– Я правильно поняла вас? С Трошевым вы встречались в компании Якуниных?
Вдруг, прервав свой обстоятельный рассказ, Гортензия вскочила и выбежала из комнаты. Я осталась одна в гостиной. Не прошло пары минут, как старушка прибежала назад и протянула мне листочек.
– Вот.
– Что это?
– Указание, где искать доллары, спрятанные Леонардо. Я читала записку, наверное, миллион раз, но ничего не поняла, – вздохнула Гортензия. – Мне ее оставила Марфа.
Я молча стала рассматривать листок, текст и впрямь казался идиотским. «Установи нос таким образом, чтобы он смотрел на центральную ель поля недураков. Луч света из глаза укажет направление. Отсчитай от него два метра и копай по линии света».
– Странный текст, – вырвалось у меня, – можно я его перепишу?
– Да забирайте записку, – отмахнулась Гортензия, – какой мне от нее прок! Нос, глаз, поле недураков… Я долго голову ломала, но не догадалась. Скорей всего, это какой-то шифр. Ну, допустим, нос – столб, глаз – дерево, только теперь ничего не узнать. Даже не ясно, где искать: в доме или во дворе.
Мне не к месту вспомнился анекдот советских времен. Одна крестьянка пишет письмо сыну в армию:
«Ванечка, мне очень тяжело. Весна настала, надо бы огород под картошку вскопать, да где сил взять, а тебя, моего помощника, нет».
Спустя некоторое время она получает ответ:
«Мама, я зарыл за домом пистолет. Найди его и продай, а на вырученные деньги найми себе пахарей. Ваня».
Где-то через неделю в часть приносят почту.
«Ваня, приезжали какие-то люди из города, очень приличные, в костюмах, перекопали мне весь огород, никакого пистолета не нашли. Что делать?»
«Мама, – пишет Ваня, – сажай спокойно картошку и не заморачивайся».
Интересно, почему Гортензия и Марфа не перекопали двор? Хотя был ли в этом смысл?
– Теперь, когда я все рассказала, могу ли рассчитывать на снисходительность органов? – тихо спросила Гортензия. – Я слишком стара для того, чтобы сидеть в тюрьме. И потом, у меня есть сын, он сейчас практически без работы, его не снимают в кино. Леша, правда, временно отсутствует, поехал к приятелям пожить за город, но он без меня погибнет.
Глаза старушки наполнились слезами. Мне стало так стыдно, что уши загорелись огнем. Господи, в погоне за разгадкой тайны я поступила подло! Надо срочно исправлять положение.
– Вы с самого начала меня не так поняли. Я пришла отдать вам долг, – лепетала я.
– Какой? – изумилась Гортензия.
– Ну… вот, пятьсот долларов.
– Но вы их у меня не брали.
– Правильно, деньги вам прислал Сергей Якунин.
– Сережа?
– Да.
– Зачем?
– Понятия не имею, просил меня передать – я выполнила его просьбу.
– Значит, вы не из КГБ? – сразу повеселела Гортензия.
– Нет, конечно, я просто знакомая Сергея.
– Господи, – перекрестилась она, – ну и дура же я, наговорила вам ерунды, не верьте, у меня с возрастом так бывает. Несу сама не знаю какую чушь. Это последствия инсульта. Мозг туманится, язык болтает невесть что. Ну, Сережа, ну спасибо ему! Конечно же, вы не из КГБ! Простите старую дуру.
Она еще долго извинялась, а я вымученно улыбалась.
Глава 32
Покинув старушку, я с гудящей головой плюхнулась в «Пежо». Мысли бурлили, словно горный поток. Значит, все дело в больших деньгах, которые… Которые что? Нашли, выкопали, а теперь пытаются поделить? Кто? И с чего я решила, будто клад нужно выкапывать? Может, он спрятан где-нибудь в доме, в сарае, в подвале, на чердаке…
Внезапно я почувствовала, как по спине пробежала дрожь. Чердак! Память услужливо подсунула воспоминание. Вот я, горя желанием выпилить Зайку из потолка, лезу по ветхой, качающейся лестнице в помещение под крышей и иду, спотыкаясь о всякий хлам, коробки, пустые банки… Среди множества вещей у стены стоят картины, довольно много, в тяжелых дорогих рамах. Сейчас я понимаю, что это непроданные работы Леонардо. Но там, на чердаке, имелось еще одно полотно, сильно отличавшееся от остальных, в простой раме из некрашеного багета. На нем был изображен художник, пишущий странное полотно… Тюбики, из которых вытекали струйки краски… разноцветная речка, превращающаяся в доллары… Листья со знаком $ на ели… «Поле в стране недураков». Я тут же вспомнила слова Гортензии о драконе Граче, стерегущем сокровища.
– Да, это дракон Грач, вы не читали разве книгу о нем? Грач стережет сокровище.
