у рта: если бы судьба повернулась иначе! Если бы не красное полотнище большевиков, а стяги фюрера теперь развевались над Кремлем – и у него все сложилось бы гораздо приятнее! Тогда янки и сунуться не посмели бы в немецкие колонии… Он поставил чашечку на стол, нервно сцепил пальцы. Словно оправдываясь перед сыном и женой, торопливо пояснил:
– Была у меня надежда, что после победы Германии мы станем хозяевами мира. Вот тогда и пришло бы время поднять золото с «Генерала Гранта» и с его помощью сделать блестящую политическую карьеру. Но вышло вновь по предсказанию великого канцлера Бисмарка! Теперь приходится спасать себя, свое предприятие и семью от финансовой петли, которую готовят мне американские фирмы, чтоб этим янки провалиться в царство Аида и попасть в лапы кровожадного Цербера!
– Ничего, отец! – Карл понемногу пришел в себя после прослушанной истории прадеда. Пережив мысленно чужие страдания, он постепенно обрел былую веру в собственные силы. – Мы с этими янки Потсдамского соглашения не подписывали! Мы с ними еще повоюем! Не из пушек, а финансовыми залпами! Только бы добраться до сокровищ барка!
Марта поднялась из кресла, подошла к Отто, который сидел на диване у стола, ласково, успокаивая, провела пальцами по жестким с заметной сединой волосам. Ей захотелось вдруг поцеловать этого сильного, красивого и упрямого человека, к которому она после той упоительной «полуночи» начала испытывать нежное чувство, граничащее с истинной страстью. Но присутствие Карла удержало ее от такого порыва.
– Я верю, милый Отто, ты добудешь золото своего деда. И поможешь своей семье… Конечно, мне трудно заменить Вальтера, он был мужчина с крепкими кулаками, но и я не слабой породы, не кисейная истеричка. Жизнь приучила меня работать физически, быть настойчивой, а если надо, то и зубастой. Особенно если придется драться за свое счастье и счастье крошечной Элизабет. Так что можешь, Отто, рассчитывать и на меня!
Отто взял руку баронессы, поцеловал пальчики Марты. Глаза его заискрились молодо, и он подмигнул Карлу:
– Золото принадлежит нам не только по праву наследства, но и по праву сильного! Принадлежит всем нам, Марта! Я говорю нам, потому что, и Карл знает это, ты моя жена перед Богом с того часа, когда Всевышний соединил нас. И все, чем мы с ним владеем, принадлежит и тебе, моя несравненная Пандора! Ну что же, значит, вместе до последнего часа. Теперь бы только добраться до того острова, где затонул «Генерал Грант», а поднять груз будет не так сложно. И время года теплое, не то что май месяц, когда здесь купался наш отважный предок! – Помолчал, глядя через иллюминатор на тускнеющий своими красками небосклон, и неожиданно решил: – Эту ночь, Карл, мы вдвоем будем следить за Оклендами. Милая Марта, иди отдыхай, а мы с Карлом выйдем на палубу. Чует мое вещее сердце, вот-вот появится Старый Башмак, тот самый островок, как прозвал его дед Генрих.
– Почему он так прозвал его? – удивился Карл, привстав с кресла. – Не потому ли, что бегал по нему босиком, когда прыгал с тонущего корабля в море?
– Нет, сынок, – улыбнулся Отто на вопрос сына, похлопал его по плечу и пояснил: – Просто наиболее высокая часть, где кратер бывшего вулкана, напоминает издали голенище башмака, куда просовывается нога. А остальное, более низкое наклонное плоскогорье, – это где ступня и пальцы. О пятку этого «Башмака» и разбился барк… Ну, идем, сынок, и, как пели наши «лучшие друзья-коминтерновцы»: «Это есть наш последний и решительный бой!..» Надеюсь, Окленды будут к нам более милосердными, не как Симплегадские скалы[20] к аргонавтам!
Над морем тянул ровный норд-ост. Яхта шла под малыми парусами, равномерно поднимаясь и опускаясь, наискось переваливая через волны высотой не более пяти футов. За кормой остались первые, самые северные скалы Окленда, а здесь то и дело торчали устрашающие каменные зубы. Об эти скалы – которое уже тысячелетие! – чередой безутешно бились океанские волны…
– Милях в пяти по курсу видны еще острова! – подал голос из рубки рулевой Клаус. – Может, это как раз те, что мы ищем?
Отто и Карл, а вскоре к ним присоединились Фридрих и боцман Майкл, прошли на бак, встали справа от надутого паруса. И стояли в напряженном ожидании более часа, пока не приблизились к этим островкам и не убедились, что они ничем не напоминали описанный Генрихом Дункелем Старый Башмак.
– Фридрих и ты, Майкл, ужинайте и идите спать. Мы с Карлом заступим на вахту в два часа ночи.
– Зер гут, мой фрегаттен-капитан, – согласился Кугель, потрепал боцмана по плечу. – Идем, Майкл! Видит бог, не далеки уже райские ворота! И если ты не столь грешен, проскочишь в них без особого труда!
«Хотелось бы мне как можно дольше не попадать в те райские ворота… Земной жизни еще толком не порадовался», – сдерживая внутреннее беспокойство, смешанное с раздражением, поразмыслил боцман, заглянул в рубку, позвал:
– Идем ужинать, Клаус! Ваша смена как раз пришла на вахту.
Роберт, только что поужинавший вместе с Джимом и Есио, заступил на дежурство. Отто и Карл закурили сигары и устроились поудобнее в плетеные кресла, вместо впередсмотрящего матроса поглядывали на воду по курсу яхты, чтобы нечаянно не налететь на одинокую и мало приметную среди волн скалу. Сидели, курили, посматривали на медленно уходящие за корму бесформенные каменные нагромождения, темно-черные и пугающие своим необжитым видом и опасной близостью: до них было не дальше, чем половина мили.
Отто покосился на сына и насторожился: Карл крепко поджал губы и смотрел на зыбь, но глаза его не перебегали с волны на волну, не следили за чайками, которые летали совсем рядом, словно воздушный конвой около нагруженного танкера во времена войны… Карл смотрел в одну точку, смотрел в глубь океана, туда…
Больно сжалось сердце, словно легкая белая пелена покрыла палубу яхты, волны и горизонт – Отто с трудом сдержал подступившие слезы. Раньше с ним такого не было, чтобы вдруг вот так наворачивались на глаза непрошеные слезы слабости…
«Вальтер, Вальтер, что же ты натворил, сынок! – Отто горестно покачал головой, стараясь не поворачиваться лицом к старшему сыну. – Не захотел поговорить с отцом начистоту, не излил свои сомнения, а отрезал отца даже на фотографии. И дернули меня черти писать те несчастные телеграммы Цандеру! Надо было дать ему устный приказ еще там, в Виндхуке при отъезде. Но всего в жизни не предусмотришь, как не предусмотрел я слежки за собой со стороны верных вроде бы друзей. И вот – потерял сына, на которого так привык надеяться. Теперь нас
