давать.
И царь пригласил садится за стол.
— Мне только воды, простой воды, больше ничего, — сказал Саша лакею.
— Ты что голодаешь? — спросил папа́.
— Нет, просто французская кухня несовместима с остатками горохового супа из Петропавловки.
— Тебя никто не просил.
— Так я и не жалуюсь.
— Ты там критикуешь одиночное заключение, — заметил царь. — А о Пенсильванской системе не слышал?
«Угу! — подумал Саша. — А в Америке негров линчуют».
— Разумеется, слышал, — вслух сказал Саша. — Одиночные камеры, полное молчание и исключительно духовное чтение. Мерзкая отвратительная вещь. Хорошо, что до нас не доехала в первозданном виде. Заключённые массово сходят с ума, потому что общение для человека — такая же потребность, как воздух, еда и питьё. Если мне нравится американская конституция, отсюда ещё не следует, что я готов принять скопом и все их гадости.
Папа́ усмехнулся.
— Был эксперимент в Оберне в штате Нью-Йорк, — продолжил Саша. — Лет примерно сорок назад. Там построили новую тюрьму и решили испытать пенсильванскую систему. Папа́, ты знаешь к чему это привело?
— Возможно, слышал. Но продолжай.
— Один из заключённых, когда его выводили из камеры, бросился в лестничный проём и чуть не разбился насмерть. Другой бился головой об стену, пока не выбил себе глаз. У многих появились признаки сумасшествия. Так что губернатор, посетивший тюрьму через два года после её открытия, посмотрев на это, просто тут же всех помиловал.
Папа́ промолчал и принялся за суп. Явно не гороховый. Судя по божественному запаху сыра, луковый скорее всего.
— Можно им разрешить переписку? — спросил Саша.
— Тем, кто даёт показания, — отрезал отец.
И дядя Костя перевёл разговор на концерты в Павловском вокзале.
— Чудо! Оба раза были там с жинкой и удивительно жуировали.
— Я тоже там был, — кивнул Никса.
— Саша, тебе обязательно надо там побывать, — продолжил дядя Костя. — Ты же любишь хорошую музыку.
— Не могу как-то, пока они в крепости.
— Саша! — усмехнулся Константин Николаевич. — Всегда кто-нибудь в крепости, и по большей части заслуженно.
— Мне надо убедиться в том, что заслуженно. Тогда конечно. Нет вопросов. Поеду в Павловск слушать Штрауса.
— Саша, уймись! — сказал отец.
— Кстати, — улыбнулся Константин Николаевич, — мы берём твои с Путиловым пишущие машинки. Пока дюжину.
— Здорово! — восхитился Саша. — Для Адмиралтейства?
— Да.
— Нужны курсы для машинисток, — заметил Саша. — Можно будет в Адмиралтействе сделать?
— Да, только для гардемаринов, уж извини, — улыбнулся дядя Костя.
— Ладно, — вдохнул Саша. — Надо же с чего-то начинать.
Десятипальцевого метода он не знал. Насколько сложно его разработать?
Тем временем папа́ ещё раз пробегал глазами отчёт.
— Костя, надеюсь у тебя будут печатные машинки с полным набором букв, — заметил он.
— Да, — кивнул Константин Николаевич, — с ятями, конечно.
— Сашка до сих пор игнорирует, — поморщился папа́.
— Во-от, — протянул Саша, — ты даже не сразу заметил.
— Заметил, — возразил царь. — Но были вещи важнее.
— Папа́, я обещал Путилову вложить в машинки две тысячи рублей. Мне нужно у Гогеля разрешение спрашивать или можно сразу у тебя?
— Вкладывай, — разрешил отец.
— Письмо, наверное, нужно для Гогеля? — предположил Саша.
— Я ему скажу.
После семейного обеда Саша спустился проводить дядю Костю до кареты.
— Всё-таки самодержавие… — шепнул он Константину Николаевичу.
— Сашка! — осадил дядя Костя. — Только не продолжай!
И они обнялись на прощание.
1860-й год был високосным, так что понедельник приходился на 29 февраля. Было по-прежнему холодно и вьюжно.
Вечером, после уроков, Саша сел за письмо к Пирогову.
'Любезнейший Николай Иванович!
Я был в Петропавловской крепости. Студенты ваши там. Живы, выглядят нормально. Кормят их сносно, и я ещё докупил некоторое количество еды. В том числе лимоны. Я где-то читал, что они помогают от цинги. И дядя Костя подтвердил, что Пётр Великий включил их в рацион моряков по примеру голландцев.
Арестантам дают гороховый суп, после которого у меня начались некоторые проблемы с пищеварением.
Наверное, я смогу добиться того, чтобы его убрали из меню, но боюсь сделать хуже. Насколько он там необходим?
Материалы дела мне отец пока не даёт, так что ничего не знаю о ходе следствия.
Сделаю, что смогу.
Если у вас есть новости, пишите'.
В пятницу 4 марта пришло письмо от Пирогова, через Елену Павловну, и это был ответ на предыдущее Сашино письмо.
'Ваше Императорское Высочество!
В Киеве арестовано девять студентов: Бекман, Муравский, Португалов, Тишинский, Левченко, Юкельзон, Ефименко, Зеленский и Россинский.
Португалов, наш, с медицинского факультета, и с декабря держал выпускные экзамены, но закончить ему не дали.
Остальные, в основном, юристы.
Но это не все. Были арестования в Харькове и Херсоне. Я не о всех знаю.
Началась история со студента Харьковского университета Петра Завадского, который служил домашним учителем у помещика Михаила Гаршина. Дело в том, что супруга Гаршина бросила семью и двоих детей и сбежала от мужа с Завадским, взяв с собой только младшего сына Всеволода пяти лет.
Гаршин и написал письмо в полицию, где рассказал о причастности любовника жены к тайному революционному обществу.
Михаил Гаршин психически болен (говорят: циркулярный психоз, который ещё называют «помешательством в двух формах»). Бегство жены вызвало обострение болезни, что и привело к доносу. Дело в том, что до сих пор он имел репутацию очень доброго, даже чрезмерно доброго человека. Отставной кирасирский офицер, Гаршин, по слухам никогда не порол солдат.
Но во время обыска у Завадского нашли документы, которые подтвердили изложенное в донесении'.
«Вот и Всеволод Гаршин нашёлся», — подумал Саша.
Циркулярный психоз — это, вроде маниакально-депрессивный, он же биполярное расстройство. Интересно в какой фазе Гаршин писал донос: в маниакальной или депрессивной.
Можно, конечно, понять взбешённого мужа.
Но можно понять и беглую жену: жить с психически больным врагу не пожелаешь, даже если в периоды ремиссии он добрейшей души человек.
Тот случай, когда всех можно понять, у всех своя правда, а вместе получается античная трагедия.
Остро хотелось привлечь Балинского в качестве эксперта. Впрочем, чем он поможет? Арестовали, очевидно, на основании найденных бумаг, а не доноса безумного помещика.
Так один разгневанный муж погубил двадцать человек, думая, что мстит одному.
В субботу 5-го марта прибыли коньки Никсы, и вечером они пошли кататься. Таврический каток и не думал таять. Минус шесть градусов. Снег еле разгребли после метели, и сугробы выросли выше человеческого роста.
У Николая получилось не сразу и его приходилось периодически поддерживать. Но он был каким-то лёгким, что твои мандарины. Впрочем, брат всегда был худощав.
А в воскресенье пришёл очередной номер «Колокола».
Принёс его Никса и положил на стол к Саше с такой торжественностью, что в содержании не приходилось сомневаться.
— И что
