Наша начальница в домоуправлении невозмутима:
— Ну и что — лежанка истлела! Вы телевизор смотрите? Видите: вся страна прогнила. Что мы можем?
У нее как бы вообще отсутствие лица при наличии всех черт. Неужели я схожу с ума?
При этом все домоуправление давно (лет уж семь) в моих картинах! Они и рамки нашли… А ведь все эти мои ангелы и светящиеся лилии не сделали работников ЖЭКа лучше! Так зачем я их пишу-то?! Но с другой стороны… может, меня бы матом вообще посылали без моих картин-то?
— Ну куда еще обратиться?
— В слесарный цех — к Болотову, — советуют все соседи.
Звоню Болотову. А он еще более невозмутим, чем наша домоуправша:
— Мы тут ни при чем. Водоканал сейчас это должен делать. А они, говорят, все средства разворовали.
— Я завтра встречаюсь с губернатором — юбилей областной премии по литературе. Что мне сказать ему: так и так — все разворовали?
— А где вы, писатели, раньше были — вот о чем надо было писать! О канализации!
— Я к вам обращаюсь не как писательница, а как жительница города.
Уже в который раз спорю с Бродским: ворюги не милей, чем кровопийцы! Ворюги становятся убийцами, потому что лишают нас средств к жизни. Оба хуже…
— Слава, давай писать ради денег детектив?!
— Или фэнтези.
Я представила, как мы пишем то, что не хочется, и от этого ууужаса еще сильнее тянет повеситься.
Но ведь нужно, нужно купить какое-то жилье без запаха!
На всякий случай здесь пишу письмо дочерям: “Девочки, я вас любила!”
Звоню в администрацию Свердловского района. Представляюсь. В ответ усатый голос ни за что не соглашается назвать свою фамилию. Ладно, начинаю рассказывать про наши мучения.
— Ну и что — запах, подумаешь, — отвечает мне аноним.
— Как это “ну и что”! — задыхаюсь я. — У вас дома пахнет?
— Пахнет.
— Дайте адрес — я проверю и напишу о том, как вы лгали мне.
— Вы чего хотите: помощи или проверять меня?
— Так вы же мне отказали в помощи!
— А вы Болотову звонили?
— Конечно, но он говорит, что этим занимается водоканал, а водоканал, дескать, все разворовал.
— Ну вот видите. Я-то чем могу помочь?
— А зачем тогда вы там вообще сидите — зарплату за что получаете?
Он в ответ матерно мне отвечает, но я не хочу здесь приводить эти слова, совершенно непечатные, поэтому заменяю их народным выражением, которое по смыслу примерно передает то же самое:
“Бывают в жизни злые шутки”, —
сказал петух, слезая с утки…
Позвонила Белла: ну поживите какое-то время у друзей, у вас же есть друзья.
— Белла! Что ты говоришь! Это все равно что пожить у тебя! Мы же будем чайник ставить — есть, пить, стирать, звонить по телефону… На компьютере работать. Ты через три дня что скажешь?!
Ночью показалось, что Бог оставил меня: я долго обдумывала, как расположиться у раковины, чтоб порезать вены… А может, лучше сесть рядом с душем? Нина, что ты! Литература нужна! Вон испанцы собираются 66 млн. евро потратить на празднование юбилея Дон Кихота!!!
К утру я почувствовала, что Он снова со мной, а бесы отступили…
22 декабря. Написала электронное письмо в мэрию.
Адрес мне дала НН. На той неделе она приглашала меня в гости, чтоб рассказать сюжет для рассказа “Стокгольмский синдром” — как раз тоже об аварии канализации. Там в конце она уже жалела инженера, который три месяца не хотел прийти и посмотреть, в чем дело. (“А вы знаете, что у меня зарплата всего шесть тысяч?” — “А вы знаете, что у меня — доцента — зар-плата всего три тысячи?” — отвечала ему НН.) НН в конце концов сама пошла по этажам, нашла виновника протечки и тоже пожалела (за бедность — людям просто не на что сменить трубы)… Поэтому такое название у сюжета: “Стокгольмский синдром”.
23 декабря. Сейчас пойду на встречу с губернатором. Беру “Новый мир”-7 с пьесой нашей и свою лучшую картину “Древо жизни”. Хочу подарить и сказать, что я так любила жизнь, но вот веду борьбу не на жизнь, а на смерть… Слава против того, чтоб я уносила лучшую картину:
— Возьми ангела или петушка!
