По знаку командира Люк и Кудряшов вырубили обоих пленных, и Саша повернулся к освобожденным нашим бойцам, которые, вымотавшись в гонке и вдобавок ошеломленные неожиданным освобождением, лежали в тени большого куста, непонимающе переводя взгляды с одного участника дискуссии на другого.
– Так, бойцы, для вас сейчас есть два варианта: первый – помочь нам, второй – полежать связанными в тенечке часок-другой.
– Товарищ… командир, – видно было, что эсэсовская форма смущает говорившего, – а почему связанными?
– Во избежание! – веско ответил Фермер.
Бойцы решили не уточнять, а просто поднялись с земли:
– Мы готовы помочь, товарищ командир, – насколько мог бодро, отрапортовал тот боец. Судя по характерному произношению гласных, парень был нижегородцем.
– Как фамилия, боец? – поинтересовался Александр.
– Красноармеец Шенев, товарищ командир.
– Будете за старшего. Придется вам еще разок «лошадьми» побыть, товарищи. Поступаете в распоряжение товарища лейтенанта. – И он показал рукой на Люка, как раз в этот момент прикручивавшего глушитель к маузеровской снайперке. – Дед Никто – с Люком, остальные – ко мне!
…Док по рации подтвердил, показания «языка», сообщив, что в лагере началась «еще какая-то мутота с хренотой».
Чтобы избежать мелкой дорожной пыли, клубами вылетавшей из-под колес «круппа», мы все повязали на лица платки, отчего стали похожи на банду гангстеров из какого-нибудь боевика, посвященного временам «сухого закона» в Штатах. Но, когда до ворот лагеря оставалось метров сто, Фермер приказал снять платки, а Бродяга сбросил скорость километров до десяти в час.
Когда мы доползли до ворот, там нас уже встречали – слегка обрюзгший и не очень опрятный мужик со знаками различия обер-фельдфебеля стоял у распахнутых створок. Как только «ублюдок» остановился, Фермер стремительно выскочил и, открыв мою дверь, замер по стойке «смирно». Я вальяжно вылез и, остановившись в паре метров от фельдфебеля, вскинул руку в нацистском приветствии:
– Heil Hitler!
Толстячок, совсем уже было поднесший руку к пилотке, вздрогнул и, замешкавшись, отсалютовал мне в ответ.
– Что у вас тут за фестиваль, фельдфебель? – «через губу» поинтересовался я и сплюнул набившуюся в рот пыль.
– Проводим культурно-спортивное мероприятие для заключенных, герр унтерштурмфюрер! – как ни в чем не бывало, ответил он.
– И это в то время, когда Германии не хватает рабочих рук для восстановления этих проклятых русских дорог? – будем надеяться, что выговор у меня достаточно нейтральный.
– На сегодня нарядов на работы не прислали, герр унтерштурмфюрер, вот мы и решили развлечь этих скотов.
Я сделал шаг по направлению к воротам:
– Ну, ваши повозки мы встретили на дороге, а что у вас сейчас происходит?
– Гефрайтер Шлосс решил проверить звериную сущность большевиков… – вычурность речи бывшего учителя начала меня раздражать, мне все труднее становилось понимать, что же он имеет в виду.
– И каковы успехи?
– Он победил четверых, остальные струсили. У русских не хватает духа принять вызов настоящего тевтона… А ведь мы пообещали победителю свободу.
«Ага, и пулю в затылок. А то бы Тоха показал этому Шлоссу, почем гробы в Полесье», – зло подумал я и, как бы невзначай, расстегнул кобуру с «вальтером».
– Надеюсь, вы не против, герр унтерштурмфюрер, поприсутствовать в качестве почетного гостя? – голос фельдфебеля был радушен и заискивающ одновременно.
– Нет, конечно, я не против. Сейчас отдам необходимые распоряжения своим людям и присоединюсь к вам.
Фельдфебель еще раз улыбнулся мне, вытер пухлые губы грязным носовым платком и со скоростью пулемета начал отдавать приказания своим подчиненным.
Я же пошел к машине.
– Какие приказания, командир? – вполголоса спросил я Сашу, открыв дверь в машину и вытаскивая небольшую сумку.
– Мы насчитали двадцать немцев и пяток этих, с белыми повязками… Главная проблема – пулеметы, двоих Люк снимет по команде, этого, что за «максимом», я сам сработаю. Бродяга, на тебе – караулка и вертухаи у ворот. Тотен, на тебе – их командиры. Как, сможешь?
– Я думаю, да, – уверенности в своем голосе я не ощутил, командир, впрочем, тоже.
– Ты не думай, а злость набирай и варианты прорабатывай, – прошипел он.
– А мы же хотели на работы пару десятков отобрать… – начал я, но Саша прервал:
– Хотели, да расхотели… Их вчистую уработать надо. А пленных мы как ложный след используем, понял? И надо бы Тохе знак какой подать, может, подыграет нам изнутри…
Такое сомнение в умственных способностях друга меня огорчило:
– Командир, ну не дурак же он! Меня увидит – и сообразит, что к чему.
