Если судить по его тону, то может сложиться впечатление, что Констанций предлагает всего лишь поохотиться на зайцев в своем родовом имении в Провинции, криво ухмыльнулся Аэций. Ему нравился этот энергичный молодой парень, в один прекрасный день появившийся в лагере западной армии в сопровождении полудюжины бандитского вида bucellarii и предложивший свои услуги. Отказываться от них было просто глупо – в армии людей и так не хватало, – и Аэций сделал Констанция своим трибуном, с испытательным сроком, – до тех пор, пока назначение это не будет согласовано с консисторией. За исключением легкого намека на то, что в родных краях он стал persona non grata (вследствие скандала, вызванного обольщением жены одного местного сенатора), Констанций о себе ничего не рассказывал, но признал очевидное: что он происходил из богатой и знатной семьи. Но под его веселой беззаботностью – в этом Аэций не сомневался – скрывался человек жесткий, независимый и не по годам мудрый. Великолепный наездник и прирожденный лидер, казалось, незамедлительно ставший своим как среди офицеров, так и солдат, Констанций – как, впрочем, и вся его свита – уже вскоре на деле продемонстрировал свою полезность.
Легкие конные подразделения действующей армии Аэция должны были выяснить, что намереваются предпринять франки. Те, номинально будучи федератами, ушли под предводительством короля Клодия с предоставленных им у нижнего Рейна территорий и, согласно поступившим сообщениям, двинулись по провинции Вторая Белгика на запад, в направлении реки Фрудис. После того как разведка донесла Аэцию, что франки разбили лагерь у небольшой деревушки Хелена в окрестностях Неметака, Констанций вызвался проверить полученные сведения. Действуя в одиночку, заявил новоиспеченный трибун, он сможет подобраться к франкам поближе и рассмотреть их диспозиции в мельчайших подробностях.
Аэций ему доверился, и Констанций не подвел.
– Численность? – спросил полководец.
– Точно не скажу: их палатки стоят на довольно-таки большом участке земли. Примерно между пятью и десятью тысячами человек.
– Расстояние?
– Немногим более двадцати миль отсюда. На всем протяжении пути – низина, так что часа за три доберемся.
– Хорошо вооружены?
– Не думаю, господин. Мне вообще показалось, что у них там – всего лишь большая пирушка.
– Пирушка! Да будет тебе заливать, Констанций!
– Нет, серьезно, господин, все выглядит так, будто они собрались что-то отпраздновать. Вырядились в лучшие свои одежды; повсюду расставили большие тенты, вокруг которых суетятся повара и кашевары. И, – сделав многозначительную паузу, Констанций продолжил, – вот что может быть важно: над одним огромным, ярко раскрашенным шатром реет какой-то флаг.
– Клодий?
Улыбнувшись, Констанций пожал плечами.
– Если так, то нам очень повезло, господин.
– Так чего же мы ждем? Найди себе свежую лошадь; я немедленно прикажу bucinator трубить общий сбор.
* * *
Теодеберт чувствовал себя абсолютно счастливым. Растроганный до глубины души, он оглядел собравшихся за длинным столом товарищей: все, как один, надели поверх плотно облегающих ноги брюк свои лучшие, нарядные туники, а некоторые – еще и крученые золотые браслеты и ожерелья, полученные в подарок от короля Клодия за верную службу или беспримерное мужество. Сам он, в знак признания почтенного возраста и совершенных в боях геройских поступков, сидел рядом с королем, по его правую руку. Все как прежде, подумал Теодеберт, и глаза его затуманились от слез, когда он вспомнил, как почти шестьдесят лет тому назад, будучи еще совсем молодым воином, присягал на верность еще прежнему правителю франков.
Хорошие то были времена – времена сражений, пирушек и приключений. В первом своем сражении, против алеманнов – ему тогда едва исполнилось шестнадцать, – у него были лишь щит и копье. В тот день он впервые убил и снял со своей жертвы великолепный Spangenhelm , каркасный шлем с наушами, назатыльником и личиной. Позже, когда прошли годы, и он уже стал прославленным и доблестным воином, появилось у него и другое военное обмундирование: francisca, или метательный топорик, кольчуга, лошадь, пика и – лучшее из всего – тяжелый обоюдоострый меч со стальным острием, подарок короля Маркомира.