А я все же хочу подарить губернатору “Древо жизни”, чтоб взамен получить право на жизнь — помощь!
Смотрю в зеркало: губы у меня — цвета “Нового мира”. Крашу.
Господи, помоги мне поговорить с губернатором о спасении!!! Прошу Тебя горячо-горячо!!! Горячее некуда!!!
Кондукторша в троллейбусе бормочет себе под нос: “У Путина ничего не получается, но все равно сердце-то у него доброе…”
А я думаю, что сердца у наших чиновников уже каменные. Но в Евангелии написано, что Бог из камней может сделать детей Авраамовых. Господи, преврати наших чиновников обратно в людей!!! Прошу Тебя горячо-горячо!!! Горячее некуда!!!
………..Пишу вечером. Губернатора там не было вообще. И картину “Древо жизни” я подарила Н. Э., которая выдвинула нас в свое время на областную премию. Сейчас она на пенсии, но полна служения: кого-то провела в буфет, кому-то показала, где зеркало.
Я встретила замгубернатора — Татьяну Ивановну Марголину. Господи, как я бросилась к ней и, прижимая к ее груди “Новый мир”, стала рассказывать про свою беду! Она, ангел мой, пообещала помочь. И я в последнем отчаянном порыве произнесла:
— Если поможете — всю жизнь буду молиться за вас.
Ко мне подошел фотограф К.:
— Нина, ты мне так нужна! Я сейчас делаю серию “Письма Путину”. Ты ведь часто пишешь ему — в защиту НТВ, Пасько и так далее! Я видел в фильме.
— Слушай, мне сейчас не до этого, у нас канализацию прорвало.
— Вся страна так живет.
— Нет, Валера, у нас говорят, что сделать ничего нельзя уже…
— Как так? Над Чернобылем сделали навес, а тут всего лишь канализация… — И вдруг счастливо добавил: — Я живу на Компросе, под нами банк, так он как заехал, нам всем в подъезде поменял все трубы на металлопластику… Чтоб мы его не затопили.
Везет же людям!
Там раздавали журнал по архитектуре Перми — хорошие корочки, обычно я букеты на таких пишу. Но ведь жизнь заканчивается, какие букеты, Нина! А вдруг — не заканчивается? Вдруг Татьяна Ивановна поможет! На всякий случай беру один журнал.
На фуршете Татьяна Ивановна сама подошла ко мне. Я сказала:
— Бродский говорил: лучшее, что есть у нации, — язык нации, а лучшее, что есть в языке, — литература на этом языке. И вот, занимаясь лучшим делом в жизни, мы так оказались несчастны — что я жить не могу!
— Нина, я помогу, помогу!
Но… все вокруг говорят, что на днях ее переводят на другую должность.
Я ночь не спала, день ни крошки в рот не брала, в таком стрессе выпила шампанского и отключилась. Как добралась до дома, совершенно не помню…
24 декабря. Господи, благодарю Тебя горячо-горячо!!! Горячее некуда!!! Сегодня живем. Запаха нет! Вчера приезжала аварийка. Залили подвал хлоркой. Надолго ли этот отдых от запаха?
Но если жить одним днем, то уже можно жить! Да, можно!!!
А еще два дня тому назад в таком предсмертном ужасе я выбрасывала свои рукописи, книги, альбомы, открытки, незаконченные картины, чтоб без меня девочкам не выносить эту тяжесть на мусорку. Всякие альбомчики Местровича, Головина, а еще — архив, приготовленный для милого Колбаса (думала, что с ним уже не успею встретиться).
И так было жаль, что уже не успею написать чудесную картину “Ангел, спасающий петуха от лисы”, где по голубому фону белые ноженьки ангела бы так условно-прекрасно-трогательными были…
Начали обсуждать со Славой сюжет коммерческой книги.
О мальчике, который рос без отца, мечтал воскресить его (рано умершего). Стал ученым, собрал атомы, но… отец оказался какой-то не такой!!!!! А ведь под руку лезут всякие:
— Воскресите Ленина-Сталина!
— Гитлера воскресите нам! — Эти сразу чеки суют.
Но все должно закончиться хорошо (победой — как там? — Оранжевых добрых скал или чего… Господи, какие Оранжевые скалы, какая тоска — описывать эти выдуманные отроги добрых скал-долин!).
Агния: “Мама, ты специально оделась, как святая Ксения: в алое-зеленое?” Я смотрю: футболка зеленая, юбка алая. Видимо, подсознание спасает меня.
