Никогда еще наше положение не было столь безнадежным, думал Аспар, глядя на то, как расположил Арнеглиск армию. Пехота была собрана в огромный, глубиной в двадцать пять шеренг, блок; по бокам его стояла конница. Размещенное таким образом войско походило на пухлую куропатку, которую вот-вот должны были ощипать. Два недавних столкновения с гуннами напоминали скорее небольшие стычки, нежели полномасштабные сражения. Теперь же, запертые в Херсонесе, римляне знали, что их ждет ожесточенная битва. Но знакомо ли вообще Арнеглиску понятие «тактика»? Собирая солдат в единую, плотную массу, германец, по всей видимости, полагал, что повышает тем самым их эффективность. Возможно, такое построение и выглядело бы дееспособным во времена македонских фаланг, но против крайне мобильного и значительно превосходящего римлян численно противника, вооруженного к тому же оружием дальнего действия, подобная недальновидность представлялась просто самоубийственной. Впрочем, большая часть вины за это лежит на нем самом, признал Аспар. Возможно, не следовало так рьяно костерить Арнеглиска и убеждать императрицу сразиться с гуннами…
Арнеглиск разместил римское войско на открытой местности; вспомогательные и продовольственные обозы остались в тылу. Одного он не понял: тыла как такового его армия не имела. Он предлагал гуннам использовать их излюбленную тактику: обогнув противника с флангов, взять его в плотное кольцо оцепления. Если не попытаться что-либо исправить, сражение у Каллиполя вполне может стать вторым Адрианополем. Нет, он, Аспар, не будет стоять в стороне и не позволит германцу, пусть тот и является главнокомандующим, погубить армию. Отправив посыльного за Ареобиндом – командиром той из конниц, что стояла на правом фланге, – Аспар пришпорил коня и помчался к установленной позади позиций пехоты палатке Арнеглиска. Спешившись, он шагнул внутрь.
Арнеглиск сидел за столом, усыпанным картами и документами; здесь же стояли и бутыль с кубками. Смерив Аспара раздраженным взглядом, германец все же оказался столь любезным, что предложил аланскому полководцу вина.
– Спасибо, но я предпочитаю сохранять голову ясной, – отодвинул кубок Аспар. – Мы должны кое-что поменять в расстановке нашего войска.
– Должны? – прорычал Арнеглиск, и его голубые глаза расширились. – Ты, похоже, забыл, кто здесь командует.
– Да, «должны», – отрезал Аспар. В этот момент в палатку вошел Ареобинд, высокий германец с коротко, на римский манер, подстриженными волосами. – Если оставим все, как есть, – продолжал гнуть свою линию Аспар, – непременно потерпим поражение. Твои фланги открыты, что дает гуннам возможность без труда тебя окружить. Пехота стоит столь глубоко, что задние шеренги ничем не смогут помочь передним. – Он повернулся к Ареобинду. – Хоть ты-то это видишь?
– Полагаю, Аспар прав, – тактично заметил Ареобинд. – Наш фронт будет более эффективным, если растянуть его вширь; думаю, достаточно будет и восьми шеренг. Кроме того, предлагаю передвинуть обозы ближе к основному войску. Тогда они будут защищены и смогут, если возникнет такая необходимость, выступить в качестве своего рода защитного щита. Останутся там, где стоят – несомненно, будут разграб-лены и уничтожены.
– Прежде всего ты должен защитить фланги, – посоветовал Аспар. – Всего в миле отсюда есть долина с откосными склонами по бокам; там гунны окружить нас не смогут. – Аспар понимал, что то, что он предлагает, было довольно-таки отчаянной альтернативой; выстройся армия вдоль всей долины – и линия римского фронта стала бы крайне тонкой, что было очень опасным. И все же практически любой план выглядел предпочтительным по сравнению с нынешним построением армии.
– Я полагал, защита флангов – обязанность конницы, – кисло заявил Арнеглиск. – Должно быть, я ошибался.
Из последних сил стараясь сохранять самообладание, Аспар холодно произнес:
– Будем считать, что ты этого не говорил. Теперь о другом. Люди много часов простояли под палящим солнцем, еще чуть-чуть – и начнут умирать от жары и жажды. Прикажи дать им еду и воду и разреши передохнуть до прихода гуннов. Сам знаешь, сытые солдаты и дерутся лучше. Кроме того, не мешало бы тебе и выступить перед ними – для поднятия боевого духа.
– Это можно, – согласился Арнеглиск. – И, как вы и предлагаете, я растяну линию фронта. Обозы тоже передвинем поближе к войску. Это были здравые предложения. Но других изменений не будет. Армия останется там, где стоит.
