X. КЛИНТОН: Да. Но не так трудно, потому что я очень переживала за то, что происходило в нашей стране в предыдущие годы, при прежней администрации. Не секрет: я не соглашалась с той политикой и считала, что во многих областях Америка нуждалась в усилении и возврате к тому, чтобы быть более похожей на себя, на свой характер. Я могла внести свой вклад в обсуждение этого и рада, что участвовала в той кампании. Мне представилась уникальная возможность, и, к моему большому удивлению, человек, с которым я так долго и жестко соперничала, — президент Обама предложил мне войти в его администрацию.
В. ПОЗНЕР: Во время предвыборной гонки вы говорили о нем довольно много жестких вещей. Не трудно было после этого принять его предложение?
X. КЛИНТОН: Он тоже говорил жесткие вещи обо мне. Но в этом часто и заключается политика и предвыборная борьба. Было непросто согласиться, потому что я хотела снова вернуться на должность сенатора от штата Нью-Йорк, представлять Нью-Йорк в сенате. И когда президент Обама предложил мне этот очень важный пост, я была поражена, не могла поверить. И сначала сказала: «Ну, я не знаю. Подумайте об этой кандидатуре, о той, о ком-то другом…». Но он был настойчив и продолжал говорить о том, что, какой бы жесткой ни показалась кампания со стороны, на самом деле по основным вопросам мы во многом сходимся. И в итоге этих обсуждений я решила, что речь идет о том, чтобы служить Америке. Когда я начала ездить в качестве госсекретаря, от Индонезии до Кореи — везде, по всему миру, мне чаще всего задавали именно этот вопрос: «Как вы можете работать с тем, с кем соперничали на выборах?» И я отвечала: «Мы оба любим нашу страну». Для меня это основной момент: что мы можем сделать, чтобы послужить ей. И я ни о чем не жалею.
В. ПОЗНЕР: Работая над книгой «Живая история», вы уже думали об участии в президентской гонке? У вас были такие амбиции?
X. КЛИНТОН: Мне говорили об этом, подталкивали меня к этому. Но президентская гонка очень изматывает. Это тяжелый труд. У нас президент является и главой государства, и главой правительства. У вас есть президент и премьер-министр. У других народов такая же система. У кого-то король или королева и премьер-министр. У нас это один человек. И этот один человек несет всю нагрузку — и представляя страну, и руководя правительством. Так что я думала об этом долго и серьезно. Но в итоге решила, что попробую, что могу быть полезной.
В. ПОЗНЕР: Давайте поговорим о внешней политике США. В 2007 году вы написали статью для журнала «Foreign Affairs», в которой обвинили Джорджа Буша в том, что Америка потеряла доверие и уважение даже ближайших друзей. По вашему мнению, что-то сдвинулось с тех пор, изменилось?
X. КЛИНТОН: Да. В течение года я видела облегчение от того, что старая администрация ушла и пришла новая. Было много радости и ожиданий, связанных с президентом Обамой и тем, что он олицетворяет, его лидерскими качествами. И мы упорно работали над восстановлением отношений. Во время встречи с президентом Медведевым мы признали, что неплохо продвинулись в этом. Нам по-прежнему есть над чем работать, потому что проблемы никогда не заканчиваются. Думаю, имеется разница между способностью вести открытый, честный, постоянный диалог, который сейчас налажен с Россией и другими партнерами по всему миру, и тем, чтобы во всем соглашаться. Мы не достигнем согласия во всем. Иногда люди смотрят на меня или на другого министра иностранных дел и говорят: «Если у вас такие хорошие отношения, почему вы не соглашаетесь?» Это неправильный подход. Мы стараемся найти моменты, по которым можем договориться и двигаться дальше, как в случае с договором СНВ-2, подготовка к подписанию которого почти закончена. Там же, где есть несогласия, пытаемся сузить их в ходе честного обсуждения, которое сейчас наладили.
В. ПОЗНЕР: Среди разногласий существуют так называемые сферы влияния. Россия о них говорит, вы их отрицаете. Вы говорите, что это устаревший подход девятнадцатого века и так далее. В 2005 году конгресс США принял резолюцию, согласно которой США должны иметь абсолютно открытый доступ ко всем ключевым регионам мира, к стратегическим коммуникациям и к глобальным ресурсам. И я хотел бы вас спросить: какая разница между таким подходом и словами «сфера влияния»?
X. КЛИНТОН: Я не знаю точно, что имели в виду конгрессмены, принимая эту резолюцию пять лет назад. Но мы говорим о том, что, конечно же, такие великие державы, как Россия и США, будут иметь влияние по всему миру. Ваш президент и премьер-министр ездят по всему миру, ставят вопросы, ведут переговоры по широкому кругу проблем. Так же делаем мы. Но нельзя автоматически предполагать, что какая-то страна лишь из-за своей географической близости входит в сферу влияния. Есть много стран к югу от нас в Западном полушарии. Мы, естественно, будем пытаться влиять на них. Но это независимые страны, они могут принимать собственные решения о характере своей внешней политики, например.
