трое против океанской тьмы и ненадежных матросов. Вряд ли Клауса и Марту можно серьезно брать в расчет, если вдруг заварится нежданная драка. И кто знает, как поведет себя боцман и в особенности Клаус, на которого я так много поставил! Будет ли верен или ударит в спину, как тот в веках проклятый Брут… Дорого бы я заплатил, чтобы узнать, не замышляет ли команда что-нибудь против нас. Через кого узнать? Через Майкла? Но эта Горилла и есть самая верная кандидатура на роль мятежного вожака – точь-в-точь старый Сильвер, особенно если отрубить ему ногу! Через Клауса? Вряд ли. Матросы от него отвернулись, он для них отрезанный ломоть…»
– Да-а, сынок, что-то я не учел с самого начала, – вслух подумал Отто, пыхнул сигарным дымом, оглянулся. Роберт, посматривая на картушку компаса, вел яхту вдоль опасной зоны рифов, над которыми в бледно-желтом свете луны виднелись пенистые буруны разбивавшихся волн. Вновь заговорил о том, что вот уже несколько дней не покидало его мысли: – Надо было взять с собой еще двух-трех надежных ребят, хотя бы и сына Фридриха Кугеля. Да и Эрих, племянник Гюнтера Цандера, парень с крепкими кулаками и с железными нервами, не как…
– Сделанного не исправить, отец, – глухим голосом прервал Карл размышления отца, когда тот хотел с упреком вспомнить погибшего Вальтера. – Будем рассчитывать на собственные силы.
– Ты прав, сынок, – Отто похлопал Карла по спине, встал с кресла, чтобы немного размять ноги, прошел с бака к рубке. – Не устал, Роберт? Может, отдохнешь, а Карл подменит тебя?
– Дело для меня привычное, господин сенатор, – спокойно ответил рулевой, и Отто не сумел уловить в его голосе скрытых ноток неприязни или приглушенного раздражения. – В иные прогулки приходилось одному бессменно стоять у штурвала по восемь часов. Только и отдыха бывало, когда в рубку принесут поесть или чашку кофе покрепче выпьешь. А теперь мы меняемся каждые два часа. Не работа – сплошная прогулка!
– Ну не всегда же наше плавание – сплошное удовольствие. И вам приходится трудиться, когда налетает непогода… Хорошо бы теперь до возвращения в Мельбурн не попадать в полосу штормов, но, увы, это не в наших силах устраивать!
– Это уж так, господин сенатор, – покорно согласился Роберт и легонько крутнул штурвал, подправляя курс яхты. – Не мы властвуем над океаном, а он над нами, – сказал спокойно, но стараясь не встречаться взглядом с новоявленным хозяином яхты. Дункель заметил это, но не стал выяснять причину отчужденности, отнеся ее к тем мелким недоразумениям, которые произошли при встрече с китобоями.
«Получат вознаграждения все, так и улыбаться будут. И не один раз вспомнят добрым словом…» – пришло в голову такое решение. Он внимательно поглядывал вперед на море, где форштевень, приближаясь к заветному месту, словно карающий меч, рассекал незримые нити человеческих судеб, брошенных на темные волны самой загадочной богиней Клото[21].
* * *
Остров Старый Башмак они опознали около полуночи, когда он из бесформенного черного пятна превратился в кусок суши с более четкими очертаниями – до него осталось не более двух-двух с половиной миль.
– Он! Это он, клянусь священными водами Стикса! – Отто Дункель вскочил с кресла, обнял за плечи Карла и не сдержал радости, неистово сжал сына. – Смотри, сынок, высокая пятка – это раструб потухшего вулкана! А туда, на восток, понижение и невысокий обрыв! Там укрывались от шторма шлюпки с затонувшего барка. Иди, Карл, быстро разбуди Фридриха. Пусть идет сюда, потом отоспимся, когда наше золото будет в трюме яхты! О-о, ну теперь… – и Отто, счастливый и возбужденный окончанием трудного поиска, от нетерпения крепко потер руки, не задумываясь пока о том, что сокровища надо еще и отвоевать у коварного Посейдона, что слитки золота лежат не на берегу в кованных сундуках, а там, где царствует мрак и на каждом шагу подстерегает невидимая и беспощадная опасность быть вечным пленником моря…
Фридрих, едва успев одеться, через минуту был около фрегаттен-капитана, выслушал его восторженное известие: вот он, отыскался их Остров Сокровищ! Осталось только побыстрее поднять золото и…
Фридрих предостерегающе сдавил локоть ликующему Дункелю, еле слышно добавил за Отто:
– …и обдумать, как нам обуздать матросов, когда они увидят золото и наверняка тронутся умом!
Фрегаттен-капитан вздрогнул, как из раскаленных клещей выдернул локоть из пальцев верного друга. Снизил голос до еле различимого, поспешил уточнить:
– Что-нибудь узнал пакостное? Говори скорее.
– Точно ничего не знаю, мой фрегаттен-капитан, но боцман Майкл и этот верный его дружок Роберт о чем-то шептались после ужина, когда Майкл вышел из камбуза и курил у рубки. Шептались так бережно, будто от сварливых жен таили амурные делишки. Когда к ним подошел Клаус, тут же умолкли и заговорили о дельфинах, которые появились около яхты. К чему бы это? Поневоле задумаешься и загодя примешь кое-какие меры, не так ли?
Отто возбужденно пожевал губы, тихо ответил, сдерживая в себе понятное волнение:
– Иди и оденься потеплее. И оружие возьми. Нам по одному нельзя оставаться ни здесь, ни на камбузе, – повернулся к сыну, спросил: – Карл, твой пистолет при тебе?
Карл молча положил ладонь на грудь, где под левой рукой у него находился удобный пистолет «Вальтер», тезка погибшего брата…
Едва рассвело, боцман Майкл поднял матросов, наскоро позавтракали и приготовились к проходу через рифы. До полудня, дожидаясь прилива, маневрировали около острова, а потом убрали паруса, запустили двигатель и осторожно начали приближаться к бурунной полосе против «пятки» Старого Башмака. Карл и Фридрих стояли на коленях по обе стороны форштевня, внимательно всматривались в морскую поверхность, стараясь по малейшему движению воды определить наличие опасной и невидимой скалы. Волны рассекались о рифы по бортам, а здесь, за исключением нескольких «караульных» скалистых выступов из моря, к великому их счастью, никаких препятствий пока не объявлялось, и яхта лишь в одном месте легонько чиркнула бортом о подводный камень.
При этом легком толчке у Отто невольно всплыло старое, от деда узнанное. «Не здесь ли барк “Генерал Грант” впервые вот так же ударился днищем об эту скалу? У него осадка была гораздо большей, да и ветром его гнало куда быстрее… Господи, пронеси и не погуби наши грешные души!» – и, не скрывая тревоги, на виду у всей команды перекрестился.
Но скорость у яхты была минимальной, словно у младенца, топающего крошечными ножками по незнакомой тропинке, и яхта, оттолкнувшись утолщенной частью корпуса, спокойно продолжала извилистым курсом пробираться дальше, в глубь пролива. Все с облегчением вздохнули, когда «Хепру» прошла за полосу рифов и оказалась в довольно просторной
