его ношу. И едва Артем поднимается, я, наплевав на все, бросаюсь к нему. Обнимаю, прекрасно понимая, что может оттолкнуть. Сейчас меня это не пугает. Я отдаю, не рассчитывая на ответ.
И… Он принимает.
Едва ощутив на спине его горячие ладони, вздрагиваю. А потом тянусь на носочках выше, стискиваю еще крепче и отрывисто выдыхаю ему в шею то, что весь вечер рвалось наружу:
– Я с тобой.
________
*История Кирилла Бойки и Вари: "Хочу тебя испортить/Хочу тебя любить"
*История Тохи и Маринки: "Запрет на тебя"
33
Хочешь со мной?
© Артем Чарушин
Трудно понять, когда именно я вступил в черную полосу. Только этим летом? Или все же в прошлом году? И где, блядь, положенная белая? Моя гребаная жизнь тупо на куски разваливается. Все, что я могу делать – это держать разорвавшуюся массу в одной чертовой куче и ждать до упора, что когда-то все это срастется обратно.
«Я с тобой…»
В очередной раз напоминаю себе, что это временно. Ничего не значит. Лиза слишком добрая. Даже с такими подонками, как я.
– Что сказали? Сегодня операция? – спрашивает, едва я захожу на кухню.
Крайне странно видеть ее здесь по утрам. Каждый раз сердце словно шар раздувается. Долбаный, огромный, горячий и колючий шар. Душит изнутри, моментально смещает центр равновесия и выбивает жгучей волной все мысли из головы.
– Да, сегодня, – глухо отзываюсь, прежде чем сесть за стол.
Зрительный контакт с ней не удается разорвать. Держит, будто цепями. И охвачены они пламенем.
– Я буду молиться, – обещает задушенно.
В другой день посмеялся бы, но сейчас… Сейчас я сам во что угодно готов верить, лишь бы проклятую опухоль получилось удалить.
– Спасибо, – сухо киваю.
Лиза почти сразу же отворачивается к плите. Я успеваю перевести дыхание. И тут же его задержать, когда она подходит к столу, чтобы опустить передо мной тарелку.
– Блинчики, – объявляет чересчур высоким взволнованным голосом. – Сегодня с шоколадной пастой и бананами.
Паруют и наверняка офигенно пахнут. Вот только мой, сука, избирательный нюх улавливает тонкий аромат Дикаркиной кожи.
По телу сходу несется ток.
– С мясом я не успела сделать. Начинка готова, пока ты будешь завтракать, я накручу, и ты сможешь взять с собой в офис, – тарабанит она, заставляя меня охренеть от своей чрезмерной услужливости.
Вскидываю взгляд, вероятно, слишком резко. Она вздрагивает и, вытаращив глаза, замирает.
– Послушай, – говорю как можно, мягче. – Не надо ничего делать, ладно? – выдерживая паузу, пытаюсь понять, как реагирует.
Кажется расстроенной.
– Лиза… – выдыхаю для самого себя неожиданно.
И замираю.
Глаза Дикарки резко приобретают влажный блеск. Не знаю, что именно вызывает у нее слезы. Но, блядь, самого резко и крепко скручивает.
Ловлю за руку. Одновременно переключаем внимание на наши кисти. Изучаем, как нечто неизведанное.
На контрасте с моими, пальцы Лизы выглядят еще тоньше и бледнее. От этой хрупкости внутри меня такая нежность поднимается, захлебываюсь ею.
– Достаточно, – хриплю я, не отрывая взгляда от подрагивающей в моей ладони руки. Держу ее с потрясающей меня самого осторожностью. – Прекрати так суетиться. Ты не обязана мне угождать, ладно? Ты же не прислуга. Ты… – выдыхаю и торможу, чтобы сглотнуть подступивший к горлу ком. Когда удается это сделать, поднимаю взгляд и смотрю Дикарке в глаза. – Ты и так много делаешь.
Видимо, я все-таки сволочь – именно ей спасибо сказать не способен. Да что там
