Сборник песен варилингов порадовал текстами незнакомых мне колинд. Мэтр собирал такие обрядовые песни, с которыми традиционно ходили по домам дети в зимний день Триединой. Несколько раз мэтр встречал Новый год с моей семьей в поместье, и я с удовольствием листала его большую тетрадь с мягкой винно-красной обложкой. Мне нравилась пожелтевшая бумага, исписанная аккуратными столбцами стихов. Рядом с некоторыми учитель записал и мелодию.
Мэтр всегда говорил, что в колиндах, которые в разных уголках страны имели порой очень непохожие названия, есть своя магия. Древняя, еще языческая. Он рассказывал, раньше колядки, каланды и щедровки, как их называли в южном Итсене, пели только шаманы, чтобы слова в самом деле имели силу. Но после, с распространением веры в Триединую, в Итсене исчезли шаманы, а в колиндах перестали упоминать древних богов. Пожалуй, самой известной обрядовой песней-пожеланием в западном Итсене была «Щедра буди Триедина».
Блага тебе, дом дорогой
И для медов ковш золотой.
Чтоб хворей дом твой не познал,
Чтобы никто в долг не вогнал.
Чтоб урожай был удалой,
Чтоб каждый день пир был горой.
Чтоб сыновей целая рать,
Чтоб дочерей замуж отдать.
Щедра буди Триедина!
Колинды варилингов разительно отличались от таких хвалебных песен, зачаровывающих людей и дома на богатство. Видимо, сказывалось влияние Каганата, северных соседей и долго, очень долго сохранявшегося культа шаманов.
Колинды, а точнее каланды варилингов, были предупреждениями. «Не ходи за ворота — дух запутает тебя. А вернешься ты домой, будешь дома ты чужой» — эти строки появлялись чуть ли не в каждой третьей песне и перекликались с запретом выходить на улицу зимой после наступления темноты.
Вчитываясь в стихи, я отмечала и другие закономерности. В каландах варилингов не упоминались ни Триединая, ни языческие боги. За защитой от болезней, неудач и поражений нужно было идти к шаманам. Такой совет соответствовал духу эпохи, да и следовать ему было проще. Шаман осязаем, его реакция на просьбу видна, он творит чары прямо на глазах просящего, а до богов еще нужно достучаться.
Несколько каланд я переписала для мэтра, чтобы пополнить его коллекцию. Пока переписывала, эти песни казались запоминающимися, легкими. Но в итоге в памяти через пару дней остались вовсе не они, а лишь одна строфа из каланды, которую я для письма не выбрала.
«Смерть на поле, у реки. Смерть в лесу, в сугробе.
Смерть от вражеской руки, от кинжала годи.
Но смертям всем вопреки он всегда сильнее.
Хочешь выжить — золоти ты рога оленя.»
* * *
Погода на день Триединой выдалась замечательная. Снег, сыпавшийся последние два дня, укрыл землю, намел сугробы и сиял на солнце, сделав знакомый пейзаж совершенно сказочным. Хорошее настроение не портило даже то, что леди Россэр по своему почину с Тэйкой не разговаривала, а дочь по-прежнему сторонилась некромантки. Хоть переживаний из-за того, что виконтесса может в любой момент проклясть, стало ощутимо меньше. И то хлеб.
Положа руку на сердце, Фонсо признавал, что и у него не слишком-то получалось найти общий язык с супругой. Темы для разговора не придумывались, и Эстас переживал, что виконтесса так и будет чувствовать себя в Рысьей лапе чужой, нежеланной, отторгаемой. Чтобы хоть как-то это изменить, затеял прогулку за пределы крепости под предлогом лепки снежных баб.
Идея оказалась на удивление хорошей. Леди Россэр явно пришлась по душе детская забава. И на слишком короткие часы, за время которых на полянке появился традиционный снеговик и большая черепаха, исчезли напряженность, скованность. Разрумянившаяся на морозе девушка улыбалась, и Эстас украдкой любовался ею.
Тэйка тоже немного оттаяла и с интересом слушала рассказ виконтессы о домиках из снега, в которых живут северяне. Леди даже слепила маленькое иглу, чтобы показать, о чем говорит.
— Папа! Но это же выдумка! — возмущенно воскликнула дочь, повернулась к нему, и Эстас с горечью подумал, что ошибся.
