– Да, спасибо. Этот рейс нам подходит. Положив, трубку, она села рядом с Максимом, обняла его за плечи.
– Мамочка, он так бился… у него были судороги… я все видел. Он выгибался дугой, как будто сошел с ума, пытался сорвать с себя маску прямо под водой, и не мог. Я сначала взял его за руку, но он вырвал руку, он как будто не видел меня, не чувствовал ничего. Его пытались поднять на поверхность четверо мужчин, а он отбивался руками и ногами. Это никакой не сердечный приступ. Что-то другое. Что-то психическое, как будто у него были галлюцинации. Он бился, дрожал, а потом сразу обмяк и стал весь как тряпочный. Он умер там, под водой. Совсем умер, мамочка. Он очень здоровый, сильный, даже не курил. Он арабов в Иерусалиме раскидал, как профессионал…
«Эпилепсия? – подумала Алиса. – При эпилепсии вряд ли человек решился бы нырять с аквалангом. Но если все было именно так, как Максимка рассказывает, это действительно не похоже на сердечный приступ». Уж про болезни сердца Алиса знала почти все. Конечно, всякое бывает в воде, даже с совершенно здоровыми людьми. Но слишком неожиданно. Деннис отлично себя чувствовал, ел с аппетитом, улыбался. Крепкий, сильный, совершенно здоровый сорокалетний мужчина…
– Малыш, в жизни много случается ужасных вещей. – Она гладила Максимку по голове, произносила какие-то глупые утешительные слова, старалась изо всех сил держать себя в руках.
Ей тоже хотелось плакать. От того, что она совсем мало знала этого американца, жалость не убывала, вспухала внутри удушливой, горячей волной, подкатывала к горлу.
Стоял теплый солнечный день, из бассейна слышался веселый плеск, смех, курортная жизнь шла своим чередом. Надо было как-то убить остаток этого ненужного дня. Невыносимо идти на пляж, в ресторан, даже просто гулять па нарядной набережной.
Алиса включила чайник, взяла Максима за плечи, отвела его в ванную, умыла холодной водой, умылась сама.
– Давай-ка, малыш, попьем чайку и будем потихоньку собираться.
И вдруг зазвонил телефон. Алиса вздрогнула. Еще ни разу никто не звонил им в номер.
В трубке молчали.
– Вас не слышно. Перезвоните, – сказала Алиса. Но трубку класть не стали. До нее доносилось тихое чужое дыхание. Самое скверное, что она поняла, кто это молчит и дышит. И сразу перед глазами возник арабский старец в темных очках, легко и молодо сбегающий по трапу.
Когда наконец послышались гудки отбоя, она бросилась вон из номера.
– Максимка, не клади трубку! Я сейчас…
– Мам, ты что?! – Максим такудивился, что даже всхлипывать перестал.
– Потом объясню!
Перед тем как войти в фойе, она замедлила шаг, несколько раз глубоко вздохнула. У стойки администратора стояло трое полицейских.
«Стоп. Это тебе не Россия. Если ты сейчас станешь просить, чтобы выяснили, откуда был звонок, то возникнет столько вопросов, что тебе придется задержаться в этой стране до старости. Да и какой смысл выяснять? Что тебе это даст? Звонили по сотовому либо из городского таксофона…»
Она шагнула к стойке.
– Простите, я хочу предупредить, завтра рано утром мы уезжаем.
– Из какого вы номера, мэм? – вскинула глаза девушка-администратор.
– Из восьмого.
– Но у вас еще осталось пять дней.
– Обстоятельства изменились. Нам… Алиса запнулась, заметив, как внимательно смотрят на нее трое полицейских.
Глава 24
Среди ночи Натан Ефимович проснулся оттого, что вокруг него разговаривали, суетились. В глаза ударил яркий свет фонарика.
– Все, профессор, мы уходим, – сказала Инга, тронув его за плечо, надеюсь, никаких сюрпризов с вашей стороны не будет? Одевайтесь. – Она бросила ему черную хламиду и клетчатый платок. Сама она была одета как бедуинка.
– Опять маскарад? – спросил Натан Ефимович, сладко зевнув.
– Не огорчайтесь, профессор. Есть один приятный сюрприз для вас, произнес мужской голос по-русски.
Бренер оглянулся. У него за спиной сидел на корточках старик-араб с седой бородой. Вглядевшись, Натан Ефимович с трудом узнал Карла.
– Отлично выглядите, партайгеноссе.
– Спасибо, – улыбнулся немец.
Его лицо было освещено фонариком снизу, и улыбка получилась карикатурно-злодейская. Так в старых советских фильмах подсвечивали физиономии актеров, игравших белогвардейцев, фашистов или шпионов, чтобы они выглядели совсем уж свирепо. Карл был фашист-араб лет семидесяти, если не обращать внимания на молодой жадный блеск светло-карих глаз.
– Хватит болтать. Карл, – рявкнула Инга, – нас ждут. Что вы там копаетесь, профессор? – Ее раздражало, что они говорят по-русски. Она не понимала ни слова.
