14 августа 1941. 19.07
– Занят, Осси? – спросил заглянувший в комнату гауптшарфюрер.
– А, Дитрих, заходи. Чего в клювике притащил?
– Ничего вкусного, занимаюсь тем побегом из фильтрационного лагеря.
– Это под Слуцком который?
– Верно. Ребятам из полевой повезло – на них набрел один из беглецов, вот – протокол допроса прислали. – И он показал внушительную пачку листов, свернутую в трубку и торчащую из кармана.
– Есть что-нибудь интересное? – лениво (сказывалась сильная жара) спросил унтерштурмфюрер.
– Да я и сам еще толком не смотрел, пробежал мельком. Этот русский говорил что-то про напавших на лагерь партизан.
– Не возражаешь, если я посмотрю? – и хозяин требовательно протянул руку.
– Тебе откажешь, пожалуй. – Гость вытащил до-клад и протянул его со словами: – Прошу принять, господин унтерштурмфюрер! – после чего отвесил шутовской поклон.
Но старшему по званию было не до подначек, он внимательно просматривал протокол допроса, быстро перелистывая страницы. Внезапно на столе зазвонил телефон.
– Унтерштурмфюрер Бойке слушает… – не прекращая чтения, ответил хозяин кабинета. – Что? Когда? – Он вскочил со стула, и глаза его округлились. – Да. Немедленно выезжаю! Дитрих, сбор всей команды! Чтобы через пять минут все были готовы, черт тебя раздери!
– Да что случилось-то, Освальд? – спросил тоже вскочивший со стула гауптшарфюрер.
– Нападение на колонну рейхсфюрера!!!
* * *
Москва, улица Дзержинского, дом 2.
15 августа 1941. 22.32
– Итак, товарищи, начну с неприятного, – нарком, поблескивая стеклами пенсне, обвел взглядом собравшихся. – Хуже всего положение на Юго-Западном направлении – под Уманью противнику окружить наши войска не удалось, но потери очень тяжелые. Если бы не данные, полученные от ваших людей, товарищ Судоплатов, все могло бы быть значительно хуже. Товарищ Сталин, кстати, распорядился представить всех причастных к наградам, так что поздравляю вас.
На центральном участке положение несколько стабилизировалось, – и после некоторой паузы он продолжил: – Опять же, благодаря информации от ваших, товарищ Судоплатов, групп. Танковая группа Гудериана действительно попыталась повернуть на юг, но, благодаря своевременному предупреждению разведчиков, попала в ловушку. Бои там сейчас идут тяжелейшие, но наши части пока держатся. И держатся прочно. Гудериан как застрял у Бобруйска, так и не вылезает. Людей, раздобывших эту информацию, я считаю, надо наградить. Что скажете, товарищ Меркулов?
Заместитель наркома ответил:
– Так точно, товарищ Берия! Орден Красного Знамени – руководителю резидентуры или командиру группы будет в самый раз.
– Вы слышали, товарищ Судоплатов? Напишете представление. Теперь поговорим о более мелких проблемах. Кстати, действия танкоистребительных групп существенно помогли при обороне. И Верховному понравилось – активная оборона. Правда, у немцев под Ельней и Бобруйском, по донесениям, танки почти закончились, – нарком усмехнулся, – теперь больше на автомашины охотятся.
Огромная дверь кабинета бесшумно приоткрылась.
– Да, что случилось, товарищ Шария? – мгновенно отреагировал нарком.
– Лаврентий Павлович, тут человек из Особой группы, к товарищу Судоплатову… Говорит, что-то экстраординарное случилось…
– Давай его сюда, – немного раздраженно приказал нарком.
– Капитан госбезопасности Маклярский, – бодро отрапортовал вошедший, несмотря на раскрасневшееся лицо и струйки пота, убегавшие за воротник.
– Ну, что там у вас приключилось? – по-прежнему недовольно спросил Берия и, заметив заминку, усмехнувшись, добавил: – Не стесняйтесь, капитан, здесь все свои…
– Товарищ Генеральный комиссар, сообщение от нашей группы.
– Ну?
– Группой «Странники» ликвидирован Генрих Гиммлер!
* * *
В последнее время в печати, на телевидении и в Инфосети идут бесконечные споры, чем может грозить человечеству беспрецедентный эксперимент, проводимый нашими учеными совместно с их европейскими коллегами в Институте волновой физики в Минске.
На вопросы нашего корреспондента любезно согласился ответить глава института, академик, лауреат Нобелевской премии Михаил Викторович Соколов.
– Здравствуйте, Михаил Викторович!
– Здравствуйте.
– Многих наших читателей волнует так называемая «проблема схлопывания». Что вы можете сказать нам по поводу обоснованности этих тревог?
