В одиночестве сердце Ирины не может забыть и отцовский бревенчатый дворец, и тихий плеск холодных волн в фиордах, и упландского ярла Олафа, и песни скальдов…
Весело бежит ладья, торопится вслед за ней дракар…
Тепло пригревает солнце. Ирина ещё с утра скинула парчовый повойник, стоит в расшитом шугае[117], и ветер теребит золотые волосы, хлопает над головой льняным парусом.
Далеко, на правом берегу, мелькнул и скрылся верховой дозорный. Кузьма проговорил восхищённо:
— Эк погнал! Вскорости князю Ярославу известно будет, что мы подплываем.
Ирина промолчала.
— Киев, княгиня, рукой подать. За лесом сейчас откроется, — снова сказал Кузьма и вытянул шею.
У Ирины слегка вздрогнули и приподнялись тонкие брови.
— Да вон, вон, гляди! — радостно воскликнул Кузьма. — Вишь?
Гридни взмахнули вёслами, ладья рванулась, понеслась птицей. Вот уже и пристань виднеется, на берег народ сходится, а впереди, у самой кромки воды, Пров.
Издалека разглядел его Кузьма, свесился через борт, сорвал с головы шапку, заорал что есть духу:
— Эгей, Пров, я воротился!
6
В княжеские хоромы один за другим направлялись думные бояре. День тёплый, но бояре в кафтанах, расшитых узорочьем, воротники в подбородки упираются, шапки дорогого меха высокие, тулья бархатная, идут, на посохи опираются. Инако быть не может, на княжий совет званы.
Сходились думные бояре в гридню послушать, с чем прибыл полоцкий боярин от князя Брячеслава. Рассаживались на лавках по чести, по родовитости, переговаривались:
— О чём просить станет Брячеслав-то?
— Долго не давал о себе знать полоцкий князь!
— Услышим, услышим!..
Вошёл Ярослав, поклонился боярам, проследовал через всю гридню, где в дальней стороне на возвышении стояло княжье кресло, уселся. Чуть ссутулился, спросил громко:
— Готовы ли бояре-советчики полоцкого паведщика слушати?
— Готовы! — нестройно ответили бояре.
— Тогда пусть войдёт он! — сказал Ярослав, и ведавший посольскими делами боярин отворил дверь.
Полоцкий боярин, что жердь, прямой и худой, вошёл странно, отвесил поклон сначала князю, потом по сторонам боярам думным, заговорил скрипучим голосом:
— Бьёт те, княже Ярослав, челом князь наш Брячеслав. Нищает княжество Полоцкое, скудеет скотница…
Думные бояре заелозили на лавках. Боярин Герасим бороду на плечо соседу положил, шепчет в ухо:
— Боярин-то вымогатель…
— По всему видно, — загудел ответно сосед.
Полоцкий боярин на шумок внимания не обращает, дальше речь ведёт:
— Просит тя, князь Ярослав, наш князь Брячеслав землицы к княжеству Полоцкому прирезать, не дай ему захиреть…
Ярослав глаза уставил на боярина, пальцами по подлокотнику постукивает, а сам думает: «Брячеслав-то внук Рогнеды и Владимира, одна кровь…»
Но тут на мысль иное пришло. Небось как Святополк его, Ярослава, донимал, Брячеслав не встал на защиту, а теперь боярина прислал, просит. Неожиданно оборвал полоцкого боярина, сказал:
— Отчего же чахнуть княжеству Полоцкому? Стоите вы на пути торговом: Двиною в море Варяжское, Днепром, по Греческому пути, в Византию. Ни Киев вам, ни Новгород не чинят препон, так отчего хиреет скотница полоцкая?.. Нет, стол, что наследовал князь Брячеслав, ширить не стану, так и передай племяннику моему…
Думные бояре зашумели одобрительно. Полоцкий паведщик развёл сокрушённо руками:
— Почто обижаешь, князь Ярослав, ведь не мало у тя городов и веси твои обильны…
— Как сказал, так и быть по тому, — поднялся Ярослав и, расправив плечи, ступил с помоста.
Следом поднялись бояре, застучали посохами по деревянному полу.
— Истинно так!
— По разуму!
Полоцкий боярин обидчиво поджал губы, поклонился достойно и гордо покинул гридню.
Ирина едва-едва лик умыла, а проворная гречанка-массажистка румяна наложила, как в опочивальню ворвалась давняя княгинина прислужница Хелга, бухнулась в ноги, выпалила скороговоркой:
— Княгиня-голубушка, прости за позднее каяние, Ярл Эдмунд со товарищами Киев покидает без княжьей воли.
— Ах, ах! — заахали сенные боярыни и даже одевать княгиню перестали.
Ирина прищурилась, спросила строго:
— Чего плетёшь несусветное?
— Ох, верно, княгиня-голубушка, — всплеснула ладошками Хелга. — Ярл Эдмунд сам мне о том поведал ещё вчерашнего вечера, да я те не сказала, час поздний был. А ноне сама видала, как они к дракару отправились. Коли не веришь, сходи погляди своими очами.