Тэйка выглядела недовольной, даже огорченной.
— Как можно жить в ледяном доме? Глупости и выдумка!
— Не выдумка, — он покачал головой. — Помнишь, я тебе рассказывал, как животные в снегу спят? У них тоже получаются ледяные дома. Там тепло, ветер не дует.
Тэйка насупилась, но ответить не успела — леди Россэр приветливо помахала кому-то рукой:
— О, Джози и господин Дарл решили присоединиться!
Эстас обернулся и поблагодарил Триединую за то, что так вовремя послала этих двоих и отвлекла Тэйку от иглу. Командир не мог избавиться от ощущения, что дочь будет спорить с виконтессой, что бы та ни сказала, что бы ни предложила. Из чувства противоречия все будет вначале отрицать или даже делать наперекор.
Хватит ли леди Россэр опыта это понять? Она молода, но, возможно, прислушается к Джози. Хотя вопрос в другом. Захочет ли леди Россэр понять Тэйку? Гостье, намеренной прожить в крепости три года и получить развод, сложный ребенок не нужен.
Трезво оценивая общение в последние дни, Эстас приходил к выводу, что нет, леди не захочет ни подстраиваться, ни понимать. Счастье еще, что она держится осторонь, как говорил Дерфин. Она не пристает к кухаркам, не навязывается, не пытается что-то изменить в убранстве или воспитывать прислугу. Она вполне мила и дружелюбна. По-соседски дружелюбна, но ведь могло быть иначе. Она могла вести себя подобно Джози первую неделю. Та явно превозмогала себя, если нужно было заговорить с командиром, и это ощущение сохранялось отчасти по сей день.
— Мы подумали, что горячий чай с пряником еще никому не вредил, — жизнерадостно возвестила Джози, постепенно завоевывающая среди рысей славу чудесного и сердечного человека. — Какую красоту вы тут сделали!
Дьерфин помог женщине спуститься с последних посыпанных мелкой каменной крошкой ступенек, а когда Джози смахнула с пенька снег, поставил туда корзину с припасами. Деревянный туесок с пряниками, рядом еще один с глиняными стаканчиками и большой, замотанный в пестрый шерстяной шарф кувшин с чаем завладели вниманием Тэйки, и злосчастный иглу был позабыт.
Стаканчик приятно грел пальцы, виконтесса стояла рядом, тоже пила чай и с любопытством разглядывала небольшой расписной пряник с леденцовым окошечком.
— Это так называемый астенский пряник, — сказал Эстас, краем глаза наблюдая за Тэйкой, показывающей лекарю и Джози снеговика.
— Интересный. В столице я таких не видела. А дырочка зачем? — леди указала на отверстие для нитки.
— Через нее можно протянуть ленту и повесить на окне, — обрадовавшись теме для беседы, Эстас отвечал охотно. — Считается, что окошечко в прянике ловит особенно драгоценный в это время года солнечный свет. Он магический и защищает от всех болезней и зла. Такие напитанные солнцем пряники висят недели две до Нового года, а на праздник их съедают.
Виконтесса лукаво улыбнулась:
— История этих оберегов от злых духов ничего вам не напоминает?
— Напоминает. Вы совсем недавно говорили о том же, — командир вздохнул и повинился: — Это язычество. Какие-то пережитки, старинные обычаи, настоящего значения которых уже никто и не помнит. Трудно сразу поверить в то, что это все не выдумки. Мне жаль, что я тогда был очень скептически настроен.
— Я не обиделась, — леди покачала головой и, казалось, говорила искренне. — Привыкла за многие годы, что люди не верят некромантам, пока сами не столкнутся с призраком или нежитью. А вероятность такой встречи не очень велика.
Она не сердилась, сказала просто, без затей. Так, как есть. И даже отчасти оправдывала его. Эстас на мгновение представил, сколько раз в своей жизни виконтесса Россэр сталкивалась с недоверием, обвинениями в шарлатанстве или даже мошенничестве. Стало стыдно за себя, все же он, образованный человек, должен был изначально отнестись к ее редкому дару правильно. Он виноват в том, что эта девушка не доверилась ему, довела себя до магического истощения, а он даже не знал об этом! Муж называется!