Конечно, уйти из телевизионного шоу без предупреждения – недостойный поступок. Теперь я безработная.
Но разве могла я поступить иначе?
Я стольким обязана Кейт и так мало дала ей. Я просто не могла не быть рядом.
После того как я ее потеряла, мне казалось, что моя жизнь кончена. Я почему-то была уверена, что мое сердце просто остановится, а легкие перестанут наполняться воздухом.
На помощь других людей тоже рассчитывать не стоит. Конечно, они стараются поддержать тебя, когда ты теряешь ребенка, супруга или кого-то из родителей, но лучшая подруга – совсем другое. Предполагается, что ты должна сама это пережить.
– Талли?
Я поднимаю голову от ноутбука. Сколько прошло времени?
– Да? – рассеянно отвечаю я, пробегая глазами написанное.
– Я ухожу на работу, – говорит Мара. Она одета во все черное и слишком сильно накрашена. Говорит, что это униформа для ее новой работы на Пайонир-сквер.
Я смотрю на часы.
– Половина восьмого.
– У меня ночная смена. Ты знаешь.
Неужели? Разве она мне уже говорила? Мара устроилась на работу неделю назад. Может, мне следует узнать ее график? Так на моем месте поступила бы любая мать. В последнее время Мара уходит надолго, гуляет со своими школьными подругами.
– Возвращайся на такси. Дать тебе денег?
Она улыбается:
– Не надо, спасибо. Как продвигается книга?
– Отлично. Спасибо.
Она подходит ко мне и целует. Как только дверь за ней закрывается, я возвращаюсь к работе.
16
Остаток лета я упорно работаю над книгой. В отличие от большинства подобных книг в моей не будет детства, и начнется она с первых моих шагов в профессии. Я описываю первые дни работы на телеканале KCPO вместе с Джонни и Кейт, затем перехожу к Нью-Йорку и телесети. История моих честолюбивых планов подстегивает меня, напоминает, что я умею добиваться поставленной цели. Когда я устраиваю перерыв в работе, мы с Марой ведем себя как лучшие подруги: ходим в кино и в центр города, чтобы купить все необходимое для ее учебы в университете. Внешне все замечательно, и я перестаю все время бояться за нее.
До того солнечного дня в августе, который изменил все.
После обеда я отправляюсь в библиотеку, чтобы подобрать газетные и журнальные статьи, написанные обо мне за все годы.
Я планировала просидеть в библиотеке до вечера, но при взгляде на яркое солнце за большими окнами, внезапно передумываю. Хватит на сегодня! Я собираю свои записки, беру ноутбук и иду по оживленной улице к Пайонир-сквер.
«Адская смесь» – это маленькая модная кофейня, хозяева которой, похоже, экономят на освещении. Внутри пахнет кофе, благовониями и сигаретами с гвоздикой. За шаткими столами сгрудились подростки; они потягивают кофе и тихо переговариваются. Похоже, тут не обращают внимания на антитабачный закон, принятый властями Сиэтла. Стены оклеены флаерами групп, названий которых я никогда не слышала. Я единственный посетитель, одетый не в черное.
На парне за кассой узкие черные джинсы и винтажный бархатный жилет поверх черной футболки. Мочки ушей у него размером с четвертак, с черными кольцами внутри.
– Чем могу помочь?
– Я ищу Мару.
– Кого?
– Мару Райан. Сегодня ее смена.
– Чел, тут нет никого с таким именем.
– Что?
– Что? – повторяет он, словно попугай.
– Я ищу Мару Райан, – медленно повторяю я. – Высокая девушка, черные волосы. Красивая.
– Красивых тут точно нет.
– Вы новичок?
– Я тут целую вечность, чел. Полгода уже. И ни разу не слышал, что тут работает Мара. Хотите латте?
Все лето Мара мне лгала.
Я резко поворачиваюсь и выхожу из маленького зала.
К тому времени, как я добираюсь до своей квартиры, внутри у меня все кипит от ярости. Резко распахиваю дверь и зову Мару.
Никто не отвечает. Два часа дня.
Я подхожу к ее спальне, поворачиваю ручку двери и вхожу.
Мара в постели с тем парнем, Пакстоном. Голая.
Меня захлестывает холодная волна ярости, и я кричу, чтобы он оставил в покое мою крестную дочь.
Мара садится, прижимает подушку к своей обнаженной груди.
– Талли.
Парень просто лежит и нагло улыбается, словно я ему что-то должна.
– В гостиную, – говорю я. – Немедленно. Одетые.
Я иду в гостиную и жду их. По дороге успеваю проглотить таблетку, чтобы успокоиться. Я мечусь по комнате и не могу остановиться. Кажется, начинается приступ паники. Что я скажу Джонни?
Как наседка, Джонни. Можешь мне довериться.
Мара быстрым шагом входит в гостиную: пальцы сцеплены, губы поджаты. Глаза широко распахнутые, тревожные. Я вижу, что она сильно накрашена – черная подводка вокруг глаз, темно-лиловая помада, бледный тональный крем, – и вдруг понимаю, что это она тоже скрывала. Это не рабочая униформа. Выходя из дома, она одевается, как гот. На ней узкие черные джинсы и черный сетчатый топик поверх черной комбинации. Вслед за ней входит Пакстон. Он в узких черных джинсах и черных теннисных туфлях. Голая грудь худая и бледная, даже с голубым оттенком. От ключицы к горлу вьется черная лента татуировки.
– Т-ты помнишь Пакса, – говорит Мара.
– Садитесь, – рявкаю я.
Мара послушно садится.
Пакстон подходит ближе. Если присмотреться, он действительно красив. В его глазах печаль и вызов – и какая-то зловещая притягательность. Против этого парня у Мары нет шансов. Как я этого раньше не заметила? Почему романтизировала их отношения? Я была обязана защищать ее, но не справилась.
– Ей восемнадцать, – говорит Пакстон.
Вот значит, какую карту он будет разыгрывать.
– И я ее люблю, – тихо прибавляет он.
Мара смотрит на него, и я понимаю, в какую серьезную переделку попала. Любовь. Я медленно сажусь, не отрывая от них взгляда.
Любовь.
Что, черт возьми, я должна на это ответить? Ясно одно.
– Я обязана рассказать отцу.
Мара вскрикивает. На глазах у нее выступают слезы.
– Он заставит меня вернуться в Лос-Анджелес.
– Скажи ему про нас. – Пакстон берет Мару за руку. – Он ничего не сможет сделать. Она взрослая.
– Взрослая, но без работы и без денег, – замечаю я.
Мара отрывается от Пакстона и идет ко мне, становится передо мной на колени.
– Ты сама мне рассказывала, что мама влюбилась в папу с первого взгляда.
– Это правда, но…
