Они приходили еще дважды. Один раз — в надежде, что мы передумаем. Мы не передумали. Тем более, что на самом деле смысл всей этой затеи был вовсе не в охране квартир, а в охране стоящих под нашими окнами машин . Второй раз — за деньгами для оплаты ключей. Деньги взяли не без некоторой брезгливости: “вы же отказались участвовать” (подразумевая, что таким, как мы, здесь не место). Но потенциальная возможность гражданских отношений строится на уважении прав другого быть другим, оставаясь гражданином . Сосед выходит гулять с чудовищным бультерьером, а соседка и в слякоть ходит в норковом манто до пят. Кто-то имеет много денег, а кто-то роется в мусорном ящике под моим окном. Я не могу позволить себе публично и в лицо выражать свое отношение к этим людям. Потому что каждый имеет право быть богатым, или бедным, или просто экстравагантным. Но на уровне гражданских отношений никто не может требовать от меня платить за ненужную мне услугу.
Замечу, что без сообщества граждан, будь то обитатели одного дома, квартала, деревни, невозможно никакое местное самоуправление — а ведь оно, как известно, считается важнейшим институтом гражданского общества. Но сообщество граждан не может строиться на основании нравов подворотни. А это ведет нас к нехитрому умозаключению: в отсутствие необходимых институтов общество и впредь будет делиться на “своих” и “чужих”, то есть жить по законам стаи .
Аномия, то есть отсутствие внутренних представлений о социальной норме, в пределе и превращает общество в стаю. Там, как известно, тоже есть законы — но свои: это право сильного — а в нашем случае, видимо, право богатого . Или бандита. Точнее сказать, богатого бандита, который презирает всякие права.
Вот и приехали.
Бандиты были всегда и везде, скажете вы. Верно. Но социум сам ставил их вне закона: моральное осуждение воровства и насилия наличествовало вне зависимости от того, насколько успешно в каждом отдельном случае действовало государство. Если же общество в целом находится в состоянии аномии, то есть явного размывания всех представлений о социальных нормах, то исчезают даже примитивные возможности социальной саморегуляции.
Замечательно интересный пример аномичного поведения, рассматриваемого субъектом как залог если не жизненного успеха, то хотя бы приемлемого уровня выживания, находим в работе саратовского социолога В. Г. Виноградского “Оружие слабых” (“Социологический журнал”, 1999, № 3/4). Автор приводит (видимо, все же в своей обработке) текст социологического интервью с женщиной, благополучие которой обеспечивается знакомыми мужчинами. Мужчины, естественно, ожидают, что она расплатится с ними своими женскими прелестями, а она всякий раз умудряется их перехитрить — получить свое, так сказать, “задаром”. Приведу фрагменты этого интервью.
“Сейчас у меня есть постоянный друг, он мне помогает. Но я одновременно пользуюсь и другими мужчинами, залетными. Потому что я не могу на него одного, на своего постоянного мужчину, взвалить весь объем услуг и продуктов. Потому что ему, я понимаю, тоже тяжело, у него своя семья есть. Он ведь от семьи отрывает! <...> Я не думаю, что он жадный, но денег он мне почти никогда не дает. А если и дает, то я должна отчитаться за каждый рубль, доложить ему, куда я его потратила. А мне это не нравится! <...> И потом, я стала много и систематически пользоваться такими мужчинами, которые надеются на что-то. Ну, которые надеются меня, так сказать, приобнять. Вот прошу одного из них: „Не отвезете ли меня в райцентр?..” — „Ой, да пожалуйста!” И я еду. А расплачиваться — нет. Отшучиваюсь: „Вы же мне друг! Или — нет?!” — „Конечно, друг!..”” И на этом дело кончается. <...> И потом, у меня их много, мужчин. А я у каждого — одна. <...> В среднем я постоянно использую человек пять-шесть. Но они периодически меняются. Я могу распределить внимание только на пять-шесть человек — чтобы помнить свое поведение, чтобы не спугнуть и не ошибиться...
