мной и профсоюзом оценщиков нет и быть не может.
Я перебросил на телефон Иваныча информационный пакет. Быстро пробежавшись по верхам, гоблин посмотрел на меня с явным удивлением:
– Неплохо ты подготовился. Хочешь стать монополистом? Сразу предупреждаю, в истреблении оценщиков я участвовать не собираюсь.
Мы давно играем в эту игру, поэтому покачиванием ладони я дал понять, что шутяха так себе. На данный момент меня одолевали мысли, как сделать так, чтобы не спугнуть этих откровенно трусоватых ребят. Но пока сомнения терзали меня нехорошими предчувствиями, Иваныч поковырялся в настройках телефона, затем, воздев свой длинный, похожий на барабанную палочку палец, призвал меня к тишине и перевел телефон в режим громкой связи. Из динамика после трех гудков раздался женский голос:
– Алло, помощница господина Краузе на связи. Слушаю вас.
– Гутен таг, это графиня фон Зальм.
Все еще замерший памятником самому себе Бисквит сдавленно хрюкнул, на что Иваныч погрозил ему кулаком свободной руки. Я тоже, мягко говоря, был в шоке. Казалось бы, давно пора перестать удивляться, к тому же всем прекрасно известно о возможностях голосовых трубок гоблинов, но это было что-то с чем-то. Изо рта Секатора вылетал мелодичный женский голос, вещавший на плохом общем с сильным немецким акцентом. Гоблин выразительно посмотрел на меня, на что я демонстративно прикрыл обеими ладонями рот, как обезьянка из известной скульптурной композиции, и продолжил с восхищением наблюдать за дальнейшим развитием этого спектакля.
– Я месяц назад переселилась в Женеву и привезла с собой коллекцию моего покойного мужа. Несколько дней назад начало происходить что-то непонятное. Мужчина, нарисованный на одной из картин, приходит ко мне во сне, и там происходит такое… – Гоблин изобразил чувственный вздох и продолжил чуть дрожащим голосом: – Не могу описать точнее, но это меня крайне тревожит, поэтому я обратилась в жандармерию. Они посоветовали воспользоваться услугами оценщика. Герра Краузе рекомендовали как специалиста очень высокого уровня, поэтому я и звоню. Когда он сможет приехать ко мне и пояснить, что, черт возьми, творится в моем доме?!
Под конец Иваныч изобразил нервный срыв.
– Мне очень жаль, – со вполне искренним сожалением заявила помощница, наверняка зная нездоровую тягу своего шефа именно к таким вещам, – но господин Краузе не выезжает на дом и принимает клиентов исключительно в своей галерее.
– Но что же делать?! – с отчаянием воскликнул Иваныч в образе немецкой графини.
– Мы можем выслать к вам группу с защитным боксом для транспортировки картины в нашу галерею, – тут же подсказала помощница моего коллеги.
Такой вариант нас не устраивал, поэтому Иваныч перебил ее и со стервозным пылом заявил:
– Бокс у меня уже есть. В жандармерии посоветовали поместить туда картину как можно скорее, а охраны своей хватает. – Теперь в том, что издавала голосовая трубка гоблина, прорезались явные надменно-жесткие нотки. – Я не собираюсь ждать. Сможет ли ваш босс принять меня в пятнадцать ноль-ноль? Если нет, я обращусь к некоему Перову, – намеренно исказил мою фамилию гоблин. – Пусть у него и отвратительная репутация, но он хотя бы выезжает на дом и делает это оперативно.
Намек на меня казался довольно рискованным, но я благоразумно оставил свое мнение при себе.
– В этом нет никакой необходимости, – поспешно заявила собеседница гоблинского пранкера. – Я уверена, что смогу убедить шефа принять вас именно в это время.
– Хорошо, дорогуша. Вы уж постарайтесь, – надменно заявил гоблин и отключился.
– Иван Иванович, я в полном восхищении вашими актерскими талантами. – В моем заявлении не было ни грамма фальши.
Голосовая трубка гоблинов, конечно, уникальный инструмент, но им еще нужно уметь пользоваться, особенно подражая людям. Тут требуется очень глубокое погружение в психологию чужой расы. Теперь понятно, почему Секатор в наших разговорах так упирает на поговорки и правильность их произношения. С такого ракурса его закидоны уже не казались мне блажью.
– Вам бы в… в театре выступать, – чуть запнувшись, сказал я, и эта заминка не осталась незамеченной.
– Ты хотел сказать цирке, поганец эдакий? – легко, как синица, перескакивающая с одной ветки на другую, перешел гоблин на русский язык. – Так, хватит развлекаться, – тут же посерьезнел Иваныч. – Остальных я обзвоню позже, а пока займусь этой проклятой штуковиной. Вас же обоих здесь уже не должно быть. Теперь это дело только Хранителей-гоблинов. Бисквит, найди мне шесть защитных боксов. Сделай и распечатай снимки этой мерзости. Назар, помоги ему. Все, валите отсюда.
Заметив сомнения в глазах зеленокожего друга, я почти бегом перебрался в зал с тотемным изваянием удава-мутанта и сделал несколько снимков на свой телефон. Затем, как и приказал Секатор, мы быстро свалили с места преступления. В принципе, на этом моя роль в подготовительном процессе закончилось. Бисквит связался с конторой, предоставляющей специфическое оборудование напрокат, и сделал заказ на шесть одинаковых, похожих на кейсы-дипломаты боксов, покрытых защитными рунами.
Назначая время встречи с оценщиком, Иваныч явно учитывал то, что у него еще куча дел на месте преступления. Ведь придется справляться исключительно силами жандармов-гоблинов и привлеченных Хранителей его расы, не являющихся сотрудниками правоохранительных органов. А еще готовить шесть групп специалистов, в том числе эмпатов или слабых менталистов.
Честно говоря, я уже пожалел о том, что выдал эту слишком заковыристую идею, потому что ее осуществление чем дальше, тем больше казалось мне запредельно сложным. Но судя по всему, отношения Секатора с городским советом и даже комиссаром жандармерии были настолько замороченными, что гоблину проще устроить карнавал с плясками, чем запрашивать разрешения на следственные действия или расхлебывать последствия слишком жесткого самоуправства. Все ведь совершенно невинно – какие-то аферисты с непонятными целями решили развести лопоухих оценщиков. К тому же без причинения особого вреда – физического, финансового, да и морального тоже. Максимум хулиганство. Конечно, если не удастся вычислить того, кто рассказал организаторам массового побоища о возможностях энергетической сущности, а значит, автоматически стал соучастником преступления. Вот тогда дело примет совсем другой оборот.
Так как времени у нас хватало, мы решили подойти к делу творчески, и подготовку фальшивых экспонатов доверили профессионалу. Валентин Кирсанов считался лучшим в квартале художников специалистом по оформлению полотен соответствующими рамками. К тому же он занимался изготовлением репродукций. Сначала мастер воспринял задачу в штыки, но лишь глянув на фотографию в моем телефоне, вдруг загорелся и в качестве платы попросил право на использование снимка для своих работ. Правда, посетовал на качество изображения, но без особого огонька.
Пока Валентин работал, мы перебрались в блинную, потому что как только стресс отпустил наши организмы, они тут же вспомнили о том, что давно не подкреплялись чем-то сытным и обязательно вкусным. Благо
