Серена же была совсем не такой.
И Спенсеру это нравилось. Она ему нравилась. Ему нравилось в ней все без исключения.
– Пришло время принять решение, – послышался тихий голос Серены. – Налево, в аэропорт, или направо.
К ней.
Спенсер был осторожным человеком. Методичным и даже немного занудным. И принимал себя таким. Но сейчас ему выпал шанс немного изменить себя с женщиной, которая смотрела на него так, что он чувствовал себя Суперменом.
– Направо.
Улыбнувшись, Серена свернула к своему магазину. Они вошли в кондитерскую, наполненную восхитительными ароматами. Обстановка в ней тоже была соответствующей и напоминала старое французское кафе. Резные железные столы и стулья, бледно-розовые обои с белыми полосками, картины с изображенными на них сельскими пейзажами. Все это создавало теплую и очень уютную атмосферу.
– Позади кондитерской мое жилище, – пояснила Серена. – Оно небольшое. И все же это мой островок безопасности во время шторма.
– Мы можем где-нибудь пообедать или сходить в кино.
На лице Серены отразилось удивление.
– Тебе совсем не хочется, чтобы с тебя слизывали шоколад?
– Приглашение пообедать вовсе не означает, что я отказываюсь. Скорее наоборот. Ты же это понимаешь, верно? Просто это способ выказать тебе свое уважение.
Серена продолжала с удивлением смотреть на Спенсера.
– Ты необычный. Только кажешься знойным красавчиком, а на самом деле…
– Зануда.
– Да.
– Верно. Но поверь мне. Зануды всегда находят выход из положения и в конце концов завоевывают самых классных девушек на свете.
– Ты тоже завоюешь девушку, Спенсер.
– Хорошо. – Он взял Серену за руку. – Как насчет того, чтобы приготовить обед?
– Ты умеешь готовить?
– О, дорогая. – Спенсер широко улыбнулся. – Послушай, мы начали с твоего восхитительного десерта, но я предлагаю закончить моим основным блюдом.
– И ты говоришь сейчас не о сексе?
– Сначала дела.
Серена с минуту смотрела на Стоуна.
– Не могу тебя раскусить.
– И не надо.
Серена изучающе разглядывала его еще некоторое время, а затем улыбнулась.
– Что ж, ладно. Это будет ночь сюрпризов. Для нас обоих.
Эмма и ее отец смотрели друг на друга поверх медицинской карты. Доктор Синклер все еще сидел на смотровом столе и выглядел обманчиво здоровым. Его волосы привычно топорщились в разные стороны, лицо покрывал легкий загар, а на губах играла беззаботная улыбка.
– Спенс сказал, что у тебя все хорошо, – произнесла Эмма.
– Я же тебе говорил.
– Я хотела убедиться.
– Это в тебе говорит врач. – Отец похлопал Эмму по колену. – Мне нравится, что ты врач. Я горжусь тобой, Эмма. Я когда-нибудь говорил тебе это?
Слова отца были подобны теплому молоку с медом.
– Нет.
– Значит, говорю теперь. Я очень тобой горжусь и счастлив, что мы занимаемся одним и тем же делом.
Если бы отец сказал эти слова месяц назад, Эмма непременно стала бы отрицать, что они занимаются одним и тем же. В конце концов, она в отделении «Скорой помощи» спасала ежедневно множество жизней, а отец в своем небольшом городке лечил сыпь и вывихи.
Но она ошибалась.
Так сильно ошибалась.
Работа ее отца была почти так же важна, как и ее работа. Даже важнее. Потому что в Нью-Йорке она была одной из дюжины. Если бы Эмма не смогла выйти на работу, ее с легкостью заменил бы кто-то другой.
Но здесь, в Вишфуле ее отец был единственный. Незаменимый.
– Ты не возражаешь против продажи? – спросил доктор Синклер.
– Речь не обо мне.
– Я просто хочу знать, что ты думаешь.
Отец никогда не спрашивал ее мнения, пока она не приехала в Вишфул, но теперь оно стало ему интересно.
И это было для нее очень важно.
– Думаю, это хорошее предложение, – осторожно произнесла Эмма. – И самый простой способ решить проблему с клиникой.
Пожилой доктор глубоко вздохнул и кивнул.
– Для тебя это легкий путь, потому что ты не чувствуешь ответственности за меня или клинику, если что-то случится?
Отец подразумевал еще один сердечный приступ. При мысли об этом желудок Эммы болезненно сжался, а к горлу подступил ком. Для нее больше не имело значения то, что в прошлом им никак не удавалось наладить отношения. Только не теперь, когда отец был единственным, кто у нее остался.
– Речь не обо мне, совсем не обо мне, а о тебе, о твоем здоровье и счастье.
– Я всегда был здесь счастлив.
Ком в горле Эммы разрастался. Отец заплатил за ее учебу. Предпринимал попытки с ней повидаться. Хотел быть к ней ближе. Поэтому Эмма не смогла промолчать.
– Папа. – Она покачала головой. – Ты заплатил за мою учебу в колледже. Отдал мне все свои сбережения. Ты приезжал повидать меня, а я об этом даже не знала. Я чувствую себя жуткой эгоисткой. А еще я ужасно сожалею, что… – К удивлению Эммы, ее голос сорвался. – Что мы…
– Эй, эй… – Отец накрыл руку Эммы своей. – Послушай меня. Отцы навещают своих детей. Отцы оказывают помощь, когда дети собираются поступить в колледж. Это было моей работой и меньшим из того, что я мог для тебя сделать. В любом случае все это в прошлом.
– Да, но мама…
– Сделала все, что могла.
Эмма смотрела на отца, испытывая огромную благодарность за то, что он не заставил ее выбирать между собой и памятью о матери. Более того – он не хотел, чтобы она делала выбор. Она очень его недооценивала, и теперь чувствовала себя виноватой, но, как и отец, не станет оглядываться.
Но она могла исправить настоящее.
И будущее.
– Я правда буду скучать по этому месту.
Доктор Синклер ошеломленно посмотрел на дочь, и в его глазах вспыхнула надежда.
– Правда?
– Папа, – с сожалением начала Эмма, и он сжал ее руку.
– Все в порядке, Эмма. Все будет в порядке.
Нет, не будет. Она собиралась уезжать и не знала, что это будет означать для них обоих. Неужели они снова станут вежливыми незнакомцами?
И будет ли отцу хорошо без клиники?
Внезапно Эмма подумала, что не будет. Она попыталась что-то сказать, но отец поднялся. При этом он кряхтел и слегка постанывал, а затем одарил дочь улыбкой.
– Старость не такая уж замечательная штука. Так что не рекомендую стареть.
Он давал ей время все осмыслить. Но если Эмма что-то и уяснила во время своего пребывания здесь – узнала от Стоуна, – так это то, что эмоции нельзя заметать под ковер подобно мусору. Это не сработает.
– Мы оба знаем, что я чувствую себя не в своей тарелке и что я никогда не собиралась здесь оставаться.
– Да. – Губы отца изогнулись в кривой улыбке. – Ты говорила это пару раз.
– Или тысячу. – Эмма вздохнула. – Я собиралась ненавидеть каждый день и обижаться на судьбу.
