За чашкой чая Василий поведал об учебе в Кадокане, еще раз поблагодарил учителя за науку и за помощь. О том, что он получил первый дан, скромно умолчал, но Сато уже знал об этом. И поздравил Щепкина с большим успехом.
— Твое достижение — радость для меня. Я знал, что ты достигнешь многого, и оказался прав. Значит, не зря прожил свою жизнь.
— Всем, чего я достиг, я обязан вам, сэнсэй! — низко склонил голову Василий. — И я буду всегда помнить об этом и благодарить вас.
— Благодари делом, а не словом. У тебя впереди большой путь. Иди по нему так, чтобы слышать добрые слова чаще, чем злые. Отвечай на добро добром, а на зло — по справедливости.
Сато с гордостью посмотрел на Василия и положил руку на его крепкое плечо. Этот русский парень стал для него самым близким из учеников. Почему так? Сато и сам не знал.
Чуть позже Василий задал мучавший его вопрос. Погрустневший Сато рассказал, что после смерти матери Акины отец увез девушку в Йокогаму. По слухам, дядя девушки нашел для нее мужа и скоро должна быть свадьба. Хотя Акина явно не хотела этого. Но противиться воле родителя не посмела.
Обратно Щепкин ехал с твердым намерением найти Акину и увезти ее с собой. Мнение родни девушки его не интересовало, важно только, что скажет она сама. А она не должна возражать, если до сих пор любит его.
Любовь хоть и бывает слепа, но иногда помогает отыскать верный путь. В этот раз она не только помогла найти путь, но и вывела Щепкина к любимой девушке.
Акина явно была в шоке от неожиданной встречи с Василием, долго смотрела на его лицо, улыбалась, а по щекам текли слезы.
— Я все знаю, — шептал он, прижимая девушку к себе. — Тебя заставляют выйти замуж. Я этого не допущу. Уедем со мной в Россию.
— Васири… я не могу. Я дала слово отцу.
— Акина, что ты говоришь? Какое слово? Ты даже не знаешь своего жениха! Тебя выдают замуж против воли!
— У нас так принято, — слезы девушки капали на пиджак Щепкина, она их не вытирала, смотрела на него, силясь выдавить улыбку. — Я должна… отец не переживет, если я уеду.
— А он переживет, что ты будешь несчастна? Как он может…
Девушка накрыла теплой ладонью губы Щепкина, прижалась к нему всем телом.
— Васири… Вася. Я выйду замуж за чужого человека и буду ему верной женой. Но любить буду всегда тебя! Только тебя!
— Но я не смогу жить вдали… Как?
— Между нами будет море. Одно море на двоих.
Слезы уже заливали глаза девушки.
— Но мы будем на разных берегах…
— И я буду знать, что ты там помнишь обо мне!
Акина поцеловала Василия, отшатнулась, крикнула «Прощай!» и побежала прочь. А он так и стоял на дороге, сжимая кулаки, и молил бога и черта, чтобы ему не встретились на пути отец или дядя девушки. Потому что он сейчас за себя не отвечал…
В гостиницу Щепкин вернулся через полчаса. Запер дверь номера и, не раздеваясь, упал на кровать. Воспоминания нахлынули на него со страшной силой, а затихшая было боль в душе вновь грызла его изнутри.
Щепкин пытался взять себя в руки, но выходило плохо. Перед глазами все стояла Акина в своем ярком наряде. Она всегда любила европейские платья.
Кинджиро! Вот, значит, кто ее муж! Секретарь Идзуми. То-то Щепкин сразу невзлюбил этого одноглазого японца. И глаз, наверное, потерял на войне. Каково веселой задорной Акине с этим мрачным типом? Во что превратилась ее жизнь?
Понимая, что сходить с ума от тоски просто некогда, капитан с трудом успокоился, сходил в ванную, умыл лицо холодной водой, потом налил в чашку остывший чай и выпил залпом.
— Хватит! Хватит! Отставить, капитан! Нюни и сопли потом! Прежде дело!
Он специально говорил громко, благо в ванной его никто слышать не мог.
Через пять минут, придя в себя, он вышел в комнату, сел за стол и с минуту смотрел в окно, приводя мысли и чувства в порядок. Потом посмотрел на часы и вдруг понял, что голоден, как стая волков. И это было первое нормальное чувство за последний час.
Группа смогла собраться только поздним вечером, когда в гостинице стало тихо. Уставшие за день Гоглидзе и Белкин, взбадривая себя кофе с коньяком, доложили о результатах работы.
— Заряды готовы. Сделали с запасом, с учетом возможных осложнений. Можно подорвать хоть сейф, хоть дом. Полный комплект доставят завтра сюда, — отчеканил Белкин.
— Куда сюда? В гостиницу? — изумился Щепкин.
