— Я тебя пугаю? — спрашиваю я.
Он хмурится.
— Немного. Только потом что я боюсь, что ты подумываешь о побеге.
На самом деле все совсем наоборот. Я стараюсь не сводить с него глаз.
— Я никуда не уйду, пока ты мне не скажешь.
Его плечи немного расслабляются.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Я прижимаю его руку к своему все еще колотящемуся сердцу. — Оно не замедляется.
В его глазах пляшет удовлетворение.
— Мое тоже.
— Как думаешь, что это значит?
Он этого не говорит.
Я тоже.
Мы смотрим друг другу в глаза, говоря миллион вещей, не произнося ни слова.
Я поставила будильник на телефоне на пять часов, чтобы быть уверенной, что встану и выйду из дома до того, как проснется Эллиот. Когда он срабатывает, на улице все еще почти темно, и я одна в постели. Я стараюсь не паниковать и соскальзываю с кровати, чтобы найти Бена.
Мне не нужно далеко ходить. Раздвижная стеклянная дверь из его спальни на задний дворик приоткрыта, и я слышу тихое бренчание гитары. Улучаю момент, чтобы понаблюдать за ним. Его обнаженный торс склонился над инструментом, пальцы перебирают струны, когда мужчина смотрит на задний двор, ничего не видя в тусклом утреннем свете. Я пытаюсь понять, какую песню он играет, но мрачная, навязчивая мелодия не похожа ни на одну из песен Джесси или на что-либо, что я слышала раньше. Его губы слегка шевелятся, но мне не слышно его голоса, словно он произносит слова одними губами.
Не знаю, сколько проходит времени, но, в конце концов, солнце выглядывает из-за горизонта, и боюсь, что если я не выберусь отсюда в ближайшее время, то Эллиот застанет меня за ночевкой. При звуке открывающейся двери взгляд Бена устремляется на меня, и он прекращает играть. Я мельком вижу его проникновенные глаза за несколько секунд до того, как этот взгляд исчезает из-за его ослепительной улыбки.
— Доброе утро, красавица. — Он откладывает гитару, чтобы раскрыть мне объятия, и я замечаю, что на нем пара мягких, поношенных джинсов, без обуви.
Я стараюсь не пялиться слишком долго на его обнаженный торс и сажусь ему на бедро.
— Доброе утро.
Он поднимает мои ноги, чтобы прижать меня к своей груди, и я пользуюсь этим в полной мере, прижимаясь щекой к его сердцу.
— Хорошо спалось?
— Скажи мне, я была в твоих объятиях всю ночь.
Он хихикает и целует меня в макушку.
— Ты вырубилась.
— Хорошо, что я завела будильник, иначе я бы все еще спала, и нам пришлось бы объяснять Эллиот, что такое взрослые ночевки. — Я ожидаю, что он рассмеется, но он не смеется.
Бен прочищает горло.
— Да, об этом.
Вот черт. Я задержалась слишком долго. Он скажет мне, что нам нужно притормозить, или мне нужно идти домой, или попросит меня выскользнуть через заднюю калитку. Не то чтобы я его винила — в прошлом мужчины просили вещи похуже. Но Бен совсем другой. С ним все кажется другим, включая его способность сломить меня одним словом.
— Я тут подумал… — начинает он.
Мое тело напрягается.
— Мы должны обнародовать это.
Я сажусь прямо и смотрю на него.
— Что?
— Я думал об этом, и больше не хочу тайком встречаться с тобой.
— А как насчет церкви? Тебе можно…
— Встречаться? — Он улыбается. — Я пастор, а не священник.
Я покрываюсь холодным потом и яростно натягиваю футболку, чтобы прикрыть кожу.
— А Эллиот?
Он засовывает руку мне под футболку сзади и проводит успокаивающими кругами по моей коже.
— Она любит тебя. Все будет хорошо.
— Это кажется действительно серьезным шагом. Ты уверен?
Он выпрямляется.
— Думаешь, я бы заговорил об этом, если бы не был уверен на сто процентов?
Меня тошнит, но я не знаю почему. Это то, чего я хочу. Не так ли? Пытаюсь ободряюще улыбнуться ему.
— Нет.
