Теперь ему было легко отвечать на ее вопросы. Пока он разговаривал с ней, одновременно занимаясь утренней зарядкой, его злость улетучилась, а вместе с ней и плохое настроение.
— Да. До тех пор пока отец не научил меня всему, что знал сам. Я уехал отсюда, когда мне было десять лет.
— А сейчас ты собираешься поехать в Шанхай, чтобы найти там свою сестру?
— Да.
— Как ты потерял ее?
В этот момент Чжи-Ган как раз поворачивался на пятках, опуская плечи перед тем, как сделать один очень сложный поворот, который он великолепно выполнял еще с пятнадцати лет. Услышав ее вопрос, он почувствовал, что у него сжался живот. Он сбился с ритма и потерял равновесие. Ему удалось удержаться на ногах, однако все это привело его в ярость. Покой Чжи-Гана снова был нарушен, и он крепко сжал кулаки, словно действительно держал в руках ножи.
Он бросился к ней, высоко подняв руки, как будто собирался разрубить ее своими ножами. Анна же видела только его огромные кулаки у самого лица. Однако она не закричала, не убежала и даже не вздрогнула. Просто спокойно лежала на кровати и смотрела на него. Она и глазом не моргнула, увидев, как его кулаки приблизились к ее шее. Они теперь находились от нее на расстоянии вытянутого клинка.
Она презрительно усмехнулась.
— Этой ночью ты узнал мою самую большую тайну. То, что мучило меня, мешая спокойно жить, — ровным голосом произнесла она. — Я рассказала тебе о том, что совершила и почему хочу унестись в мир грез. — Анна тяжело вздохнула. — Теперь ты знаешь, что я принимала опиум только для того, чтобы забыться. — С этими словами она обхватила руками его кулаки и продолжила: — У тебя тоже есть своя тайна, своя боль, которая гложет тебя, отравляя тебе жизнь и делая тебя злым и раздражительным. Иногда тебе удается скрыть ее. Скорее всего, тогда, когда ты над чем-то задумываешься или преследуешь преступника. Но мне кажется, что ты такой же наркоман, как и я. Мы оба с тобой хотим забыться и не думать об этой нашей тайной боли.
— Я никогда в жизни не пробовал опиума! — возмущенно воскликнул Чжи-Ган, потрясая кулаками у самого ее лица, но при этом даже не пытаясь сдвинуться с места. Она тоже продолжала неподвижно лежать на кровати.
— Я имею в виду не опиум. Ты пытался отвлечь меня с помощью секса. Я думаю, что себя ты тоже отвлекаешь таким способом, — снова вздохнув, сказала Анна. После этого она легко оттолкнула от себя его кулаки и откатилась на другой край кровати. Чжи-Ган видел, как подпрыгнули ее груди, когда она потянулась за своей юбкой. А потом, когда Анна расправляла смятую шелковую ткань, он, словно зачарованный, смотрел на ее упругие ягодицы.
— Я не принимаю опиум, — упрямо повторил Чжи-Ган, хотя прекрасно понял, что она имела в виду совершенно другое. Помедлив, он подошел к ней и провел рукой по ее спине, ощущая под своими пальцами мягкую, теплую кожу. Его дракон мгновенно напрягся и потянулся к ней, и Чжи-Ган без всякой прелюдии плотно прижался к ней. Несмотря на то что его орган был еще недостаточно твердым, чтобы войти в нее, Чжи-Ган знал, что очень скоро он обретет нужную силу.
Анна не убежала от него, но и прижиматься к нему тоже не стала.
— Сейчас я совершенно не думаю об опиуме, — мягко произнесла она. — Мне больше не нужно отвлекаться таким образом. — Она слегка повернула голову и посмотрела на него через плечо. При этом ее каштановые локоны откинулись на спину, обнажив белые округлые груди. Он не смог удержаться и, взяв в руку один из этих белых шаров, сжал сосок. Она тихо застонала от удовольствия.
— Где твоя сестра, Чжи-Ган? Почему, когда ты вспоминаешь о ней, тебе сразу же хочется бежать к первой попавшейся женщине?
Он мог бы сейчас оттолкнуть ее, грубо выругавшись. Может, даже сильно сжать ее грудь, которую он так нежно ласкал сейчас. Но Анна снова накрыла своей рукой его руку, и вся его злость прошла. Выгнувшись, она прижалась к нему своими ягодицами и начала поглаживать ими его орган до тех пор, пока он не стал большим и твердым.
— Ответь на мой вопрос, и ты получишь награду, — тихо произнесла она, повторив то, что он говорил ей этой ночью. — Что случилось с твоей сестрой?
Чжи-Ган закрыл глаза, вдыхая пьянящий мускусный запах. Его орган был твердым как никогда, и ему хотелось побыстрее войти в нее. Для того чтобы снова забыться и очиститься.
Однако она требовала, чтобы он говорил, и Чжи-Ган не мог ей отказать. Наверное, она была первой женщиной, которая заставляла его отвечать на вопросы и тем самым убеждала его в своей правоте. Слегка надавив ей на спину руками, он вынудил ее нагнуться и упереться руками в кровать. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему. И Чжи-Ган начал говорить.
— Мою сестру продали в публичный дом, когда мне было десять лет, — сказал он и полностью вошел в нее. Ее лоно было еще влажным, и поэтому дракон легко проник внутрь. А еще оно было достаточно тугим и так плотно обхватило его орган, что Чжи-Ган ощутил неземное блаженство. Анна же, затаив дыхание, наслаждалась его движением.
— Но это еще не все, — напомнила она ему.
— О да, — согласился Чжи-Ган и обхватил руками обе ее груди.
Анна замерла, и он почувствовал, что она полностью расслабилась.
— Ты пытаешься разыскать ребенка, которого продали… Когда это произошло?
— Почти двадцать лет назад.
Она еще немного прогнулась, и он снова смог двигаться, входя в нее и плотно прижимаясь.
— Итак, подведем итог. У тебя двойная миссия. Прежде всего, ты — императорский палач, который должен положить конец торговле опиумом в Китае. Но, кроме этого, ты еще хочешь найти в Шанхае свою потерянную сестру.
— Да, — подтвердил он, продолжая свои ритмичные движения. Он двигался в быстром темпе, входя и выходя из нее, и это успокаивало его. Чувство вины словно бы улетучивалось. Скоро, совсем скоро память снова очистится от всего, что угнетает его душу.
— Однако императора посадили под арест. Теперь мать-императрица управляет от его имени и собирается уничтожить всех, кто был близок к нему, — неожиданно вставила Анна.
Чжи-Ган уже почти достиг кульминации и вот-вот должен был излиться в нее, но, услышав эти слова, замер в изумлении.
— Откуда ты знаешь об этом?
Она засмеялась, и этот смех как бы перетек из ее тела в его тело.
— Я тоже живу в этой стране. Почему я не могу знать, что происходит в Китае?
Потому что она — женщина. Да к тому же еще и белая женщина. Он остановился на какое-то время, чтобы как следует обдумать услышанное.
— Ты не должна знать о таких вещах.
— А ты не должен использовать женщин для того, чтобы забыться.