Дальнейшие споры ни к чему не приведут, понял Аспар. Он взглянул на Ареобинда, но тот лишь покорно пожал плечами.
– Пусть это будет на твоей совести, – сказал Аспар Ареобинду. – Если год консулов Максима и Патерия [42] останется в римских летописях как новые Канны, Рим будет знать, чья это вина. – Отдав честь, он вышел из палатки, вскочил на коня и поскакал к позициям своей конницы.
* * *
Когда на горизонте возник скачущий во весь опор разведчик, по римским шеренгам пронесся легкий ропот. Пару минут спустя командиры подразделений объявили своим солдатам, что враг приближается; отныне все должны соблюдать тишину, слушаться приказов и держать строй.
Вдали показалась полоса то ли тумана, то ли дыма. Становясь с каждым мгновением все больше и больше, она быстро катилась на застывших в ожидании римлян. Задрожала земля и, вылетевшие из облака пыли, их взорам предстали скачущие галопом всадники.
– А теперь, парни – наш barritus , – призвал один из primicerius . – Да не жалейте своих глоток.
Застучав копьями о щиты, римляне издали боевой клич, начавшийся со слабой ноты и закончившийся оглушительным ревом. Предполагалось, что он поднимет солдатский дух, но на сей раз barritus стих уже через мгновенья: вместо того чтобы атаковать первые ряды римлян, гунны разделились и разлетелись в стороны за считанные шаги до выставленных вперед копий, пронеслись мимо римских флангов и соединились позади вражеского войска. И почти тут же на окруженных римлян посыпался град стрел.
Передние и задние шеренги, стоявшие в которых солдаты были как в шлемах, так и в доспехах и имели возможность беспрепятственно поднять щиты, остались относительно невредимыми. Основной удар приняли на себя солдаты средних шеренг, защищенные лишь шлемами и лишенные – в силу плотного прилегания центральных рядов друг к другу – возможности защищаться щитами. Лево– и правофланговый конные отряды, состоявшие, за исключением разведчиков и застрельщиков, из панцирных всадников, чья броня делала их практически неуязвимыми для гуннских стрел, попытались оказать врагу сопротивление, но гуннов было так много, что все усилия конных римлян не возымели должного эффекта.
Римляне попытались перейти в наступление, но гуннам неизменно удавалось держать их на расстоянии, к тому же римский строй постепенно начал терять единство, что привело восточную армию к еще большим потерям. Сражение продолжалось долгие часы, за которые римские шеренги значительно поредели, что – по мрачной иронии – пошло римлянам лишь на пользу; теперь они могли свободно поднимать щиты, защищая свои тела. Лишь с наступлением темноты окруженная армия получила долгожданную передышку.
Измученные жаждой и кровоточащими ранами, римляне ждали рассвета с ужасом, но вставшее солнце осветило лишь пустую равнину. Гунны ушли.
* * *
Решение Аттилы позволить остаткам разбитой восточной армии уйти гуннские командиры восприняли как достойное одобрения презрение к не принимаемому в расчет противнику. Да и могло ли прийти им в голову, что вызвано оно было тем, что Аттила испытывал отвращение к самому себе? Для своих людей он был героем-победителем, принесшим гуннам несметное количество золота и трофеев, заставившим бояться их весь мир. Для самого же Аттилы то был пустой триумф. Не этого он желал для своего народа. Мечты о Великой Скифии разбились вдребезги; присланных Аэцием советников он отправил восвояси. Будущие поколения будут помнить Аттилу не как второго Цезаря или нового Александра, а как Бича Божьего, варвара, повсюду сеявшего смерть и разрушения в невиданных доселе масштабах.
Глава 30
Мы не знали, где находились – на небесах или на земле, так как на земле не бывает такого великолепия или такой красоты.
Доклад посланников князя киевского Владимира о Константинополе. X в.
– Золото, много золота… Пошлем туда посольство за богатыми дарами… На них со всех сторон наседают враги – персы, исаврийцы, сарацины, даже темнокожие народы из далекого южного Аксума, поэтому они дадут нам все, о чем мы попросим… Золото, золото… – Совет, собравшийся для того чтобы определить дальнейшую политику племени в отношении Восточной Римской империи, превратился в балаган: жадность и возросшая после ошеломительного разгрома римлян под Херсонесом самоуверенность побуждали гуннов требовать от проигравших все больших и больших податей. После битвы Анатолий, военный командующий восточного диоцеза, вынужден был просить Аттилу о мире. В итоге римляне и гунны пришли к соглашению, условия которого оказались гораздо жестче условий Маргского договора, но не принять их Восток не мог.
