Чила закатила глаза, но бокал всё-таки взяла.
— Я живу в большом красивом доме, вырезанном в самой неприступной части розовой скалы, — она незаметно покосилась на Лльюэллина, ожидая его реакции, которой, конечно же, не последовало. — Там множество комнат, из которых можно сразу попасть на открытые террасы с завораживающими видами…
— На огонь и пепел? — уточнила Евгения.
— На окружающие наш город величественные скальные массивы, а над головой — космос демонстрирует нам свои звёздные скопления, туманности и метеоры, — она попробовала вино и задумалась на секунду. — Вкусное.
— Ну ещё бы, это же Кот де Прованс, — усмехнулся Тиббот и предложил: — А давайте чокнемся что ли. За великую силу коллектива. За единство наших душ!
Глава 36
Всё меняется и все меняются внутри себя каждый день и каждый час, меняется распорядок жизни, убеждения и ценности. Все события будущего совершенно точно зависят от множества неожиданных стечений обстоятельств, их комбинаций, совпадений, но в первую очередь от одного первого шага. И сегодня Шемс впервые перешагнула порог покоев Лльюэллина. Здесь, как и повсюду пришлось пробираться через разбитую в щепки мебель, разбросанные вещи, разрушенные межкомнатные перегородки. Единственная уцелевшая лампа в надорванном абажуре высвечивала торчащий из руин немного необычной формы струнный инструмент с переломанным надвое грифом.
— Не знала, что ты умеешь играть на гитаре, — Шемс заявила о своём приходе довольно громко, так чтобы её услышали.
Лльюэллин вышел из спальной, в которой успел навести относительный порядок.
— Это мандолина, — он взял в руки сломанный предмет, — подарок отца.
— А говорил, что не хранишь памятные вещи. Значит ты учился музыки?
— Слишком давно, как будто в другой жизни. Вещи — это всего лишь вещь, Шемс. Цепляться за них не уникально, но незачем.
— Я храню мамин дневник и её обручальное кольцо. Наши вещи напоминают нам какие мы есть на самом деле. Я провела с тобой бок о бок достаточно времени, Лльюэллин, поэтому чтобы ты ни говорил, как бы ни старался показать, что тебе всё равно — я не верю.
— Твоё право верить во что хочется или не верить ни во что. Реальность от этого не поменяется. Мы никогда снова не станем теми, кем были когда-то. Невозможно перечеркнуть всю прожитую жизнь и просто начать с чистого листа.
— Да почему же?! Почему мы снова не можем жить нормально? Почему нельзя взять контроль над жизнью в свои руки, например, найти время для увлечений, вернуться к музыке?
— Помнишь слова Тихика, «жизнь — это всего лишь этап»? Рано или поздно, невзирая на все оправдания, которые мы добросовестно себе находим, нас ждёт та же участь, нам также придётся отправиться следом за ними в ад. Не только мне, Даррелю и Тибботу, но и тебе, и Евгении. Никто из нас не обретёт рая или хотя бы покоя. — Лльюэллин покрутил в руках мандолину и что-то изменилось в его лице, как будто он, наконец, позволил эмоциям проявиться. Светлые, лазурного цвета глаза, насмешливо смотрели на Шемс. — А вообще-то, знаешь, теперь я почти убеждён, что Тихик всё именно так и спланировал. И когда-нибудь, когда завершаться земные пути наших падших душ, мы вновь соберёмся, но уже по ту сторону. Безусловно, с твоим появлением множество удивительных сюрпризов ждёт представителей тамошних элит.
— И пусть. Но есть ведь разница в том, случится это завтра или через пятьдесят лет. Пока у нас есть время, до тех пор мы имеем возможность менять судьбу. Кстати, — спохватилась Шемс, — о посланниках ада. Я искала Чилу, надеялась получить совет, как же нам всё-таки сторговаться с её соплеменницами.
— Чила была здесь не более пяти минут назад. Может, это ты спугнула её своим появлением.
— Она начала меня избегать, что за новость? — Шемс нахмурилась. — Ну ладно… Помочь тебе с уборкой? Хочешь, попробую повторить фокусы Тихика?
— Не нужно. Береги силы. Сейчас мы под защитой, но это временно.
