нее перед лицом флагом.
— Я просто не понимаю, почему бы тебе не писать о более серьезных вещах, — говорит она.
— Мама, никому не интересно читать о похождениях женщины, которая ходит на собрания в «Пледжс» и общается со своим другом-геем.
— Чепуха. Ты так думаешь, потому что просто не пробовала.
— Господи, — визгливо отвечаю я, и модель, которая садится в нескольких футах от меня и которую я только что видела на обложке Elle, бросает на меня обеспокоенный взгляд. Я сбавляю тон. — Ну почему ты не можешь просто за меня порадоваться?
— Я рада за тебя, детка, — говорит мама совершенно нерадостным голосом. Никогда еще не встречала человека, который бы так неумело скрывал свои подлинные чувства, как моя мать, хотя, может, я не очень хорошо разбираюсь в людях. — И Дэвид с папой тоже очень рады.
Сама мысль о том, что мой отец с братом читают мою колонку, приводит меня в ужас, и мне безумно хочется как можно скорее забыть об этом. По счастью, мне не придется их выслушивать, потому что, когда в семье случаются какие-то драматические события, мама выступает в роли негласного репортера светской хроники и делегата.
— Слушай, мам, меня просят отключить телефон, — говорю я, хотя на борт поднялись еще не все пассажиры и единственное, что я вижу с того самого момента, как села в самолет, это широченные улыбки от уха до уха. Я разъединяюсь с мыслью позвонить Адаму, но решаю, что не следует торопить события. Можно набрать Стефани, но я вчера несколько раз разговаривала с ней. Джастин снова сошелся со своим старым бойфрендом, и мы с ним все больше отдаляемся друг от друга, Рэчел же напомнит мне об особой важности смирения перед лицом мирового признания. И впервые за все время, как я стала вести здоровый образ жизни, я не испытываю благодарности. Это я заставила хрюкать от смеха Мередит с Мэттом. Это мне все льстили. Это я стала последней сенсацией. И если учесть, что моя голосовая почта ломится от сообщений, оставленных поклонниками, то почему, черт возьми, не допустить мысли, что кто-то разделяет мое ликование?
Глава 22
— Вот мы и приехали, — говорит Тим, когда наш лимузин останавливается у «Рузвельт отель». — Выходи. Мы только что поужинали в «Мистер Чаус» и теперь собираемся провести вечер в «Рузвельте», где нередкими завсегдатаями являются Пэрис и Джессика Симпсоны и где у входа толпятся папарацци, которые знают, что за одну ночь здесь можно заработать недельное жалованье. Это — часть плана, разработанного Тимом и Надин, в который входит, чтобы я почаще «выходила», и, хотя, с одной стороны, мне приятно все это внимание, с другой — оно меня утомляет. «Это же работа на полную ставку — сохранять облик Тусовщицы», — думаю я, когда водитель открывает дверцу и помогает мне выйти.
Мы подходим к собравшейся снаружи толпе, швейцар Эндрю приподнимает бархатный канат и пропускает нас внутрь.
— Привет, Амелия, — говорит он, когда я прохожу мимо него впереди Тима с Джоном. Я годами здоровалась с Эндрю, он же на меня даже не смотрел. С одной стороны, мне приятно, что столько людей обращаются ко мне по имени, с другой — меня это раздражает. Такое ощущение, будто за мной постоянно наблюдают. Но я ему улыбаюсь, поправляя при этом глубокий вырез своего шелкового платья от Марка Джэкобса.
Интересно, а нет ли здесь Адама, думаю я, когда мы подходим к стойке. Уже больше двух недель прошло с момента нашего разговора в Нью-Йорке, а он так и не позвонил, и я в шоке, хотя понимаю, что у него для этого есть веские причины. На экране то и дело мелькает реклама его шоу, и я мучаюсь от мысли, что он влюбился в главную героиню — бывшую «Мисс тинейджер США», которая дебютирует в шоу — и начисто забыл обо мне. Я понимаю, что могу позвонить ему сама, но не могу себя заставить. «Связь по определению не может быть односторонней, — думаю я. — Разумеется, он позвонит».
Когда мы подходим к бару, Тим спрашивает, что я буду пить. Мы впервые за все время пошли куда-то вместе, и я уже давно была готова к этому вопросу. Рэчел сказала, что мне вовсе не обязательно объяснять кому-то, почему я не пью, но, уж если спросят, можно сказать, что мне колют антибиотики. «Скажи, что ты больше не пьешь, — подсказывает мне внутренний голос, когда я обвожу взглядом выстроившиеся передо мной в ряд бутылки. — Ну что он, колонку у тебя отнимет, что ли?»
Но вместо этого я заказываю клюквенный сок с содовой, а Тим лишь кивает и делает заказ, а себе и Джону берет водку с тоником. Я замечала в последнее время, что люди не так уж и зациклены на спиртном. «Может, он решил, что я уже устала круглосуточно пьянствовать», — думаю я и даже не знаю, радует ли меня это или пугает.
— Ну, так чем ты можешь нас порадовать из недавнего? — спрашивает меня Тим, когда мы усаживаемся в свою кабинку. Джон выжидательно поднимает взгляд, и мне вдруг становится ужасно не по себе при мысли о том, что они думают обо мне на самом деле. «Соображай, — говорю я себе, — быстро». Я начинаю перебирать события последних нескольких дней: в понедельник вечером я ездила на собрание в «Пледжс», чтобы увидеться с Джастином, но он не появился; во вторник играла с кошками, страдала из-за Адама и читала книгу о «Пледжс». Среда? Я не могу вспомнить, что делала в среду, и меня на мгновение охватывает радость: значит, я сейчас наверняка расскажу им какую-нибудь захватывающую историю. Но тут же вспоминаю, что, нажимая наугад кнопки на пульте, случайно наткнулась на «Энимал плэнет», где показывали передачу про белых медведей, которую я и смотрела. Я уже начинаю паниковать, боясь разочаровать обоих, когда вспоминаю тот вечер, когда пришла в «Гайс» с Чэдом Миланом, а ушла с Риком Уилсоном. «Я ведь не сочиняю, — размышляю я. — Просто слегка перетасовываю даты».
— Ну, — говорю я. — Я тут на днях ужинала с агентом САА.
Тим вежливо кивает, хотя вид у него слегка разочарованный.
— А ушла с одним безработным актером, от которого в шестнадцать лет была без ума.
— Нет! — кричит Тим, не веря своим ушам, и его губы мгновенно расплываются в широченной улыбке. И он добавляет, взглянув на Джона: — Дрянная