— Ну да. Да ничего страшного, тротил гораздо безопаснее динамита. Хоть поджигай! Детонаторы хранятся отдельно, — успокоил поручик.
— Точно? Я в рай не спешу, здесь дел хватает.
— Точно, — улыбнулся поручик. — Ручаюсь. Полная безопасность. Тротил новый, только с Охтинского завода привезли.
— Место под съемки выбрали. Весь день кружили, Зинштейн привередничал, — взял слово Гоглидзе. — И дорогу рядом с японским консульством просмотрели. Наш режиссер сперва сомневался, но мы с Дианой его убедили, что там самый лучший ракурс. Я заодно осмотрел само здание, сделал несколько снимков. Есть подходы, хотя без прикрытия незаметно не проникнуть.
— Японцы за вами следили? — спросил капитан.
— В окнах шторы двигались. Думаю, да — следили. Но там же Идзуми, он нас узнал. Так что тут все в порядке, мы для него съемочная группа.
— А слежки в городе за собой не заметили?
Ротмистр подумал, пожал плечами.
— Вроде бы нет. Крутились поблизости люди. Зеваки, прохожие. А целенаправленно… нет.
Щепкин неопределенно хмыкнул. Он сам просил Старшинова отправить несколько человек посмотреть за передвижениями съемочной группы по городу. Причем не за самой группой, а за теми, кто мог следить за ними.
Старшинов тогда недовольно буркнул, мол, совсем работа встанет, все кадры на Щепкина работают. Но пообещал. И раз уж Гоглидзе не заметил пристального внимания, значит, служба наружного наблюдения в здешней полиции поставлена хорошо. Хотя факт того, что ротмистр не вычислил слежку, не радует. Надо обратить на это внимание… но потом.
— У нас все в порядке, — в свою очередь рассказывала Диана. — Правда, Брауна с нами не было, но Скорин вел себя спокойно. Никуда не уходил, малевал что-то в альбоме. Хотя вид у него был не очень довольный.
Холодова присматривала за теми, кого Щепкин считал возможными соглядатаями японцев. И хотя настоящих причин так полагать у него не было, но он все же взял их под контроль. Может быть, от безысходности, а может, опять интуиция подсказала.
— Кстати, Браун сделал Зинштейну интересное предложение! — заявил Гоглидзе.
— Что, замуж позвал? — хихикнул Белкин.
Щепкин усмехнулся, погрозил поручику пальцем. Тот зажал рот ладонью.
— Браун хочет стать со… черт, вот слово заковыристое…
— Со-про-дю-сером, — пропела Диана. — Это значит войти в долю, стать участником. Мне Джек объяснил. Он говорит, что готов организовать прокат фильма в Америке, если он будет иметь успех в России. Берет на себя расходы по рекламе, копированию пленки, переводу титров, подбору музыки.
— Как ты это все запомнила? — уважительно поинтересовался Гоглидзе. — Я и половины слов не выучил.
— Он хотел с тобой об этом поговорить, но ты был занят, — добавила Диана, обращаясь к Щепкину. — Кстати, он сегодня ездил в порт, его компаньон отправляет судно с лесом в Японию. Я, конечно, не проверяла, но думаю, это правда. Джек действительно бизнесмен, а не шпион.
Капитан пожал плечами. Возможно и так. Что ж, одним подозреваемым меньше.
— План здания консульства будет завтра. Поработаем с ним, потом посмотрим вживую, — сказал он. — Чтобы не вызвать подозрений, организуем еще один… как там это называется, Григорий?
Диана покосилась на Гоглидзе, тот пожал плечами.
— Не важно. Но чтобы кто-то из съемочной группы там был. И Скорина прихватим. Кстати, когда Зинштейн запланировал там съемки?
— А когда надо?
— Через день или два. Но не позже.
Гоглидзе наморщил лоб, потом полез за блокнотом. Полистал его.
— Завтра вечером съемка в трактире… драка, похищение княжны…
— Княжна — это я, — пояснила Диана.
— Кстати, Зинштейн хочет набрать массовку из матросов и грузчиков, — скривил губы ротмистр. — Я отговаривал, но он настаивал. Мол, нужна реалистичность.
— Бог с ней, с этой реалистичностью. Что со съемками у консульства?
— Если все будет готово — то послезавтра!
— А все — это что?
— Костюмы, реквизит, кареты…
Щепкин кивнул.
— Нормально. Мы тоже будем готовы. Значит, утром рекогносцировка, днем проработка деталей плана, вечером…
— Съемки. Мы с Дианой в… ага, в кадре! — ротмистр обрадовался правильно произнесенному термину. — Ты будешь?
— Буду, буду. С завтра все ясно. Остальное по факту. Сейчас отдыхать.