А затем к ним пришел Стилихон, вандал, стоявший во главе римских армий, который и убедил франков стать союзниками, foederati Рима, – в обмен на полосу земель по римскую сторону Рейна. Земель, которые франки получили бы в любом случае, – столь слабым был тогда Рим, с досадой подумал старый вояка. И что получил его народ от этого альянса? Верные своему слову, франки отважно сражались против вандалов, свевов и бургундов, то и дело переходивших замерзший Рейн и устремлявшихся в Галлию. Много бесстрашных воинов потерял франкский народ, но – что было еще хуже – по условиям foedus франки вынуждены были обосноваться на этих землях как мирные землепашцы, что представлялось чудовищным позором для гордых воинов, – занятием, подходящим лишь для женщин и немощных стариков.
И вот теперь король Клодий, как истинный франк, собрал вокруг себя могущественный comitatus , поклявшихся ему в верности безрассудно смелых молодых людей, и увел свой народ с назначенных ему территорий во Второй Германии, приведя его в Римскую Галлию. И вновь вернулись славные дни сражений и грабежей! Ржавевшие на протяжении многих лет в ножнах мечи вновь обагрились кровью! Турнак и Камбрак первыми пали под натиском неустрашимых воинов, принеся франкам богатый урожай из золотых и серебряных изделий, стеклянных чаш и россыпей solidi … Сам-то он, в силу своего возраста, конечно же, не принимал участия в сражениях, но разделил славу со своими сыновьями, преподнесшими отцу усыпанные драгоценными камнями кубки и поразительной красоты, из прозрачного стекла, рог для вина.
Для того чтобы отпраздновать последние победы и свадьбу собственного сына, король и организовал этот роскошный пир. Огромные столы в расставленных по всей возвышенности вдоль берегов тихой речушки шатрах ломились от всевозможных яств и напитков. Молоденький поваренок предложил Теодеберту вина, но тот послал паренька за элем, которым намеревался наполнить свой рог. Пусть вино пьют женщины и римляне, подумал он с презрением, отрезая кусок оленины от стоявшей на столе филейной части. Эль – вот напиток, достойный настоящего воина.
Внезапно, откуда ни возьмись, в шатер ворвались всадники в римских шлемах; круша и переворачивая рядами стоявшие столы, они рубили и резали застигнутых врасплох гостей. Оказавшиеся по случаю праздника без оружия франки пытались дать римлянам достойный отпор с помощью всего, что попадалось под руку – ножей, деревянных ножек столов, кувшинов и подносов. Схватив вертел, пожилой Теодеберт с силой бросил его, словно пику, в летевшего на него всадника, и увидел, как острие пронзило глаз солдата и вышло из его затылка, чуть ниже обода шлема. Не успел римлянин выпасть из седла, как франка атаковал другой всадник; spatha глубоко вошла в спину Теодеберта, перерубив сонную артерию, из которой тут же хлынули струи крови. «Сегодня я буду пировать в Валгалле, – довольно подумал старый воин, – так как пал в бою».
Битва закончилось, едва начавшись. Во избежание еще более массовой гибели своих подданных, готовых пойти на смерть ради спасения своего господина, король Клодий вскинул вверх руки, показывая, что признает свое поражение, и призвал своих людей последовать его примеру.
Сняв шлем, Аэций выступил вперед и обратился к королю со следующими словами:
– В память о верной службе твоего народа Риму, Клодий, я готов – сейчас и никогда больше – во второй раз предложить тебе foedus . Принимаешь ли ты мое предложение?
Клодий, высокий, ладно скроенный мужчина с длинными светлыми волосами, в наброшенном поверх белой тунике зеленом плаще, смерил полководца высокомерным взглядом.
– Твои условия, римлянин?
Аэций покачал головой – невозмутимость короля франков заслуживала восхищения. Он вспомнил, что, оказавшись в схожей ситуации, первый Валентиниан умер от разрыва кровеносного сосуда.
– Ты не в том положении, чтобы торговаться, Клодий, – спокойно ответил полководец, – и, думаю, сам это понимаешь. Условия мои таковы. Отведи свой народ за Скалдис. По этой реке, а также Мозе, будет отныне проходить граница между франками и римлянами. Тот из франков, кто появится западнее этой линии либо же южнее Ардуэнна Силва без соответствующего на то разрешения, будет убит без предупреждения. Кроме того, ты должен дать мне слово, что никогда более не пойдешь с оружием на римлян и будешь воевать на стороне Рима, когда возникнет такая необходимость. Клянешься ли ты в этом?
Клодий едва заметно кивнул.
– Клянусь, – заявил он таким тоном, словно делал одолжение своим победителям.