– Не погружаясь в дебри «высокой физики», могу заверить, что наши эксперименты контролируемы и никакими катастрофическими последствиями не грозят. А кликушество некоторых, в основном американских, средств массовой информации – не что иное, как попытка в очередной раз раздуть конфликт между странами с разным социальным строем. Вам же наверняка попадались пространные «исследования», противопоставляющие науку «свободного мира» и «тоталитарное мракобесие»?
– Да, и не раз.
– По моему мнению, подобные попытки – не более чем заказ определенных кругов.
– То есть вы, Михаил Викторович, совершенно отрицаете какую бы то ни было угрозу?
– Возможно, вы помните шумиху, поднятую в конце прошлого века «акулами пера» вокруг совместного проекта Института ядерных исследований и ЦЕРНа?
– Ну, меня тогда еще на свете не было, но материалы про коллайдер я читал.
– И что? Были ли какие-нибудь катастрофы?
– Насколько я знаю – нет.
– Вот видите! А в нашем институте, который, скажу без преувеличения, стоит на самом переднем крае науки, к безопасности относятся еще серьезнее! Эксперименты будут проводиться с шагом в несколько месяцев, и ни один не будет начат до полной обработки данных, полученных в результате предыдущего.
– Михаил Викторович, вы можете ответить, что же такое время на самом деле? И возможны ли столь часто описываемые в фантастической литературе путешествия в прошлое или будущее?
– Боюсь, что огорчу вас… По имеющимся у нас данным – такие путешествия, хотя теоретически и возможны, но практически они пока неосуществимы. Да и в силу неизученности самого вопроса я боюсь, что никто из моих коллег в ближайшие лет пятьдесят не возьмется сказать что-либо определенное по этому вопросу.
– А как вы относитесь к «эффекту бабочки»?
– Сергей, мы же договаривались! Никаких околонаучных фантазий!
– Ну а все же!
– Давайте я вам приведу пример, который не имеет никакого научного объяснения, но на основании которого вы можете хоть роман написать. Хотите?
– Конечно!
– Вы, наверное, знаете, как трепетно у нас в стране относятся к памяти о Великой Отечественной войне, и многие люди искренне интересуются событиями того тяжелого, но и одновременно судьбоносного времени. Так вот, несколько лет назад я занимался, скажем так, «раскопками». Пользуясь служебным положением… Нет, не пишите! Это – шутка! В общем, копался в биографии своего прадеда. Михаила Алексеевича Соколова. В настоящее время он известен как крупный ученый, физик-практик. Как один из «курчатовцев». Но в самом начале войны он попал в окружение, а затем – в немецкий лагерь.
По вашему лицу вижу, что вы не понимаете, в чем соль. Подождите немного.
Так вот, из лагеря ему помогли бежать сотрудники диверсионной группы НКВД. И я, копаясь в открытых теперь архивах, нашел даже фамилию того, благодаря кому моему прадеду удалось избегнуть смерти.
– История, конечно, поучительная…
– Дослушайте же до конца! Вы, вероятно, знаете Антона Владимировича Трошина? Да-да, того самого, кто заведует инженерно-техническим обеспечением наших экспериментов? Знаете? Отлично. Так вот, не так давно в разговоре выяснилось, что его прадед тоже в сорок первом был в окружении. И в его судьбе сыграли большую роль представители той же самой организации.
– Ну, насколько я помню, сотрудники спецслужб…
– Погодите, я еще не сказал главного! Офицером, спасшим моего предка и прадеда Трошина, был один и тот же человек! Старший лейтенант госбезопасности Окунев! А вы говорите совпадения…
«Московский комсомолец», 19 июля 2034 года
Приложения
Приложение 1[90]
Рабоче-Крестьянская Красная Армия 1940–1942 гг
Рассматриваемый период охватывает время с мая – ноября 1940 по март 1942 года. 2 ноября 1940 года радикально изменяются наименования званий младшего командного и начальствующего состава; 26 июля 1940 года вводится звание «подполковник» и ему равное «старший батальонный комиссар»; 13 июля 1940 года изменяются наименования званий высшего командного состава. Было отменено звание «комбриг» и ему равные, и основная часть комбригов стала полковниками (очень немногим из комбригов присвоили звание «генерал-майор»). Из-за обиды и нежелания перейти из высшего состава в старший (т. е. из генералов в офицеры) многие из обиженных долго еще продолжали игнорировать новые знаки различия. Они продолжали носить не четыре полковничьи «шпалы», а комбриговские ромбы. Тем более что перевод на новые звания происходил не автоматически, а в порядке переаттестации (аттестационная комиссия решала, какое звание присвоить вчерашнему комбригу). Между тем процесс переаттестации затягивался. Еще до конца 1941 года можно было встретить военнослужащих с комбриговскими ромбами в петлицах.