– Надеваю ботинки, фрейлейн. Слушайте, а мне обязательно надо влезать в эту половую тряпку? Вы не могли достать что-нибудь почище? Ведь воняет.
– И должно вонять, – усмехнулась Инга, – вы бедуин. Старый, больной, вонючий бедуин. Сейчас я наложу вам легкий макияж, и будет все окей.
Инга надела ему на голову платок, закрепила обручем и стала бесцеремонно рисовать что-то на его лице. Карл держал фонарь. Натан Ефимович с удивлением заметил, что от нее пахнет спиртным. Такое было впервые.
– Не знаю, кто из нас двоих крепче воняет. Карл, ваша дура еще и наклюкалась на радостях, – сказал он по-русски, – она мне глаз не выколет своим косметическим карандашом?
– Может, – кивнул Карл, – но не спьяну, а от обиды. Она очень ранимая, нежная девочка, совсем не понимает шуток. Так что вам не стоит дразнить ее, профессор.
– А в зеркало можно взглянуть?
– Не советую, – покачал головой немец-бедуин, – это вряд ли доставит вам удовольствие, да и некогда уже.
Бренера усадили в джип между Ингой и Карлом. Двое арабов сидели на переднем сиденье. За рулем молодой, тот, который хорошо говорил на иврите.
Когда джип тронулся, Бренер почувствовал, что разбитый корпус машины тоже маскарад. Внутри отличный, мощный мотор от «Мерседеса» последней модели.
Некоторое время ехали молча. Шоссе оказалось совсем близко. В свете фар вспыхнул первый дорожный указатель. Ашкерон. Значит, они уже у египетской границы. Сейчас будет въезд в сектор Газа. Там патрули. Первые и последние израильские патрули, которые попадутся у них на пути.
– Через несколько минут нас остановят, профессор, – тихо произнес Карл, я хочу спросить: есть необходимость вкалывать вам сейчас снотворное или вы будете вести себя разумно? Учтите, одно слово на контрольном пункте, и вы умрете. Сразу, в ту же секунду. А через несколько часов умрут ваши внуки, ваш сын и невестка.
– Но и вам не поздоровится в таком случае, – заметил Бренер, – в Израиле отменена смертная казнь, однако пожизненное заключение вам будет гарантировано. Если начнете сопротивляться при аресте, вас с удовольствием пристрелят. А что касается внуков и сына, я уверен в их безопасности по одной простой причине: их охраняют очень тщательно, не столько ради спасения их жизней, сколько ради того, чтобы выйти на вас. Стоит кому-то из ваших людей мелькнуть в радиусе нескольких километров, и…
– Вы думаете, мы вас застрелим? – перебил его немец. – Ничего подобного. Инга всадит вам смертельную дозу диплацина. Вы умрете мгновенно; но никто этого не заметит. Более того, вы просто не успеете произнести ни слова. У Инги потрясающее чутье. Вы только захотите открыть рот, а уже будете на том свете. Что касается Тель-Авива, то вынужден вас разочаровать. Никто из моих людей в поле зрения полиции не мелькнет. Все обложено хитрой взрывчаткой. Достаточно нажать кнопку на пульте.
– Ну, положим, ваша пьяная подруга экстрасенсорными способностями не обладает, и сказать солдатам на контрольно-пропускном пункте пару слов я успею. Про Тель-Авив – ерунда. Взрывчатку давно обнаружили. А скорее всего их переселили куда-то.
Помолчав немного, немец печально произнес:
– Мне не нравится ваше настроение, Натан Ефимович. Вероятно, без снотворного не обойтись. Это все-таки лучше, чем яд.
– Ладно, Карл, – поморщился Бренер, – я хочу еще пожить и поработать. Не нервничайте. Буду сидеть тихо.
Через пятнадцать минут джип остановили на контрольно-пропускном пункте перед въездом в сектор Газа. Яркие прожектора били в пыльные стекла.
– Осторожно, господа, – с улыбкой сказал молодой араб, который сидел за рулем, – у нас в машине человек, зараженный пустынной лихорадкой. Приезжали сюда к знахарю, который может вылечить болезнь на последней стадии. Но все без толку. Умирает старик. Вот, возвращаемся домой, в Египет.
Натан Ефимович чувствовал, как Инга у него за спиной, под длинным концом платка, держит наготове шприц. Одно неверное движение – игла войдет под лопатку. А солдатам кажется, что молодая бедуинка нежно обнимает больного старика.
Он почти не сомневался, что шприц наполнен не ядом, а все тем же снотворным. Они рассчитывают на шоковый эффект. Предупредили, что умрет, значит, как минимум несколько минут после укола будет молчать. А потом уснет. Конечно, они стараются не злоупотреблять снотворным. Понимают, как это действует на мозги. Но если он вякнет, кольнут в ту же секунду. И черт их знает, может, правда всадят диплацин. Диплацин блокирует проведение импульсов в нервно-мышечных санапсах. А проще говоря, прекращает работу сердечной мышцы. Моментальная остановка сердца.
