А вы, девушка, что так рот разинули? Ничего не понятно? Ничего? Ровным счетом? Совершенно? Ни-ни? Нисколечко? Вовсе? Правда? Ну, миленькая вы моя! Лю-лю! Ну ладно, ладно, не обижайся, девка! Что тебе обижаться! С такими-то ногами! С такой-то вирзохой! Ну вот, обиделась, ушла, вот что значит, когда человек не понимает, когда его хвалят, уважают. И не понимает, за что его хвалят и уважают. А за что же еще хвалить? Ну не за разинутый же рот, Господи, не за разинутый же рот, куда ворона может залететь, честное слово!
А вы что там шебуршитесь? Вши вас там заели, что ли?
О! Жму вашу руку! Вы меня отлично поняли! Наливаю вам стакан! Пейте, мой дорогой. Выпьем с вами! Оп-ля! Прекрасно!
Вы говорите, что здесь и понимать-то нечего? Конечно, нечего! Чего уж тут понимать, когда все понятно!
Меня извинят, что несколько суховатым языком рассказываю неприглядные верхоглядства, но не сердитесь. Я любил бы театр, если б там никого не было, в особенности актеров.
Что вы знаете о скипидаре? Что я раньше знал о скипидаре? Раньше я ничего не знал о скипидаре, разве что его можно намазать кошке под хвост и она будет бегать как рехнувшаяся. Но постепенно, учась и оканчивая, овладевая и распухая от знаний, все больше и больше возвышаясь от чрезмерных знаний и навыков, почуяв в себе ученость, я понял, что эта драгоценная жидкость идет на более важные дела и употребленье его под хвост бедной кошке пустяк в сравнении с его настоящим назначением. Я теперь уже знаю, что им разводят краски, им можно снять красочное пятно с ткани, пока краска не высохла. А раньше что я знал? Ничего! Однажды в крупном обществе я сказал прямо и открыто: «Вы о нем ничего не знаете! Вы знаете лишь только то, что некогда знал раньше я. Но сейчас я знаю гораздо больше, и кошке под хвост — это еще не все!» Как мне показалось, я произвел эффект потрясающий! Многие были поражены. Многие упали от восторга. Многие испортили воздух от чрезмерного удивления. Многие встали. Многие сели. Многие вышли. Почти все вышли. Остались двое. Остальным, видимо, было неинтересно. Потом вышли и эти. Я остался один. Один-одинешенек стоял я со своими новыми знаниями после потрясающего эффекта.
Теперь, если я что и знаю, то делаю вид, что я ничего не знаю, чтобы не попасть еще раз в такое неловкое, тяжелое, некрасивое, безобразное, неприятное положение.
А сейчас для отдыха заглянем на пир.
О! Тут весело! Тут очень весело! Тря-ля! Тра-ля! Тру-лю! Тру-лю! Все радуются и пожирают крупные помидоры.
Каждый помидор — дыня.
Каждый помидор — арбуз.
Каждый из гостей — выдающийся.
Каждый из гостей — потрясающий.
Каждый из гостей — великолепный.
Каждый из гостей — неповторимый.
Каждый из гостей — круглый.
Поют! Играют! Пляшут! Живо! Одни пляшут с одними, другие — с другими, другие с одними. Поют вовсю:
Помидоры! Помидоры!Помидоры! Помидоры!
Потом едят суп с котом. Мы в этом мероприятии не участвуем, продолжаем веселую песню про помидоры.
Ну вот и побывали на великолепном вечере и довольны. Отдохнем от веселья лежа.
Легли? Полежали? Встали. Сели. Посидели. И опять легли. А куда нам спешить? Можно подумать, пожар где-нибудь. Когда спешишь, ничего хорошего не получится, это вы, наверно, и без меня знаете. Пожалуйста, не подумайте, что я поставил своей целью поучать и морализовать. Вовсе нет. Просто мы рассматриваем некоторые явления, не делая обобщений, раздумываем, углубляемся, где не грех, — посмеемся и взгрустнем и отдохнем от тяжести переживаний, и все такое прочее.
Большое внимание я уделял отдыху. И понятно, я воспитываю в вас бодрость духа, крепкое здоровье, железное нервное спокойствие. Ибо мне нужен здоровый читатель, а не какой-нибудь хлюпик. Слово «воспитываю» не понимайте буквально, будто я собираюсь перевоспитывать, ничего такого я делать не собираюсь, возиться с вами не могу, мне нужно самого себя воспитывать.
Но в то же время, беспрерывно со мной отдыхая, вы начинаете полнеть, наливаться здоровьем, хохотать, спать, бодреть. А если вы и до того были бодры, то и слава богу! Кто говорит, что это плохо? Боже мой, никто и не говорит.
Могут сказать, что я начинаю утомлять некоторым однообразием. Во-первых, к вашему сведению, тут никакого однообразия нет. А во-вторых, как вы можете мне это говорить, сталкиваясь с однообразием везде и всюду? Можно подумать, много встречаете таких писателей, и вам, видите ли, они уже наскучили. Чепуха! Я с удовольствием буду продолжать свое шествие по страницам. А если вздумаете мешать — отойдите лучше в сторонку. ОТДОХНИТЕ. А потом с новыми силами продолжайте чтение дальше. Ради смеха расскажу раз, два, три, четыре…
Во время урока физкультуры, подтягиваясь на турнике, издал странный звук. Сошел, пригнул голову, пришибленный и несчастный. Совершенно напрасно. На его месте я бы сказал: «Вы слышали? Еще хотите услышать? Сейчас попробую. Не получается! Вот досада! Никто мне не поможет?»
