скорее из-за боли в голове, но отчасти и от унизительного положения.
– У меня был план, но, похоже, я не очень хорошо его исполняю.
– Ну, у тебя же отпуск. – Сесилия кладет подбородок на подушку и придвигается ко мне. Хорошо, что я почистил зубы. На виске выступают капельки пота, пока изо всех сил пытаюсь вспомнить детали своего загула.
– Прости меня, trésor. Я не по…
Ее лучезарная улыбка лишает дара речи.
– Помнишь, что твою голень поимел Бо, и через четыре-шесть недель тебя ждет прибавление?
Падаю лицом на подушку, а потом поворачиваюсь к ней и, приоткрыв один глаз, улыбаюсь. Сесилия перебирает мои спутанные, слипшиеся от муки волосы, а я успокаиваюсь под ее прикосновениями, и во мне загорается надежда на то, по чему я изголодался.
Сесилия медленно обводит взглядом мое лицо, но в ее голосе прорезается беспокойство.
– Ты был предельно честным.
– Я не понимаю, как все исправить.
– Я видела, каких усилий тебе это стоило, пока убирала на раскуроченной кухне. – Она широко распахивает глаза. – Больше никакой готовки, пока ты пьян, хорошо?
– Нужно было оставить уборку на меня. Простишь?
– За вчерашний вечер? Подумаю. – Сесилия ведет рукой по моему бицепсу, сжимает его, а потом переплетает наши пальцы. – Огоньки, Тобиас… так красиво.
– Я не хотел, чтобы ты увидела их одна.
– Думаю, мне это было нужно.
– Ты о чем?
– Нужно было самой увидеть то, о чем ты не рассказывал мне за годы разлуки. Ты… порой мне сложно находиться с тобой в одной комнате. Я не хочу сказать ничего плохого, но ты отвлекаешь. А твоя вина… она снедает тебя заживо. Тобиас, прошло несколько лет. Неужели ты хоть немного не примирился с прошлым?
– Насчет Романа – да, но… в остальном нет. – Я закрываю глаза. – И не знаю, как прекратить.
– Мы справимся. – Она ложится на меня, и если бы не пульсирующая голова, то я бы попытался заняться с ней любовью, пока она не забудет, каким засранцем я вчера был, и не вспомнит мужчину из своего прошлого. Мужчину, который умеет держать себя в руках.
– Je suis un putain d’idiot[91], – прикусив губу, бурчу я.
– Мой идиот. – Сесилия обхватывает мой подбородок и, положив большой палец на губу, заставляет меня ее выпустить. Впервые с тех пор, как вернулся к ней, она проявляет инициативу в поцелуе. Сердце в груди делает кульбит, а я обхватываю ее за затылок и, прижав к себе, целую, не обращая внимания на протесты в гудящей голове.
– Тобиас, – стонет Сесилия, и я представляю, как рву фланелевую пижаму, слышу громкие стоны и вхожу в нее.
Нависнув над ней, вижу в ее глазах то, что так отчаянно жду, – разрешение.
Да пошла ты, головная боль!
Чувствуя, как разрывает грудь от эмоций, набрасываюсь на ее губы и, схватив за волосы, наклоняю голову, а потом погружаю язык ей в рот. Наш поцелуй распаляет нас обоих, и мы поддаемся желанию. Я сразу же уступаю порыву, обретая свободу, которую не имел долгие годы, и начинаю касаться Сесилии, ласкать ее шею, вдыхать аромат. Теряюсь в ней, срывая с ее губ стоны и вынуждая хватать ртом воздух.
– Черт, как же я скучал, – шепчу, жадно приподнимая ее рубашку, и в ту же секунду лает Бо. Мы отрываемся друг от друга в ответ на его предупреждение и вдруг слышим, как к дому подъезжает машина. Сесилия смотрит на меня и хмурится.
– Ждешь кого-то? – чувствуя, как изнывает член, спрашиваю, готовый прибить любого, кто нам помешает. Никто бы не смог подобраться к входной двери, не вспугнув моих Воронов. Выходит, кто бы это ни был, его уже проверили и установили личность. Уверен, что в телефоне меня уже ждет сообщение о прибытии.
Замерев над Сесилией и чувствуя, как стучит в висках, продолжаю вжиматься в нее бедрами и задаю полный надежды вопрос, когда она охает.
– Почтальон? – спрашиваю я, и Сесилия качает головой.
– Почту приносят после полудня.
Разочарованно простонав, вскакиваю и хватаю пушку. Вооружившись, вижу в руках Сесилии «беретту» и рукой махнуть не успеваю, чтобы загородить ей путь. Натягивая штаны, спотыкаясь, мчу за ней.
– Проклятье, Сесилия!
– Остынь, Француз, – направляясь в гостиную, огрызается она на ходу.
Я почти догоняю ее, когда Сесилия вдруг отворачивается от окна и несется ко мне, с каждым шагом становясь бледнее. Обеспокоенный, протягиваю руку, чтобы спрятать Сесилию за спину, но она останавливается и толкает мне в руки пистолет. Стиснув его и понимая, что она прекрасно знает, кто стоит у ее дома, внимательно смотрю ей в лицо, а тревога отступает, сменившись беспокойством.
– Что случилось?
– Иди в душ, ладно? Я отделаюсь от них, а потом мы позавтракаем.
– От кого отделаешься?
– Тобиас, прошу, дай мне самой разобраться.
Пытаюсь обойти ее, но дверь открывается и закрывается, а на лице Сесилии появляется паника.
– Пожалуйста! – умоляет она, прыгнув передо мной и положив ладонь на грудь. – Тобиас, дай мне разобраться. Пожалуйста.
От закрадывающейся ревности я щурюсь.
– Да кто там, черт возьми, Сесилия?
Она заламывает руки, как девчонка-подросток.
– Тобиас, когда ты приехал, я совсем об этом забыла. Мы давно составили планы. Просто из головы вылетело.
– В телефоне меня ждет сообщение, где будет сказано, кто приехал, и я с места, черт возьми, не сдвинусь, пока не узнаю, так что выкладывай.
Сесилия смотрит на меня испуганным взглядом.
– Это моя мать.
Глава 21
Тобиас
На миг опешив от своего же признания, Сесилия подрывается с места прежде, чем успеваю опомниться и помешать ей распсиховаться. За считаные секунды она выскакивает за дверь, пока я отбрасываю пушки и одеваюсь. Рванув в спальню, кладу пистолеты в сумку, не удосужившись проверить телефон – оплошность, которую более не повторю. Забивать на любую потенциальную угрозу – рискованно и беспечно. Нацепив толстовку, надеваю кеды и бросаюсь за Сесилией. Выбегаю на крыльцо в сопровождении скулящего Бо, и слышу за огромным трейлером резкий разговор на пониженных тонах.
– Мам, пожалуйста, просто уезжайте. Потом тебе позвоню и все объясню.
– Это просто смешно. Мы только приехали, и ты уже несколько месяцев знала о наших планах. Что изменилось?
– Все, мам. Пожалуйста, уезжайте, я тебе позвоню, – умоляет Сесилия в попытке защитить меня, отчего моя любовь к ней становится только сильнее.
– Ни к чему, – вмешиваюсь и подхожу к женщинам, которые, раскрыв от удивления рты, поворачиваются ко мне.
– Тобиас, – с грустью произносит Сесилия и закрывает глаза, тогда как у ее матери глаза лезут на лоб.
Ее мать резко бледнеет и судорожно