Я выживаю в основном за счет того, что я женщина. Если раньше мне помощь оказывали семьи, женщины, хозяйки, то сейчас ситуация очень изменилась. Все семьи сегодня постепенно ушли в себя. Поэтому я основную ставку делаю сейчас на мужчин”.
На жаргоне улицы такое поведение называется “динамить”. А на языке социологии описанная героиней структура взаимодействий называется “сетью”. Хотя в данном конкретном примере термин сеть прочитывается как эффектная метафора, но это случайность: сети никто не “раскидывает” специально, они возникают как компенсаторные механизмы, замещающие недействующие социальные институты.
Сети — это “горизонтальные” структуры, образуемые вашими родными, знакомыми, соучениками, сослуживцами, соседями, бывшими однокашниками, а также знакомыми знакомых и т. д. В сетях циркулируют товары, услуги и информация. Вам отдали вещи, из которых выросли дети, и яблоки из своего сада, а вы отдали ненужные книги и компьютер относительно устаревшей модели. Приятель с машиной отвезет вас на дачу (такси стоит весьма дорого), а вы будете “пасти” его собаку, пока он в командировке.
В отсутствие нормальных социальных институтов в сетях нуждаются не только малообеспеченные граждане, но и сравнительно обеспеченные. Поскольку в наших условиях цена услуги отнюдь не гарантирует ее качества, мы начинаем не со справочника, а со звонка знакомым, родственникам и сослуживцам. Я называю подобные ситуации “по блату и за деньги”. Так лечат зубы, ремонтируют квартиру, находят няню и медсестру, которая делает уколы на дому. Так подыскивают преподавателя игры на флейте и репетитора по физике. Именно включенность в сети смягчает аномию, потому что позволяет ориентироваться в условиях социального хаоса.
В “нормальном” обществе среднеобеспеченный гражданин имеет “своего” нотариуса и своего адвоката (или адвокатскую контору), выбор которых обусловлен прежде всего возможностью оплачивать соответствующие услуги, хотя разумный человек не станет пренебрегать рекомендациями более опытных знакомых. Так включенность в сети обеспечивает “тонкую настройку” наличных возможностей.
В нашем обществе с его институциональными дефицитами многие функции нотариуса еще недавно исполнял “отдел кадров” и ЖЭК, а к серьезному адвокату обращались лишь в исключительных случаях и, разумеется, искали его через родных и друзей. Но и сегодня без включенности в сети просто не проживешь. Это в Швеции в любой семье есть медицинский справочник, а среди моих друзей я одна являюсь счастливым обладателем современных медицинских справочников как для врачей, так и для больных.
Принадлежность одновременно к нескольким эффективным сетям является весомой “добавкой” ко всем видам капитала, которыми располагает данный социальный агент, — экономическому, культурному и даже символическому. Выходит, чтобы описывать такое общество, надо перестать мыслить только в терминах групп, страт, доходов и даже самоидентификаций.
Что касается принципа “по блату и за деньги” — боюсь, что это надолго.
Водоканальи и моя душа. Писатель и коммерция
Горланова Нина Викторовна — прозаик, постоянный автор “Нового мира”.
— Водоканальи! — качает головой муж.
— А кто хуже? Работники водоканала только все разворовали и подталкивают меня к самоубийству, а я думаю о нем как о спасении. Значит, я хуже.
— Нина, это всего лишь запах унитаза!
— Это Гулаг.
— Нет, это рай Гулага!
Сняла со стены и выбросила портрет Цветаевой. Все-таки она самоубийца, а я еще на сколько-то процентов надеюсь спастись… Ангел-хранитель, подставь крыло!!!
Все началось ночью — лавина запаха хлынула, и я стала звонить в аварийную службу, но там сказали:
— Мы только что были у вас в подвале — вызывали из соседней вам квартиры. Там лежанка истлела — испаряется все к вам, обращайтесь в домоуправление!
Наша начальница в домоуправлении невозмутима:
— Ну и что — лежанка истлела! Вы телевизор смотрите? Видите: вся страна прогнила. Что мы можем?
У нее как бы вообще отсутствие лица при наличии всех черт. Неужели я схожу с ума?
