душераздирающий предсмертный вопль, от которого задрожала вся пещера, и рассыпалась черным пеплом. Я зажала нос и рот рукавом. Пыль, пролившаяся сверху темным дождем, окутала все кругом, легла на цветы, попала даже в глаза, и их мучительно защипало. Демоница исчезла, и повисла тишина, нарушаемая только оглушительным стуком сердца, отдающимся в ушах.
Тацуми и Дайсукэ убрали мечи в ножны и кивнули друг другу в знак уважения. Черная пыль успела припорошить и их. Суюки, о которой все на время позабыли, спустилась к нам. Ее глаза на прозрачном лице испуганно округлились, в них читался неподдельный ужас. Она смотрела туда, где мгновение назад стояла кидзё, а теперь висело облако пепла.
– Она… погибла? – шепотом спросила девушка.
Я осторожно отняла рукав от лица.
– Кажется, да, – пробормотала я в ответ. Глаза у меня слезились. – Видимо, об этом меня и предупреждал Кирин, – прошептала я, стирая последнюю слезинку. – О скорбном духе, который прячется на этом острове. Почему же бедняжка никак не могла покинуть этот край? Тацуми-сан?
Тацуми, аристократ и ронин присоединились к нам. Вид у всех был уставший, на лицах темнели пятна сажи, Окамэ стиснул зубы, точно пытался спрятать свои чувства. Даже в позе Дайсукэ, в его мрачно поджатых губах читалось напряжение.
Тацуми потер глаза.
– Не знаю, – признался он. – Я такого прежде не видел. Обычно женщины, которые превращаются в кидзё, состоят из плоти и крови, совсем как живые. Но это точно был дух. Может, это рэйки – демон, который уже умер, но так одержим местью, что не может вернуться в Дзигоку и переродиться.
– Как бы там ни было, этой твари больше нет, – вмешался Окамэ. – Ох и не понравился ты ей, павлин! – добавил он, покосившись на Дайсукэ. – Признавайся, ты, часом, не злил демонов в прошлой жизни?
– Ничего об этом не знаю, – отозвался аристократ. Его голос, всегда такой спокойный, едва заметно дрогнул. Он поморщился, закрыл ладонью глаза. Окамэ взглянул на него с тревогой. – Прошу прощения, – сказал Дайсукэ. – От аромата этих цветов мне сложно сосредоточиться. Боюсь, если мы тут останемся, я скоро начну позорно рыдать. Думаю, можно продолжить путь, раз духа мы победили.
– Вот только… – Суюки робко огляделась. – Я слышу… как она плачет.
Мы затихли и похолодели. По цветочному ковру вокруг нас и впрямь гуляло эхо всхлипов. Деревянное святилище у дальней стены занялось зловещим алым сиянием. Черные кусочки пепла и сажи потихоньку поднялись с лепестков ирисов и закружили в воздухе. С каждым мигом этот вихрь становился все плотнее, все темнее. Белая маска театра но, покрытая трещинками, но по-прежнему целая, поднялась, бесшумно пролетела через пещеру и зависла у черного облака.
Плач усилился – теперь он отчетливо доносился из вихря рядом со святилищем. У меня екнуло сердце. Последний пронзительный вопль – и пепельное облако превратилось в огромную демоницу, невредимую и вполне себе живую. Она запрокинула голову и взвыла.
– Kuso! – ругнулся Окамэ и, вскочив, выхватил лук. – Это надолго! Сколько же нам придется ее убивать?
– Святилище, – Тацуми достал Камигороши. Меч засиял. Демоница опустила руки и повернулась к нам. – Святилище – это якорь, – процедил Тацуми, сощурившись, и впился взглядом в деревянное сооружение за чудовищем. – Саму кидзё нам не убить. Что-то удерживает ее в этом мире. Надо уничтожить святилище, и якорь исчезнет.
– Не-е-е-е-е-е-е-е-ет!
Исступленный вопль заставил меня поморщиться и зажать уши: даже цветы – и те от него задрожали. Демоница резко развернулась и заслонила святилище своим исполинским телом, обняла его руками.
– Не вздумайте! – сквозь всхлипы воскликнула она, глядя на нас. – Мое! Не отнимайте! Воспоминания о ней – все, что у меня осталось!
Воспоминания о ней.
Я вздрогнула, удивленно округлила глаза. Неужели это…?
Тацуми и Дайсукэ, вскинув мечи, медленно направились к великанше. Окамэ положил стрелу на тетиву. Демоница все плакала, обнимая святилище. Ее гигантское тело сотрясали всхлипы.
– Простите нас, – сказал Дайсукэ, подбираясь вместе с убийцей демонов к плачущему монстру, – Никто не заслужил жизни в таком кромешном отчаянии. Кем бы вы ни были, мы вас освободим.
Причитания стихли. Великанша подняла голову, хотя так и не повернулась к приближавшимся к ней воинам.
– Я вас проклинаю, – прошептала она. Казалось, сам воздух вокруг нее – и тот мгновенно застыл. Даже со своего места я почувствовала, до чего могущественны ее слова, сколько в них горя и ненависти. У меня внутри все сжалось. – И пусть вы познаете ту же боль. Пусть она так крепко вопьется вам в душу, что воспоминания станут ядом, пусть вы потонете в реке слез. Пусть боль осколком зеркала вонзится вам в сердце и будет вспарывать его на всяком вдохе, и с каждым ударом рана будет становиться все шире и шире. – Демоница обернулась, подняла руку с ярким когтем длиной в фут. Ее голос стал громче и жестче. – Пусть боль разрушит ваши тела и поработит разум, и останется лишь жалкая оболочка! Только яд, слезы, агония! Тогда-то вы начнете грезить о смерти, но пусть даже она обходит вас стороной.
Тацуми, издав яростный, нечеловеческий рык, бросился в атаку. Камигороши алой вспышкой мелькнул в тусклом свете. Он сорвался с места раньше, чем великанша закончила свое проклятие, но та лишь грозно распрямилась. Под маской замерцали красные глаза. С ее губ слетел крик.
В этот раз крик обрел силу: он сшиб меня с ног и отбросил назад. Цветы пустились в дикую пляску, многие из них осыпались черной золой, и та взвилась в воздух. У меня на миг перехватило дыхание: в горле встал ком из соли, пепла и горя, а под кожу словно просочилось что-то зловещее.
Окамэ сдавленно застонал и упал на колени, выронив лук прямо в черные ирисы. Тацуми и Дайсукэ тоже упали, правда, убийца демонов, опустив плечи и вцепившись в меч, смог продержаться на ногах на несколько секунд дольше аристократа, но потом судорожно вздохнул и тоже рухнул в цветы.
– Тацуми!
Великанша тяжело опустилась на черные ирисы и поникла головой. Длинные волосы тотчас упали ей на лицо. На миг она застыла без движения. Я бросилась вперед. В уши ударил резкий крик Окамэ, от которого все у меня внутри сжалось. Добравшись до места, где упал Тацуми, я увидела, что он лежит среди черных лепестков, обняв себя руками и поджав колени к груди. Убийцу демонов била дрожь, он крепко сцепил зубы, а взгляд его остекленел. Когда я опустилась рядом на колени, он, кажется, даже меня не заметил. Я тронула Тацуми за руку – и похолодела. Мышцы у него были как стальные тросы,