За столом издал странный звук. На рядом дремавшего пьяного произвело неожиданное впечатление. Он встал и сказал: «В чем дело?»
Друг сказал другу: «Привет!» И хлопнул по животу. В результате странный звук.
За столом в культурной семье издавали странные звуки всей семьей. И там никто не называл эти звуки странными. Они считали неестественным не делать этого. Хозяин начинал музыку, поддерживала его жена и отчаянно тарахтели дети. Я был у них в гостях. Они умилили меня. Они сказали: «На других мы производим более неприятное впечатление».
Фотокросс с мотоциклом. Кросс по кругу. Все бегут за мотоциклами. У каждого бегущего — три фотоаппарата. По условию. Самое интересное начинается, когда становится непонятно, кто за кем бежит и зачем вообще это нужно.
Зрелище прекрасное. Вид необычный. Все кричат.
Некоторые бросают фотоаппараты. Очко. Некоторые бросают по два — два очка. Иные три — три очка. Четыре очка — не бывает. В связи с фотоаппаратами. Только три. Но не четыре. Чем больше очков, тем лучше. Или хуже. Не в этом дело. Очки идут. Мотоциклы стучат. Все довольно мило.
Потом люди расходятся группами. Спорят. Хихикают. Бьют друг друга по морде. Крик. Ругань. Группы.
И все от чего?
Оттого все, что кросс фото-мото, и все.
И перейдем плавно и пластично к следующей теме, не менее важной и серьезной, с точки зрения людей порядочных, к которым мы относимся.
МОЧАЛКА! Сколько в этом слове для людей всех поколений и всех национальностей совпало!
По-русски — мочалка!
По-украински — вихотка!
По-азербайджански, по-индийски, по-немецки, по-английски, французски, аварски, венгерски, чешски, польски, старославянски, чеченски, шведски, норвежски, татарски, еврейски, фински, японски, афгански, таджикски, албански, хорватски, китайски…
Прошу при печатании не пропустить ни одну страну, ни один на земле язык, дабы слово МОЧАЛКА звучало на всех языках мира как символ дружбы, символ сближения всех народов земли, всех национальностей, как больших, так и малых, независимо от их принадлежности к любой партии, вероисповедания и шатания в любую сторон)'. Я приветствую на этих страницах все народы, весь мир, всех людей, и тех и этих, и других, и разных.
Так. Очень хорошо. Отлично! А теперь пожмем друг другу руки и взглянем в девичьи лица и пойдем всей землей в баню. И будем мыться.
— Потрите мне спину мочалкой!
— Мочалку потеряли?
— Катитесь вы со своей мочалкой к… матери!
Ну и покатимся. Дальше. По этим страницам. Помылись и покатились. Теперь мы с вами «господа чистые!». А что бы мы без мочалки делали? Терли бы вас, нас, их, них, всех тряпками, пемзами, зазгами (слово случайно подвернулось!), дохлыми кошками, конским навозом, собачьими хвостами, электрической лампочкой, обложкой от книжки Вильяма Козлова (заметьте, я увековечил имя своего друга, приятеля, товарища, писателя!), табуреткой, доской, собачьим хвостом (не важно, что второй раз, не один же раз мыться в жизни!), кордебалетом, шкафом, утюгом, ежом, да мало ли чем терли бы мы, и вы, и они, и все, и другие, не будь этой самой мочалки. В крайнем случае терлись бы тряпками, ненужными старыми трусами — но разве это хорошо, удобно? И назвали ее немолчалкой, потому что она не молчит, звучит на весь мир и сближает народы и смывает грязь…
Ну у нас тут и кроме мочалки есть о чем поговорить, уж я вас доконаю, милые мои, дорогие мои (повторяюсь, и хрен с ним!), и редким даром красноречия и выдающейся нудностью, и несравненным оптимизмом, и средними ругательствами (но это я постараюсь исправить!)…
А теперь выпьем!
— Вы сколько можете выпить?
— А вы?
— Я сколько могу, столько и могу!
— А я вообще не могу (в смысле болезни).
— А я свою бочку выпил. Каждому своя бочка уготовлена. Можешь вначале выпить, а можешь — в конце. Раньше не пил, потом выпьешь. Никуда она не денется. Раньше выпил — дело хуже. Есть, правда, и такие: свою бочку выпьют да и чужую, как говорится, опрокинут. У меня был один приятель — так он, чтобы не соврать, штук десять чужих бочек выпил, не считая своей, одиннадцатой. Бывает, правда, ни одной бочки не выпивают, бывает, свою недопивают, бывает, полбочки выпивают. Остальную половину можно приятелю отдать, поделиться с приятелем не грех. Хуже, когда пьют тайком от друзей, от приятелей. Это уже свинство форменное. Пить нужно вместе. Собираться и пить. Кодлом. Женщины подобное кодло украшают, как цветы быдло. Ну, выпили! Оп! Есть! Селедочкой. Огурчиком. Миногой… Судак под маринадом. Корочка с солью… Рукавом. Носком. Ботинком. Красной икрой. Черной. Не важно чем. Сыром зеленым… По второй! Оп! Водка! Наша! Русская! Можно пивом запить. Кто как хочет. У каждого свои привычки. Я, к примеру, водой запиваю. У меня много общего с этим, как его… Сократом. Как до нас, до меня, до всех дошло из тех времен, он водой запивал. Заметьте, я все выдумал специально, чтобы меня считали умным человеком. Я могу это доказать, приложив ниже трактат о том, кому можно подсаживаться к нам, когда мы выпиваем.