– Ну, дай-то бог…
* * *
Когда Тотен в сопровождении фельдфебеля занял «места в партере», примолкший было «глашатай», заорал снова:
– Итак, свиньи, ваша трусость разочаровала господина коменданта. Теперь мы изменим правила игры. Как говорят у вас в России – «кнут и пряник». Одного пряника вам, видимо, недостаточно! С этого момента участник боя будет назначаться. Отказ – расстрел на месте! Нам нужно еще шесть человек!
Я не очень внимательно слушал, поскольку все мое внимание было привлечено к Фермеру, который как раз в этот момент остановился в паре метров за спиной у пулеметчика, сидевшего на крыльце караулки. Причем на плече у Александра я заметил «мой» ППД.
А минутой раньше Бродяга окликнул двух «хиви» и, всучив им ведро, жестами отправил за водой.
«Надо полагать, что и Люк где-нибудь неподалеку… И Док с Казачиной…» – предчувствие скорого освобождения наполняло меня радостью. Я повернулся к Семену, чтобы поделиться с ним своей радостью, но внезапно обнаружил, что ни его, ни Миши-танкиста рядом нет. Я закрутил головой и совершенно неожиданно для себя обнаружил их в числе «гладиаторов»!
«Твою тевтонскую мать! Что же делать? – пока мозг в ошеломлении высчитывал варианты, ноги сами вынесли меня вперед. – В конце концов, без меня у ребят шансов против этого Шлосса практически нет. Слишком долго они на подножном корму, да и навыки тут требуются посерьезнее, чем для дворовой драки!»
– Назад, Антон. Ты куда? – хором встретили меня новые знакомцы.
– Вот, решил не оставлять вас одних, – я улыбнулся им. – Миша, ремешок свой не одолжишь на пять минут?
Как это ни странно, но многие из пленных носили ремни, а ложки были практически у всех. Да и котелки с кружками тоже были не редкостью.
Семен попытался что-то спросить, но Михаил, видимо, вспомнив, как я метелил лагерных мародеров, дернул военврача за рукав и начал расстегивать пояс.
«Так, теперь надо Алика предупредить, чтобы они моим «гэгом» воспользовались…»
И высунувшись из-за стоявшего впереди пленного, я «засемафорил» Тотену.
– Внимание! Внимание! – вновь заголосил переводчик. – На этот раз с гефрайтером Шлоссом будут снова противостоять трое. Ты! Ты! И ты! – последним был как раз военврач.
Мне совершенно не хотелось, чтоб мозги Семена разбрызгало по утоптанной земле, поэтому я оттер Приходько в сторону и громко спросил:
– А можно мне?
Шлосс и переводчик покосились на меня, перекинулись вполголоса несколькими словами, и громила одобрительно кивнул.
В напарники мне достались двое незнакомых парней: один с неспоротыми петлицами артиллериста и правым ухом, замотанным грязной тряпкой, второй – близоруко щурившийся высокий «доходяга» в грязной гимнастерке без петлиц.
– Так, пацаны, слушайте сюда! – затараторил я. – Под ногами не путайтесь и слушайте меня, как ро€дную маму! Как начнем, ты, – мой палец уперся в грудь артиллериста, – идешь по широкой дуге направо, а ты – соответственно налево. Ваша задача – внимание этого биндюжника отвлекать, пока я его не уделаю. Ясно?!
Согласный кивок. «Ну и отлично, хоть мешать не будут».
На самом деле тактику боя с этим немцем я продумал уже давно, сразу после первого поединка. Просто так, по привычке.
Соревноваться с немцем в силе или убойности я не собирался и, когда «глашатай», проорав «Начинайте!», выскочил из круга, медленно пошел навстречу Шлоссу.
Собратья по несчастью, как я заметил периферийным зрением, в точности выполнили мой наказ и начали обходить немца с двух сторон.
Как я и ожидал, громила время тянуть не стал и быстро двинулся на перехват близорукого доходяги, решив сразу вывести из игры самого слабого. Серьезная ошибка с точки зрения тактики! Когда, по моим прикидкам, до дистанции эффективного удара немцу оставался один шаг, я метнулся вперед и в длинном выпаде «щелкнул» ремнем по бедру противника. Пояс у танкиста был не каким-то там брезентовым эрзацем, а настоящим кожаным, так что неприятные ощущения гаду обеспечены.
Фриц запнулся, разразился потоком грязных ругательств и, развернувшись, бросился на меня. Я кувыркнулся в сторону прямо из положения выпада, уходя с пути этого носорога, и, лежа на спине, еще раз «приласкал» арийскую ляжку ремнем. Шлосс как раз перенес на эту ногу вес всего тела, так что после обжигающего «горчичника» мышцы непроизвольно сократились, и мой противник кубарем покатился по земле.