В ту же секунду все части головоломки сложились в целую картину, и я понеслась в Вербилки на скорости, которую не развивала даже тогда, когда поняла, что проспала посадку на самолет, отлетающий в Париж.
Побив все рекорды времени, я припарковалась во дворе и, тихонечко повторяя про себя: «Господи, сделай так, чтобы никого не оказалось дома», пошла по дорожке.
Проходя мимо сарайчика Кисы, я услышала тихое поскрипывание и постучалась в дверь. Лохматая голова старичка высунулась наружу.
– Надо чего?
– Я хотела узнать, как дела.
– Некогда мне сейчас тары-бары разводить, – отрезал Киса, – потом поболтаем, у меня эксперимент!
Дверь захлопнулась. Я с облегчением вздохнула. Значит, старичок при деле и мешаться под ногами не станет.
Добрый боженька, наверное, услышал мои молитвы, потому что на двери висела записка, нацарапанная Машкиным неровным почерком: «Дома нет никого, ключ под кошачьей миской». В общем, заходите, дорогие грабители, забирайте все, мы не скоро вернемся. Решив вечером отчитать Манюню за глупость, я, взяв фонарик, влезла на чердак и стащила вниз картину. Поносившись пару минут по участку, точно нашла место, которое Леонардо назвал «Поле в стране недураков». Правда, лужайку, на которой помещался мольберт художника, покрыли заросли неведомого мне кустарника, но ель, главный ориентир, стояла на месте, возвышаясь, словно корабельная мачта. Удовлетворенно вздохнув, я приступила к следующей части задачи. Нужно залезть на конек крыши. Не помню, упоминала ли я когда-нибудь о том, что панически боюсь высоты?
Попасть на самый верх можно только по жуткой лесенке, представлявшей собой две палки, на которые были набиты почерневшие от времени деревяшки. Сильно сомневаюсь, чтобы Киса хоть раз лазил на крышу. Да и зачем бы ему это делать?
Дрожа от ужаса и ощущая, как предательски подгибаются колени, я добралась до верха, сдуру глянула вниз и, не удержавшись, взвизгнула:
– Катастрофа!
Заросли «бамбука» зашевелились, мне показалось, что в зелени прячется кто-то большой, и от этого стало совсем жутко. Но тут листья раздвинулись, и на дорожку выбрался Хучик с очередной мышью в зубах.
Я хотела было вытереть пот со лба, пошатнулась и вцепилась в конек крыши. Господи, а мне еще нужно доползти до флюгера и посветить сквозь глаз дракона фонариком.
Проклиная обчитавшегося приключенческих романов Леонардо, и Марфу с Гортензией, не понявших суть записки, и свое личное любопытство, я ползла по гребню крыши, чувствуя, как тоненькие брючки начинают потихоньку рваться. Впрочем, футболочка из «марлевки» давно превратилась в лохмотья. В такой одежде не рекомендуется ползать по грязной вздыбившейся жести. Наконец, потная, лохматая и безумно усталая, я вцепилась в ногу флюгера. Раздался душераздирающий скрип. Переведя дух, я вытащила фонарик, приставила его к глазу дракона. В намечающихся сумерках стал отчетливо виден тонкий луч. Совместив его с вершиной елки, я заметила направление и стала двигаться назад.
Однако то ли руки мои устали и поэтому потеряли цепкость, то ли напряжение было слишком большим, но в какой-то момент я не сумела удержаться и заскользила вниз, тщетно цепляясь за покрытие крыши. Увы, это всего лишь затормозило процесс, но не прервало его. Я стекала вниз, словно капля воды по намазанному жиром стеклу. Чтобы не впасть в панику, я стала уговаривать себя:
– Спокойно, Дашутка, главное, без паники, это не самая худшая ситуация, в которой ты когда-либо оказывалась в жизни. Ну-ка вспомни, как ты убегала от своего первого мужа Костика Воронцова, ночью, держа в одной руке корзинку с ожирелым котом, а в другой крохотного Аркашку. Тебе пришлось тогда холодной декабрьской ночью топать пешком со старого Арбата в Медведково, потому что метро уже не работало, на такси денег не было, а находиться рядом с Костиком ты не могла совсем, даже до шести утра. И ведь ничего, добрела, не умерла, и кота донесла, он даже не простудился – наверное, из-за стресса, – и Аркашка не обвесился соплями, хотя был одет в тоненькую курточку. Глупая гордость заставила тебя уйти из дома первого мужа в том, в чем туда привела. Вернее, вначале-то я собралась взять только кота, но мальчик вцепился в мой подол с таким воем, что я моментально сказала:
– С какой стати ты кричишь? Одевайся и побежали, пока Костика дома нет.
И ведь за всю жизнь я ни разу не пожалела, что стала Аркаше мамой. Все плохое в моей судьбе уже случилось, теперь ждет одно счастье. Ну подумаешь, упаду с крыши! Эка невидаль! Да и не высоко здесь совсем, ну, что-нибудь поломаю. Это даже к лучшему – буду лежать, читать детективы…