— Не сказывал ли Эдмунд, куда надумал увести свевов? — перебила её Ирина.
— В Полоцк, княгиня-голубушка, к князю Брячеславу!
— Беги к князю Ярославу, скажи обо всём да передай, что я задержу Эдмунда, коли поспею! — уже вслед Хелге прокричала Ирина.
Накинув на голову лёгкий платок, Ирина заторопилась на пристань. Шла, не замечая никого, на поклон воротних гридней не ответила.
На берегу малолюдно. Ярла Эдмунда разглядела издалека. Он стоял на сходнях у готового к отплытию дракара, одетый по-походному. Под плащом блеснуло нагрудное зерцало-броня, на голове рогатый шлем на самые глаза опущен. Завидев княгиню, пошёл навстречу.
— О, госпожа моя, я знал, что ты придёшь выслушать меня! — заговорил он по-свейски.
— Ярл Эдмунд, — ответила Ирина на родном языке, — зачем уводишь викингов, к чему подбил ты этих свевов на измену князю Ярославу? — Она указала рукой на дракар. — Либо запамятовал, как целовал меч на верность?
— Госпожа, меч целовал я, то так, но тому минуло не одно лето, и срок истёк. Ныне же уходим мы в Полоцк. Зовёт нас к себе князь Брячеслав. Ярослав на гривны скуп, полоцкий же князь щедро одарит нас!
— Но погоди, — резко возразила Ирина, — почему молчал ты о своих бедах, почему не говорил о них князю Ярославу ране? Может, он заключит с тобой иную ряду…[118]
— Поздно, госпожа моя, — недобро рассмеялся ярл.
— Так если Брячеслав с Киевом вражду затеет, ты за него с викингами своими станешь?
— Я воин, госпожа! — гордо ответил Эдмунд.
Каем глаза Ирина заметила спускавшихся к берегу вооружённых гридней. Эдмунд тоже увидел их, вскрикнул гневно:
— О, коварная госпожа моя, ты с умыслом держала меня, пока не явятся Ярославовы воины, чтобы перебить нас? Так нет же!
Подхватив Ирину и прикрываясь ею от стрел как щитом, он попятился к сходням.
До Ирины донёсся голос бежавшего к берегу воеводы Будого:
— Не стреляйте, княгиню пронзите!
Гридни враз опустили луки. А на дракаре уже подняли паруса, ударили по воде длинные весла.
У края чалок гридни остановились. У ног Днепр сваи омывает, плещет на помост. Меж пристанью и дракаром водяное поле на глазах ширится.
Воевода Будый приложил ладони ко рту трубой, разразился бранью:
— Ярл Эдмунд, пёс шелудивый, ты Ярославово ел, пил, а ныне, лыцарство позабыв, княгиню бесчестью предашь!
С дракара пустили стрелу. Она тонко тенькнула над головами, вонзилась в бревенчатую стену мытной избы. Гридни щитами прикрылись. Кто-то предупреждающе выкрикнул:
— Ярослав идёт!
Все разом обернулись. Князь шёл торопливо, почти бежал, припадая на больную ногу. Шёлковая рубаха не подпоясана, волосы без головного ремешка рассыпались. Следом едва поспевал ярл Якун. Растолкав гридней, Ярослав подскочил к воеводе, гневно ухватил его за плечи:
— Не уберёг, не уберёг княгиню, боярин!
И, оттолкнув воеводу, нашумел на оторопелых гридней:
— Почто стоите? Вдогон!
Гридни кинулись отвязывать ремни, накладывать сходни. Тут ярл Якун вмешался:
— Князь, догнать немудрено, да опасаюсь, ярл Эдмунд княгиню в живых не оставит, когда его брать начнут. Эдмунда я знаю, сей ярл на всё способен.
Воевода Будый глядел на Ярослава, ждал, что ответит тот, а князь уже гридней ворочает:
— Не надобно! Эй, слышите? — И повернул во дворец.
До ворот шёл молча, сникнув головой. Наконец сказал:
— Экий Брячеслав! А я-то и не принял всерьёз его паведщика…
Воевода Будый кашлянул. Ярослав поворотил к нему голову:
— Слышь, боярин, помнишь, как князь полоцкий через своего посла городов у меня просил, а я отказал. Вот он и замыслил сие коварство. — Криво усмехнулся: — Племянничек-то, племянничек!
Будый заглянул Ярославу в глаза, спросил:
— Велишь созвать бояр думных?
— Нет, — покачал головой князь, — ты полки на Полоцк поведёшь. Силой заставим Брячеслава и княгиню воротить, и себя молодшим признать. Да заодно и Эдмунда за бесчестье наказать.
У Смоленской переволоки повстречался воеводе Будому боярин Трифон, староста Словенского конца. На лёгкой ладье, не зная отдыха, гнал он в Киев. Послали его новгородцы к князю Ярославу, слёзно молили найти управу на полоцкого Брячеслава. Словно тать, тайно напал на город, посад разграбил, пожёг и с полоном да добычей ушёл безнаказанно. У посадника же Константина уменья не хватило отпор дать.
