имени России за прочность договора о наступательном и оборонительном союзе, заключенного между персидским шахом и Кохендиль-ханом»[474].
В своих мемуарах Иван Осипович рассказал о той сложной ситуации, в которой принималось решение, навлекшее на него через короткое время гнев царя, министра иностранных дел и опалу. По его словам, афганцы «опередили события и без его ведома заявили, что обязательным условием, при котором они согласились бы подчиниться суверенитету шаха, должно стать вмешательство России как гаранта взятых обеими сторонами обязательств»[475]. Как и где делались эти заявления не уточнялось, наверное, имелись в виду послания, направлявшиеся шаху и российскому посланнику. Кроме того, подобная установка была фактически изложена в письмах Дост Мухаммед-хана Николаю I и Мохаммад-шаху, внимательно отслеживавшему ход кандагарской сделки. Ее пробуксовка тут же заставила бы кабульского эмира усомниться в целесообразности следования той линии, которую он согласовал с Виткевичем. Это было яснее дня ясного.
События развивались ускоренными темпами, и Симонич исходил из того, что затевать переписку с Петербургом относительно гарантий значило отложить дело в долгий ящик и упустить редкий шанс укрепить позиции России в регионе, серьезным образом потеснив англичан. К тому же напомним, что сама идея объединения афганских ханств с Тегераном при поддержке России была санкционирована «сверху» еще в начале 1837 года и речь как бы шла лишь о ее конкретном воплощении. «Мог ли русский посланник, – вопрошал Симонич, – осаждаемый с двух сторон (то есть афганцами и персами – авт.) и находившийся в условиях столь благоприятных, что одним росчерком пера имел возможность сделать свою страну арбитром на Востоке, мог ли он не воспользоваться такой прекрасной возможностью?»[476]. Каков был сделан вывод и какое Симонич принял решение, известно. Обращает на себя упоминание о росчерке пера, означавшее, что гарантии были даны письменные.
Серьезнейший, ответственнейший и, в общем-то, дерзкий шаг, который мог обернуться для России внушительной победой. Это отлично сознавали англичане, которые задействовали все свои ресурсы для того, чтобы не допустить реализации плана создания тройственной коалиции.
и апреля 1838 года Макнил отправил Пальмерстону полный текст персидско-кандагарского договора (в переводе Роулинсона), скрепленного гарантиями Симонича:
«Я, в качестве Чрезвычайного и Полномочного посланника Российского правительства при Персидском дворе, гарантирую выполнение следующих положений Договора между Его величеством Мохаммад-шахом и Кохендиль-ханом, сардаром Кандагара, скрепленного гарантией Российского посланника в Тегеране.
1. Княжество Герат будет даровано Шахом правителям Кандагара в качестве награды за их верную службу с момента его восшествия на персидский престол.
2. Территории и племена в подчинении сардаров Кандагара будут сохранены за ними и избавлены от насилия, посягательств и конфискации.
3. Персидское правительство ни под каким видом не намерено включать в число своих подданных какие-либо афганские племена, крупные или малые, или привлекать их к себе на службу, если это не соответствует их интересам, и любые деловые контакты с Афганскими государствами будут согласовываться с правителями Кандагара.
4. Участие князя Камрана и его министра Яр Мохаммед-хана в государственных делах Персии исключается.
5. Шах предоставит помощь сардарам в случае любых враждебных действий против Кандагара со стороны Шуджи-уль-Мулька, англичан или эмира Кабула.
6. В случае если сыновья или братья Кохендиль-хана явятся со своими приближенными в лагерь шаха, в отношении них и их имущества не будут применены никакие насильственные действия и причинен вред, и они не будут задержаны в качестве заложников, за исключением одного сына Кохендиль-хана, который всегда будет оставаться на службе шаха.
7. Кандагар направит в Герат военный контингент в составе 12 тысяч всадников и 12 пушек и будет содержать его для оказания содействия шаху.
8. После того, как договор будет должным образом подтвержден Кандагаром, Омар-хан немедленно отправится в распоряжение монарха.
9. С прибытием этого князя Персидское правительство выделит сардарам Кандагара необходимую сумму для покрытия расходов на содержание конницы и артиллерии; затем сардар Мехрдиль-хан будет направлен с тысячью всадников в шахский лагерь. С приездом князя взаимное доверие устанавливается между шахом и сардарами, и Персидское правительство не станет предъявлять Кандагару какие-либо требования, помимо указанной военной службы.
Если Мохаммад-шах не выполните какие-либо из перечисленных условий, или любым образом отступит от положений Договора, я, как Чрезвычайный и Полномочный посланник Российского правительства, сознавая свою ответственность, призову его тем образом, который сочту нужным, действовать строго в соответствии с положениями и условиями договора»[477].
Попутное замечание. Пассаж относительно помощи Кандагару в случае «враждебных действий» со стороны Кабула объяснялся старинной неприязнью между братьями и был включен в договор по желанию Кохендиль-хана на всякий случай, на перспективу. Мало ли как дело могло обернуться после предполагаемой победы над Камран-ханом и Шуджей. Вдруг победители вновь рассорятся, не поделят сферы влияния. Но для этого надо было еще победить… А пока взаимодействие в рамках тройственной коалиции считалось приоритетным.
Макнил назвал персидско-кандагарский договор «самой большой проблемой» для Великобритании, поскольку, по его мнению, по нему Россия получала «полное право» вмешиваться в дела Персии и право «защищать Персию против нас или кого бы то ни было, кто атакует ее»[478].
В то же время Макнил не упускал из виду тот факт, что договор был гарантирован лично Симоничем, но не российским правительством и питал надежду, что последнего удастся избежать. «Примечательно, что Симонич гарантировал договор официально, указывая свою должность, но не от имени своего правительства… Короче говоря, если Герат падет, и если договор будет гарантирован не лично графом Симоничем, а Россией, то Россия станет безраздельно властвовать над судьбами, политическими и коммерческими, всей Центральной Азии; Великобритании придется отступить к Инду, Хива и Бухара сдадутся, если подвергнутся нападению, а Персия и Афганистан окажутся всецело под ее господством[479].
Подобная апокалиптическая картина вселяла ужас в Пальмерстона, Окленда и прочих государственных мужей Туманного Альбиона.
Британские дипломаты во главе с посланником прибыли в лагерь шаха чуть раньше Симонича, 6 апреля. Однако английские наблюдатели, как уже отмечалось, находились там достаточно давно. Регулярно докладывали Макнилу о ходе осады, направляли подробные реляции
в Калькутту и в Лондон, поддерживали тайные контакты с Поттинджером, передавали ему имевшуюся у них информацию о намерениях и планах осаждающих. По сути выполняли функции лазутчиков и шпионов. И шаг за шагом переигрывали русских и незадачливых персов, воевавших спустя рукава.
Задача Макнила заключалась в том, чтобы оказать давление на шаха, заставить его свернуть осаду и отказаться от антибританских замыслов. Посланник нервничал. Он располагал полной информацией о переговорах Виткевича в Кабуле и Кандагаре и афгано-персидском договоре и опасался, что не поспевает за событиями. Из Герата направлял Окленду письма панического содержания, из которых следовало, что персы
