подсадить на плечо, чтобы поднять на стойку. Когда же я вижу, что к нам приближаются его друзья, парочка агентов, то понимаю, что отступать уже слишком поздно.
Я принимаю руку бармена, который помогает мне взобраться на стойку, чувствуя, как меня разглядывают около сотни посетителей клуба. Делая вид, будто для меня это в порядке вещей, я поворачиваюсь к двум девочкам, с виду еще не достигшим половой зрелости, и начинаю танцевать. Вначале я просто совершаю равномерные возвратно-поступательные движения — мне нужно несколько минут, чтобы приноровиться к музыке. Обычно мне в этом помогало спиртное. Но сейчас я трезвая и не в окружении толпы. Рядом со мной две девочки, чей суммарный возраст, вероятно, даже не дотянет до моего. И вдруг я вспоминаю случай, как однажды в детстве хотела вместе с остальными поиграть в классики, а меня не пустили.
«Только бы они меня приняли, — думаю я, глядя на девушек, и стараюсь излучать спокойствие и уверенность. — И только бы здесь не было Адама». Одна из девушек смотрит на меня с широченной улыбкой.
— Глянь, это ж настоящая Кэрри Брэдшоу! — говорит она, совершая движения, очень напоминающие хип-хоп.
— Круто! — отвечает ее подруга, которой это явно не столь интересно, но мне тоже наплевать. Я благодарна первой девушке, которая отходит от подруги и присоединяется ко мне.
— Вау! — орет откуда-то снизу Джереми, а Тим с Джоном ерзают на своих стульях и хлопают в ладоши. Мне это уже начинает нравиться, и я придвигаюсь к Топу, двигая бедрами, а она, в свою очередь, приближается ко мне. Кто-то прибавляет звук, и Топ придвигается ко мне еще ближе. Дальше начинаются настоящие грязные танцы. Ей следовало играть вместе с Патриком Суэйзи, потому что девушка придвигается ко мне еще ближе, и мне ничего не остается, как подыгрывать ей и тереться своими бедрами о ее.
И хотя я точно знаю, что не лесбиянка — пропади он пропадом, тот поцелуй, — меня странным образом возбуждает этот танец на стойке бара в «Рузвельте» с девушкой, которая косит под Пэрис Хилтон. Это даже не столько возбуждение, сколько ощущение вседозволенности. Я отдаюсь во власть музыки, почти забыв о том, кто я и где нахожусь. «Вот за это я и любила наркотики, — думаю я, вращая бедрами в такт с Топом. — Они здорово помогали отрываться». Моя генетическая застенчивость куда-то улетучивается, и я танцую, чувствуя, что уже вся взмокла.
Тут вспыхивает импульсная лампа, на стойку запрыгивает еще несколько девушек, и, осмотревшись, я вижу, что почти все посетители клуба танцуют, даже — как ни шокирующее это звучит — Тим с Джоном. На меня и Топ, которая снова присоединилась к своей подружке, уже никто не обращает внимания. Джереми подходит к стойке, щелкая пальцами, с таким видом, будто ничего важнее этого для него сейчас нет.
— Что, «Кетель Ван» ударил в голову? — кричит он мне снизу.
Я смотрю на него с улыбкой, продолжая танцевать.
— А то! — кричу я в ответ.
Глава 23
— Просто не верится, что такое можно вытворять в трезвом виде, — говорит Стефани, принимая у меня из рук чашку кофе. Она забежала, чтобы отдать мне экземпляр «Нью-Йорк пост», где оказалась моя фотография, на которой мы с Топом, оказавшейся дочерью знаменитого фотографа и его жены-супермодели, танцуем на стойке. Снимок сопровождает статья о нашей тайной связи. «Написав блестящую колонку для «Чэт», Стоун, печатающаяся под псевдонимом «Тусовщица», некоторое время встречалась с девятнадцатилетней студенткой Кроссроудс, — читает Стефани. — Что бы там ни говорила Амелия про то, что она натуралка, — утверждает близкая подруга миловидной обозревательницы, — все это чушь. Она лесбиянка до мозга костей».
Стефани швыряет газету на мой обшарпанный претенциозный кофейный столик и делает большой глоток кофе.
— Какая прелесть, — говорит она. — Так что не ищи виноватых, когда начнутся сплетни.
Я подбираю газету и присоединяю ее к папке с остальной прессой.
— Да брось ты, ты же была ни при чем, когда тебя стали считать саентологисткой.
Стефани со смехом ставит свою чашку.
— Просто я не могу представить, как ты исполняешь грязные танцы с полуобнаженной малолеткой, будучи трезвой, как стеклышко. Как ты это делаешь? Притворяешься пьяной?
И я вспоминаю, как я пила и нюхала кокаин, чтобы немного снять напряжение, хотя все было бесполезно — все эти тусовки только обостряли мое одиночество и дискомфорт. В «Пледжс» мне говорили о том, как важно создать в своей жизни уют, чтобы не возникало потребности снимать напряжение, а именно это со мной сейчас и творится: та скромная и порой стеснительная личность, какой я была когда-то, объединяется с той, которая тусовалась по ночам, накачавшись наркотиками. «Мне больше не нужно спиртное и наркотики, как остальным, чтобы расслабиться», — прихожу я к выводу, решив, что это такая редкость, что ее практически можно приравнять к сверхъестественным способностям.
Вслух же говорю следующее:
— Не знаю. Может, это был своего рода «естественный кайф»?
И подчеркиваю эту фразу красноречивым жестом, потому что еще совсем недавно мы со Стефани упали бы со смеху над этим выражением, хотя втайне оно мне всегда нравилось. «Я могу испытывать естественный кайф от того, для чего другим нужна всякая химия», — думаю я и только потом вспоминаю, как Томми частенько говорил о том, что, если тебе гораздо лучше, чем окружающим, это означает лишь, что в какой-то момент тебе обязательно станет хуже. Но потом мне приходит мысль, что он просто ни черта ничего не понимает. Иначе не стал бы тратить свою жизнь на работу в этом захолустном полуразвалившемся реабилитационном центре в западном Лос-Анджелесе.
— Амелия Стоун под естественным кайфом, — смеется Стефани. — Кто бы мог подумать? — И она с улыбкой допивает свой кофе.
Я зажигаю сигарету так, чтобы дым выходил в окно, и размышляю над тем, как я на самом деле благодарна Стефани за то, что она спокойно может говорить со мной о том, что я бросила пить. Остальные, узнав, что я прошла курс реабилитации, сразу же терялись, и это заставляло меня нервничать. «Надо встретиться за рюмочкой», — заявила мне на прошлой неделе мой агент. И тут же огорченно добавила (как будто мне слово «рюмочка» могло показаться порочным): «Ну то есть выпьем воду с содовой?»
— Я просто боюсь, что Тим может узнать, — говорю я, принося с кухни пакет арахиса и засовывая в рот пригоршню.
Стефани показывает на пакет, я передаю его ей, и она
