— В духовку.
Пока Уэбб пил кофе, Сахарная Энн размышляла об ужасном склепе в стене. Почему Эдвард так часто упоминал кладбище, находясь на смертном одре? Она не помнила, чтобы он когда-то интересовался кладбищами, хотя, конечно, и никогда не был так близок к смерти. Должно быть, Эдвард оставался дома по крайней мере два дня, прежде чем пошел искать помощь в больнице.
«Сахар, возле тебя. Ангел, возле тебя». Странно, думала она. Очень странно. Что он имел в виду, почему выбрал…
Догадка озарила ее как молния. Она вскочила со стула.
— Уэбб, пошли скорее!
— Куда это? Я могу хотя бы допить свой кофе?
— Выпьешь после. Кладбище! Я только что вспомнила: Бьюкэйр — девичья фамилия бабушки Эдварда.
Уэбб расплатился, и они поспешили к экипажу.
Сахарная Энн так гнала, что чуть не столкнулась с фургоном, который вез домашнюю птицу, напугав при этом нескольких прохожих.
Когда они подъехали к воротам кладбища, Уэбб повернулся к ней:
— Ты можешь по крайней мере сказать мне, в чем дело?
— Около тебя. Ангел, около тебя!
— Около кого? Я ничего не понимаю.
— Бабушку Эдварда звали Ангелик Бьюкэйр. — Сахарная Энн спрыгнула с подножки. — Я покажу тебе. Иди за мной.
— Черт возьми, женщина, ты так ничего и не объяснила. Погоди, подвернешь ногу. — Он схватил ее за локоть. — Какое отношение имеет к этому бабушка Эдварда?
— Потерпи еще немного. Вон там. — Она указала на табличку над могилой. — Доминик Ю, пират, помнишь? Священник говорил нам про него. А вон, — она указала на памятник, — сзади стоит ангел.
Ангел с распростертыми крыльями взирал на них с выветрившегося могильного камня. Кончики обоих крыльев его были отбиты.
— Держу пари, что… — Сахарная Энн остановилась перед облезлым памятником и улыбнулась. — Я была права. Бьюкэйр. — Она наклонилась, чтобы прочитать надпись. — Да, здесь имя его бабушки.
— А дедушка?
— Он умер намного позже, в войну. Я не уверена, что его тело вообще нашли. — Она провела рукой по одной из двух мраморных плит. — Никого здесь не хоронили больше тридцати лет. Эдвард, должно быть, последний из этой линии. Война и желтая лихорадка унесли много народу в этих местах.
Уэбб, усевшись на корточки, принялся осматривать мрамор.
— Так что, ты думаешь, Эдвард пытался сказать монахине?
— Думаю, он даже не понял, с кем говорил. Ты заметил, что сестра Филлипа и я примерно одного роста и у нас похожий цвет волос? Скорее всего он принял ее за меня и просил похоронить его здесь, с матерью и бабкой.
— Гм-м. — Уэбб тронул гладкую поверхность. — Интересно, где же деньги?
Сердце Сахарной Энн на миг остановилось.
— Ты думаешь…
Она вздрогнула от звука голосов. Две пожилые женщины и молодой мужчина прошли мимо, и она отвернулась, желая остаться незамеченной и ожидая, пока их голоса стихнут.
— Тебе не кажется, что деньги там? — прошептала она.
— Не знаю. Возможно. Задвижка на склепе выглядит так, как будто ее открывали не тридцать лет назад, а совсем недавно.
— Так чего же ты ждешь? Открывай!
— Прямо при людях? Посмотри, вон идет еще одна компания. К тому же нам нужны инструменты, чтобы сделать все как следует. Лучше мы вернемся позже, когда стемнеет.
— Когда стемнеет? — выдохнула она.
— Вот именно.
Они вернулись в гостиницу, и все время, пока Уэбб собирал инструменты, Сахарная Энн взволнованно ходила по комнате из конца в конец. Единственное, на что она была сейчас способна, это молиться. Довольно опасное дело — идти на кладбище в глухой час ночи. Хотя она доверяла Уэббу и знала, что он сможет защитить их, но все же решила и сама вооружиться.
Спустившись по ступенькам, она взяла из сейфа револьвер, патроны и к тому времени, когда Уэбб закончил сборы, уже готова была пуститься в путь, навстречу приключениям.
— Ты все нашел? — спросила Сахарная Энн.
— Да. Инструменты и фонарь в экипаже.
— Тебе нравится холодный язык?
Уэбб поднял брови.
— Зависит от того, что ты имеешь в виду, но звучит интересно. — Он привлек ее к себе. — Куда ты хочешь его засунуть, и почему он холодный?
Она засмеялась.
— Ты самый настоящий гусь. Я имею в виду говяжий холодный язык. Отчего бы нам не пойти куда-нибудь и не съесть несколько бутербродов?
— Бутерброды? В Новом Орлеане? Думаю, мы можем посетить ресторан «Сент-Чарльз» сегодня вечером. Разве ты не съела бы креольских креветок или форель с миндалем и мясом краба, вместо холодного говяжьего языка? Я бы точно съел.
— Но мы должны быть на кладбище, как только стемнеет.
— Нет, моя милая, не как только стемнеет. После того как станет совсем темно — лучше всего в час или два ночи.
— В час или два ночи? — Ее голос прозвучал выше на целую октаву.
— А почему бы тебе не остаться здесь и не отпустить меня одного?
— Нет и нет. Я еду с тобой.
— И тебя никак невозможно отговорить?
Она покачала головой:
— Абсолютно безнадежно.
— Так я и знал. — Уэбб кивнул, но по его виду было ясно, что он не очень обрадовался ее словам.
Потом они оделись и пошли в «Сент-Чарльз», где заказали еду в американском стиле — жареную утку и молодой картофель, после чего выпили вина в гостинице под скрипичные трели. Когда они вернулись в номер, Сахарная Энн почувствовала себя в весьма романтичном настроении.
Как только они закрыли за собой дверь, Уэбб привлек ее к себе.
— Нам надо куда-то потратить пару часов. Есть предложения?
Она улыбнулась:
— Может быть, устроим громкую читку?
Уэбб засмеялся и закружил ее по комнате. Она тоже засмеялась.
— Ты хотя бы понимаешь, как сильно я тебя люблю?
Сахарная Энн замерла.
— Нет. Ты никогда мне не говорил.
— Никогда? Разве…
— Никогда.
— Я люблю тебя, Сахарная Энн. Я не слишком-то владею даром красноречия, но от твоей улыбки мне хочется громко смеяться и лезть на стену. У меня пропадает вся энергия, желание жить, когда тебя нет рядом, и я охотнее соглашусь прокатиться через ад на лошади без седла, чем обидеть тебя. Прошу запомнить.
Она улыбнулась и коснулась его щеки рукой.
— Для человека не слишком красноречивого ты высказался просто замечательно.
Уэбб поцеловал ее руку.
— Надеюсь, что ты то же чувствуешь ко мне. Хотя я не так уж много могу предложить тебе…
Она прикрыла его рот ладонью.
— Я люблю тебя, Уэбб, люблю безумно. И не только люблю — я уважаю тебя, доверяю тебе. Поверь, это очень важно для меня.
Он обнял и поцеловал ее. Его поцелуй был крепче, нежнее, нетерпеливее, чем прежде; он вызвал огонь и трепет во всем ее теле, и она ответила со всей страстью, на которую только была способна.
