сделал выводы?
— Знаешь, как это неудивительно… он, кажется действительно не вор. Трудно поверить, но, говорят, с немцами это бывает.
Папа́ хмыкнул.
— Правда, есть проблема с гороховым супом. Видимо, испортились какие-то компоненты. Но не думаю, что умышленное мучительство. Может быть, стоит вообще выкинуть его из рациона, если у него сырьё портится. Я бы посоветовался с каким-нибудь хорошим врачом. Хоть с Пироговым.
— Про лимоны тебе тоже Пирогов рассказал? — спросил царь.
— Нет. Это из того же источника, откуда я знаю про пенициллин.
И Саша перевёл взгляд на дядю Костю.
— Кстати, как там твой Никола?
— Бегает, проказничает, не кашляет вообще! Я тебе по гроб жизни благодарен!
— А Ростовцев как? — обратился Саша к царю.
— Работает, — буркнул папа́.
— А в декабре хоронить собирались, — заметил Саша.
— А что там про лимоны? — спросил дядя Костя.
— Сашка считает, что их надо включить в меню Алексеевского равелина, потому что они защищают от цинги. Ты когда-нибудь слышал такое?
— Да, слышал, — кивнул Константин Николаевич. — Только не про тюрьму, а про флот. Лимоны входят в рацион английских моряков. За что их зовут «лимонниками». У англичан это переняли голландцы. А у голландцев — Петр Великий. Вот теперь знаю, почему лимоны.
— То есть Сашка прав? — спросил царь.
— Скорее всего, — согласился дядя Костя.
И Саша посмотрел на него с благодарностью.
— Квашеная капуста могла бы их заменить, — продолжил Саша. — Она дешевле. Но портится, так что я бы продолжал традиции Петра Первого. И не только в Алексеевском равелине. Везде. В том числе в уголовных тюрьмах. Не поверю, что цинга там не проблема.
— Это довольно дорого, — возразил царь.
— Лечить дороже, — заметил Саша. — И часть можно спихнуть на благотворительность. Просто дать предписание Попечительному о тюрьмах обществу. Закупку лимонов для Петропавловки могу взять на себя. Не то, чтобы это дорого.
— Понимаю твоё желание поддержать единомышленников, — усмехнулся папа́.
— Единомышленников? Я не собираюсь покончить самоубийством.
— Самоубийством?
— Ну, они же хотели извести царскую фамилию.
— Там и сверх того много интересного, — анонсировал папа́.
— И в чём я с ними совпадаю? — поинтересовался Саша.
— Узнаешь в своё время, — пообещал царь. — Тебе даже придётся ответить на несколько вопросов.
— Хоть сейчас.
— Всему своё время.
И не торопясь просмотрел отчёт до конца.
— Надо же, меньше ста страниц, — усмехнулся он.
— Я стремился быть максимально лаконичным, — объяснил Саша.
— А про допуск защитников на следствие ты откуда вычитал?
— Шестая поправка к Конституции США, — отчеканил Саша. — Билль о правах.
— Понятно, — хмыкнул царь. — Конституция США! Она у тебя вместо Библии.
— In God we trust, — процитировал Саша.
— Гимн Североамериканских штатов?
— Надпись на двадцатидолларовой купюре.
— Видел во сне?
— Да.
Царь вздохнул.
— Билль о правах — это 1791 год, если не ошибаюсь, — продолжил Саша. — Почти семьдесят лет прошло. Там, правда, не прямо про предварительное следствие, но сказано «во всех случаях уголовного преследования». А предварительное расследование — первая стадия уголовного процесса по законам США.
— Не для нас, — отрезал папа́.
— Почему? Профессиональные юристы писали. Чем мы хуже? И я предлагаю в порядке эксперимента, а не для всех сразу и везде. Пока в одном процессе. Герцен будет в восторге, несмотря на Петропавловку.
— Вот на кого ты оглядываешься! — заметил папа́.
— На него нельзя не оглядываться, он выражает не только своё мнение, но позицию определённой социальной группы, боюсь, что большой. Если ли уж у нас в Киевском университете открываются заговоры…
Царь задумался.
— Даже в том смешном процессе, когда за убийство ребёнка в колыбели осудили свинью, у последней, между прочим, был адвокат, — продолжил Саша. — Это вообще средневековая Европа. Наши люди, что, хуже свиней?
— Сашка! — осадил папа́. — Число прочитанных тобою книг ещё не делает тебя юристом.
— Значит придётся сдавать экстерном курс Училища правоведения.
Царь вздохнул.
— Будет тебе преподаватель.
— Заранее спасибо!
— Сашка! — сказал царь. — Харьковские заговорщики должны выдать сообщников. А ты что сделал? Разносолами их накормил! Ты бы ещё шампанское им передал!
— Вино там разрешено по праздникам.
— Не для тех, кто запирается.
— Молчат да?
— Не все, но есть такие. У того арестанта, с которым ты отобедал, какой был номер? И не ври, что не помнишь!
— Я помню даже имя. Он ни в чём не виноват. Разделить с ним обед было моим желанием.
— Я не для этого спрашиваю.
— Муравский Митрофан Данилович, — сказал Саша.
— Ты видел его во сне?
— Нет. Вообще впервые услышал это имя.
— Муравский запирается. А он там один из главарей.
— Откуда это известно?
— Из других показаний.
— Да, он не трус. А можно мне дело посмотреть?
— Ты уже спрашивал.
— Папа́, — поинтересовался Саша, — правильно ли я понял, что ты приказал их пытать, а я этому помешал?
— Ты что себе позволяешь?
— Я где-то читал или слышал, что пытки у нас запрещены.
— Какие пытки? На дыбу их кто-то поднимал?
— Голод, болезни и одиночное заключение работают не хуже. То, что никто не использовал инновационные методы вроде испанских сапог и железной девы ещё не говорит, что их не пытали.
— Саша! Тюрьма — это не императорский приём в Зимнем!
— Я им заказал французский сыр? Панна-коту? Осетра?
— Мандарины, — усмехнулся царь.
— Без мандаринов можно было обойтись и ограничиться лимонами, — согласился Саша. — Но это не было бы угощение от великого князя, и уж Герцен-то прошёлся бы по этому поводу. Приехал русский принц в каземат и привёз с собой для несчастных лимоны, курагу, изюм, орехи и квашеную капусту.
— И шоколад, — добавил царь.
— Да, и немного шоколада, — кивнул Саша.
— Швейцарского! Прямо из Лозанны.
— Ну, я же не виноват, что нашего такого нет. Нужны были плитки, чтобы долго хранились. Да и кто им там будет жидкий шоколад заваривать?
— Ты купил им восемь пудов еды! — воскликнул царь. — Восемь!
— Их двадцать человек и это минимум на месяц. Я, конечно, не вполне адекватно оценил ситуацию, но, надеюсь, ничего не пропадёт. Мандельштерн отчитался про восемь пудов?
— Да.
— Ну, я же говорю, что он честный. Можно мне его отчёт почитать? Что он там обо мне пишет?
— Нет! Тебе это читать строго противопоказано.
— Упрекает меня за ревизию, которую я ему устроил? Да, я не обидчивый. Устроил, чего уж!
— Нет, — сказал царь. — Не поэтому. Саша, с этой минуты все траты наличных денег только с разрешения Гогеля. Пока ты всё не роздал.
— Когда я всё раздавал? Я сначала вкладываю в дело, а потом уже раздаю. И потратил копейки. Осталось девять десятых.
— Я всё сказал.
— Но я им обещал купить одеяла и книги! — признался Саша. — Мне бы не хотелось нарушить слово.
— Не надо было его