— Давай подумаем об этом пару дней, хорошо? Сегодня нам не нужно делать никаких громких публичных заявлений. Я просто хочу, чтобы ты знала, что именно к этому я стремлюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«А твое сердце? Как насчет твоего сердца, Бен?»
— Мне лучше идти.
— Подожди, еще кое-что, прежде чем ты уйдешь. — Он хлопает меня по бедру, чтобы я встала, и хватает свою гитару. — Я проснулся с песней в голове, если ты можешь в это поверить.
— Какой песней?
— Я еще не знаю. — Он бренчит на своей гитаре. — У неё пока нет названия.
— Подожди. — Я моргаю, не веря своим глазам. — Песня, которую ты здесь наигрывал, написал ты?
— Я еще ничего не написал, но это собственное сочинение, да. — Он снова наигрывает меланхоличную мелодию. Вблизи я слышу, что она еще более сложная, чем я сначала подумала. И все же Бен играет ее так легко.
— У меня есть стихи, но…
— Спой.
Его щеки розовеют, он опускает подбородок и качает головой.
— Не думаю, что готов к этому. — Он продолжает играть.
— Бен. — Я присаживаюсь на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза. — Не могу поверить, что ты сам это написал.
Мелодия немного набирает обороты, но в целом звучание мрачное и немного сексуальное. Или, может быть, это наблюдение за тем, как сгибаются его предплечья, как его пальцы перебирают струны, когда воспоминания о его руках на мне наводняют мой разум.
В середине песни он двигает гитару, обхватывает меня за шею и сводит наши губы вместе.
— Как я могу играть, когда ты так на меня смотришь?
— Как?
— Как будто отсчитываешь секунды до того, как сможешь прикоснуться ко мне.
— Ты так хорошо меня понял.
Он рычит и снова целует меня, сильно и быстро.
— Хочешь кофе?
Солнце уже поднялось над горизонтом.
— Нет, мне действительно нужно идти, а тебе нужно собрать Эллиот в школу, а себя на работу.
— Кто теперь командует? — Он встает и помогает мне подняться на ноги.
Мы возвращаемся в его спальню, где простыни в беспорядке. Я улыбаюсь, думая о том, как он обнимал меня всю ночь. Хватаю свою одежду и тянусь к подолу одолженной футболки только для того, чтобы он схватил меня за руки и остановил.
— Оставь её себе, — говорит он.
— Ты хочешь, чтобы я оставила твою футболку?
— Да. — Он отпускает меня и отступает назад, его взгляд скользит по мне от шеи до лодыжек. — Мне нравится знать, что ты заберешь частичку меня домой. Знаю, это звучит примитивно, но поскольку мы не можем заниматься сексом, и я не получаю удовлетворения от осознания того, что ты уходишь от меня с частью меня, с болезненностью в определенных частях от меня, мне нравится знать, что таким образом ты носишь частичку меня.
Я сжимаю ноги вместе и прерывисто втягиваю воздух.
— Продолжай так говорить, и я повалю тебя на кровать и сделаю с тобой все, что захочу.
Он стонет и, не сводя с меня глаз, поправляет свой член в джинсах.
— Как долго мне придется жить, не видя тебя?
— Я сегодня не работаю, но…
— Могу я пригласить тебя на ланч?
— Я никогда не была на свидании за ланчем.
— Это означает «да»?
— Да.
С охапкой вчерашней одежды я совершаю позорную прогулку от дома пастора Бена, но не чувствую ни капли стыда, только волнение оттого, что скоро снова вижу его.
ГЛАВА 23
БЕН
Я остался один на кладбище души,
Без надежды на будущее, но она нашла меня.
Я толкался, боролся, брыкался и кричал.
Так и не найдя освобождения.
А она рвалась сквозь тьму и искала, пока не нашла меня.
Ее тело залечивает мои болезненные раны.
Ее губы сокрушают надгробие моей души.
Изящные руки извлекают удовольствие из моей плоти.
Ее огонь разгорается в моей груди.
Моя любовь к ней всегда будет на первом месте.
Мне следовало бы заняться благотворительными пожертвованиями церкви, но я не могу перестать думать о песне, которая пришла мне в голову сегодня утром. С Эшли в руках я проснулся, практически напевая припев, и в ту секунду, когда сыграл его на своей гитаре, слова полились из какого-то неиспользованного источника в моем сознании.