В. ПОЗНЕР: А считаете ли вы, что доктрина Монро еще жива? Ведь она говорит: это наш дворик, и не лезьте сюда.
X. КЛИНТОН: Нет-нет. Мы признаем новую реальность и то, что в условиях глобализации экономики между Китаем, Россией и Европейским союзом будет происходить товарообмен, будут налаживаться деловые связи, инвестиции, заключаться двусторонние внешнеполитические соглашения. В Западном полушарии, в Африке, в Азии, повсюду в мире. США будут стремиться занять свое место. Мы не собираемся сдавать позиции никому, но и не ждем, что наши партнеры в Латинской Америке скажут, например: «Я не могу иметь дело с Россией, потому что я в американской сфере влияния». Мы считаем, что это устарело и нужно двигаться вперед, чтобы каждая страна имела возможность выбирать свой курс.
В. ПОЗНЕР: Вы поддерживаете знаменитые слова Теодора Рузвельта о том, что надо говорить тихо, но носить с собой большую палку?
X. КЛИНТОН: Это довольно точное описание того, какой часто была американская внешняя политика последние сто лет. Мы обладаем большим влиянием и возможностями, мы знаем, что у нас очень сильная армия и широкие экономические связи. Но при президенте Обаме, думаю, вы заметили упор на мягкий разговор о том, как нам лучше взаимодействовать. Это хорошо было видно в ситуации с Ираном, когда президент Обама сказал: «Мы протянем вам руку, если вы разожмете кулак». Он распорядился начать диалог с Ираном, чтобы Иран взаимодействовал с остальным миром. Но в то же время у нас всегда оставалась возможность второго варианта взаимодействия — давления и санкций, время которых, на наш взгляд, пришло.
В. ПОЗНЕР: Вы сами заговорили об Иране. В случае худшего сценария — худшего, подчеркиваю — вы верите в возможность применения силы против Ирана?
X. КЛИНТОН: Это будет не только худший вариант, но и самая крайняя мера. Никто не хочет доводить до этого. Именно потому мы так упорно стараемся убедить Иран изменить свое поведение. И если вы взглянете на Иран. Как мы говорили несколько минут назад: «смотреть глазами других». Если вы взглянете на Иран глазами его соседей по региону, то поймете, что они видят в нем агрессивную силу, пытающуюся дестабилизировать другие страны — я говорю здесь об арабском мире. Мы постоянно слышим об этом. Например, Марокко недавно выслало иранцев — они занимались прозелитизмом и подстрекательством против властей Марокко. Это масштабная проблема, и она волнует не только Соединенные Штаты. Как сказал президент Медведев, никому не нравятся санкции. Но они могут быть неизбежны, если пытаешься изменить чье-то поведение. Наша цель — изменить поведение Ирана, чтобы он перестал поддерживать и распространять терроризм, заниматься религиозной пропагандой, дестабилизируя тем самым другие страны региона и вообще исламского мира.
В. ПОЗНЕР: Но главное — это ядерная программа?
X. КЛИНТОН: Да, ведь если они запустят программу создания ядерного оружия, это приведет к гонке вооружений на Ближнем Востоке в масштабах, которых мы еще не видели.
В. ПОЗНЕР: В истории взаимоотношений США и Израиля мы наблюдаем полную поддержку. Настолько, что, с точки зрения многих, Израиль может вообще на всех плевать, и порой так и делает. Недавно накануне приезда вице-президента Джо Байдена правительство Израиля объявило о своих планах построить еще 1600 домов в Южном Иерусалиме, что вызвало бурную реакцию. Вы были настроены критически, сказали об этом премьеру Нетаньяху, а через неделю ваш тон сильно изменился, вы стали говорить об этом мягче. Скажите, пожалуйста, что случилось, в чем причины?
X. КЛИНТОН: Мы увидели, что израильтяне признают необходимость возобновления переговоров между ними и палестинцами. И ищут способы улучшить атмосферу, сделать шаги, которые найдут позитивный отклик не только у палестинцев, но и у всех нас, кто пытается инициировать переговоры, нацеленные на решение проблем между этими государствами. Состоялась встреча так называемого квартета здесь, в Москве, которую созвал министр иностранных дел Лавров. И за столом были, естественно, Россия, Евросоюз, ООН, Соединенные Штаты и представитель квартета, бывший премьер-министр Тони Блэр. В заявлении мы еще раз осудили то, что сделал Израиль, и вновь призвали всех продолжить заниматься главной на сегодня задачей — искать пути создания палестинского государства и обеспечения безопасности государства израильтян.