— Да, неприятно признавать, но без Чилы ритуал нам не повторить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да и с призраками рано или поздно возникнут проблемы.
— Мы ведь что-нибудь придумаем?
— Не знаю, Шемс. Но принимать какое-то решение нужно уже сейчас.
Девушка закусила губу, подумать было о чём. На долгие месяцы для неё, а для кое-кого аж на столетия, заколдованный дом открылся целым миром, сложным, жестоким, но единственным доступным в силу своей изолированности. И вот пришла пора идти дальше: собирать пожитки, возвращаться домой, заканчивать школу, выбирать профессию, в общем, вступить в точку отсчёта нового этапа своей жизни…
Когда настенные часы, висевшие в покоях Шемс, подтвердили, что снаружи уже глубокий вечер, все обитатели дома, включая Чилу, собрались там же в гостиной, а их взгляды напряжённо следили, как порхающий снег оживляет картину за окном.
— Лучше приоткрыть створку, тогда Миназия гарантированно нас почувствует, — любезно подсказала девушка-горгулья.
Шемс прикрыла глаза, сознанием спаиваясь воедино со стенами и получая возможность руководить всеми процессами в доме, но теряя способность управлять своим телом.
Небольшое мысленное усилие и массивная высокая створка распахивается наружу.
— А это не опасно? — заволновался Тиббот. — Мы успеем вовремя заметить их появление?
— Взгляни на неё, — Чилу раздражало подобное невежество. — В таком состоянии погружённости, когда дух ослабил связь с грубой материей, отчётливо отслеживаются любые энергетические потоки. Шемс почувствует стаю ещё на подлёте, болван.
Даррель прокашлялся, привлекая к себе внимание.
— В таком состоянии Шемс не сможет вести переговоры. Может, ты Жень, представишь им наше предложение, — он кивком намекнул на Чилу, — в деталях описав все его достоинства.
Евгения убрала выбившуюся прядь волос за ушко и нервно улыбнулась.
— Хорошо. Начнём с того, что, — она заглянула в поданный ей листок, где обычной шариковой ручкой были заранее прописаны предполагаемые условия предстоящего контракта, — свобода Чилы идёт в обмен на свободу Шемс…
— Ещё я заберу с собой Лльюэллина, — прерывая её, внезапно объявила горгулья.
— Что?! Нет!
На Чилу посыпался град возмущённых восклицаний.
— Да никто не говорит про уготованную ему адскую бездну! — Чила вроде бы пыталась убедить всех присутствующих, но взгляд неотрывно впивался в красивое мужское лицо, слишком уж ждущий взгляд, буквально просящий. — Я унесу его в наш поднебесный город. Там никто и пальцем не посмеет тронуть…
— Это твоё условие? — Лльюэллин продолжал хранить непоколебимое спокойствие, вся фигура его дышала холодной сдержанностью.
— Нет уж! — Тиббот в отличие от брата долготерпением не отличался. — Я больше никому тут не позволю приносить себя в жертву.
— Жертву? Вот значит как?.. — Чила будто подавилась. Её лицо, ставшее белым до прозрачности, выглядело теперь каким-то уж совсем юным, совсем растерянным, а на глазах — почти слёзы.
— Она влюбилась, — полушёпотом констатировала Евгения.
— Ещё чего! — самообладание мгновенно вернулось к горгулье: и голова вновь высоко вздёрнута, и осанка королевская, только подбородок предательски дрожит. — Возомнили о себе невесть что, смертные ничтожества…
Прерывая её, электрический свет моргнул, задрожал часто-часто, заставляя тени метаться по стенам, и вспыхнул вновь. Словно под воздействием сильного порыва ветра оконная створка резко захлопнулась. И буквально, через считанные мгновения за тёмным стеклом появились силуэты. Несмотря на наглухо запечатанное окно звуки снаружи по-прежнему проникали сюда беспрепятственно и растекались по комнате, наполняя пространство шорохами крыльев и гневным шёпотом.
— Вот они, красавицы, явились не запылились, — недовольно бормотал Тиббот, заслоняя собой бесчувственное тело Шемс.
— Мы хотим заключить сделку, — громко и смело начала Евгения. — Вы, думается, заинтересованы в возвращении Чилы. Так почему бы не принять компромиссное решение.
