Она осторожно поднялась на ноги, словно боялась упасть.
— Посидели, и хватит. Идем дальше.
Кейр взял ее за руку:
— Если мы спустимся поближе к воде, можно будет идти по мокрому песку. По нему идти легче, но от стихии там не скроешься.
— Сильный ветер?
— Еще какой! Даже паутину с веток срывает.
— Давай все-таки спустимся к воде. Походим вдоль моря, пока не замерзнем.
Кейр вывел ее из-за каменного укрытия, и они двинулись ниже. Марианна почувствовала под ногами округлые камешки, они становились все мельче, и вот она ступила на что-то влажное, но ровное и плотное. Песок, наконец-то! Идти по нему было гораздо проще.
— Тут действительно идти гораздо легче!
— Ты что предпочитаешь? Чтобы дуло в лицо или в спину?
— В лицо. Я люблю чувствовать ветер.
Развернувшись, Кейр обошел Марианну и встал с другой стороны.
— Я пойду с краю, вдруг накатит какая-нибудь шальная волна, я заранее ее увижу. Погодка пока еще не для прогулок.
— Спасибо тебе.
— Ну что ты.
Он смотрел на ее профиль. Волосы развевались на ветру, который подхватил и прядки, висевшие вдоль бледных щек. Кейр заметил, что у Марианны от холода порозовел кончик носа и, гораздо сильнее, уши, но на губах дрожала бесшабашная улыбка. Сердце Кейра дрогнуло от нежности и внезапного желания защитить ее. Люди редко вызывали у него подобные чувства, только птицы, звери, иногда деревья. Налетел сильный порыв ветра, Марианна резко вскинула голову и рассмеялась. Он тоже рассмеялся, еще не зная, в чем дело, но уже заранее догадался:
— Что? Паутина?
— Вот именно! Я ее несколько раз трогала, паутину. Такая гадость, липнет к рукам и тянется. Все эти букашки застревают в ней и не могут выбраться — жуть! Но говорят, что эти паучьи ловушки очень красивы.
— Это правда.
— Однако же, чуть дотронешься, рвутся, их нельзя взять в руки. Как мыльные пузыри. Вот что, кстати, совершенно не могу представить. Полая сфера, сотворенная из воды. Как такое возможно?
— Паутина действительно очень красива, особенно для людей с математическим складом ума, преклоняющихся перед выверенной гармонией. Дьявольская виртуозность. Я бы даже сказал, виртуозная дьявольщина. Вспомни Баха, «Хорошо темперированный клавир». Как звучат композиции для клавесина.
— Луиза сравнивает такую музыку с вязанием на спицах. Она вяжет полосатые свитера, ну эти, с шетландским узором. Да, представь себе. Если ты способен спокойно постоять, пока она снимет нужные мерки, она и тебе свяжет. Думаю, ей приятно будет обмерять такой торс.
Кейр, остановившись, крепко стиснул руку Марианны, потом обнял ее. Она прижалась лицом к мягкой флисовой куртке, вдыхая тепло его тела, вслушиваясь в стук сердца. Они слегка покачивались, а их обдувало ветром, и вдруг Марианна с ужасом вспомнила, какая между ними в данный момент преграда — в прямом смысле этого слова. Она собралась произнести заготовленную речь, но услышала голос Кейра, гулко отдававшийся в его груди:
— Марианна, я хочу кое-что тебе сказать. Мы должны это обсудить.
— Да? А я тоже хотела кое-что тебе сказать.
— Что?
— Нет, давай ты первый.
— Я опять уезжаю. В Казахстан.
— В Казахстан? — Она отпрянула от груди Кейра, чувствуя, как каменеют ее мышцы. — Это же немыслимо далеко.
— Немыслимо. Центральная Азия. Если проехать еще немного дальше, то я даже начну приближаться к дому, только с другой стороны. Казахстан — одно из немногих мест, где есть значительные запасы нефти. Поеду их искать.
Марианна высвободилась из его объятий и подставила лицо ветру.
— Совсем уезжаешь?
— Не-е-т! На три месяца.
— А где три, там и четыре, да?
— Нет.
Марианну вдруг настиг приступ тошноты, она торопливо сглотнула едкую слюну, наполнившую рот.
— Тебе не кажется, что стоило бы сказать мне об этом раньше? Например, перед поездкой сюда?
— Вероятно, ты права.
— Почему же не сказал?
— Если бы сказал, ты бы стала взвешивать все «за» и «против». И в конце концов вообще бы не поехала.
— Ты совершенно прав, не поехала бы. — Ее знобило, и, чтобы согреться, она обхватила себя руками.
— Я не настаивал, Марианна. И не тащил тебя в кровать. Все было, как ты хотела. Ты просила, чтобы мы играли не по нотам, импровизировали. И мы импровизировали. Я думал, так будет и дальше. А как в нашей ситуации может быть иначе, не представляю! Я ведь должен зарабатывать на жизнь. Но я хочу снова с тобой встретиться, как только вернусь. Я хочу посылать тебе пленки. Я надеюсь, что ты позволишь звонить тебе. Однако в принципе… ты свободна. Никаких обязательств, никакого давления. Очень надеюсь, что наши теперешние отношения продолжатся. Если ты не против, — уточнил он.
— Давай без околичностей. Ты хочешь, чтобы я сказала, спи с кем угодно, я разрешаю, так ведь?
— Нет, не так. Это я разрешаю тебе спать, с кем ты захочешь.
— Вот спасибо. Как мило, что ты такой добрый. А то я не знала, как же мне быть. Кавалеры рвут меня на части. Телефон звонит не умолкая.
— Марианна, я, наверное, не очень ловко выразился.
— Отчего же, все ясно и понятно. Но если бы ты раньше сказал про Казахстан, твое приглашение прозвучало бы как призыв к легкой интрижке, никто никому ничего не должен. То, что прозвучало сейчас. Тогда, действительно, зачем быть честным? Можно и дальше, без всяких хлопот и угрызений, наслаждаться интимными радостями. Судя по тому, что ты сказал, тебе было важно только это.
Кейр молчал, и Марианна поняла, что сама выразилась не лучшим образом, и то ли теперь нужно просить прощения, то ли разразиться рыданиями. Так и не определившись, она замерла в молчании, застыв от напряжения, и ждала, когда Кейр начнет негодовать и возмущаться. Но он продолжал молчать.
Наконец она сама не выдержала:
— Кейр, ради бога, скажи хоть что-нибудь! После того, что я наговорила, хуже ты уже не сделаешь!
Когда он все-таки заговорил, голос его был тихим и ровным, никакого негодования и слов сгоряча, но Марианна чувствовала, как тяжело ему сохранять это спокойствие.
— Я был с тобой честен. Тебе известно, какая у меня профессия. И, соответственно, какой образ жизни. Я вернусь через три месяца. Вот сейчас мы с тобой не встречались два месяца, но смогли же сохранить отношения. Все совсем как прежде.
— Ты так считаешь?
— А ты разве нет? — Она промолчала, и он добавил: — Так или иначе, думаю, это моя последняя служебная поездка.
— И почему же?
— Потому что с меня хватит. Наездился.
— Это ты не из-за меня?
— Нет. Я давно собирался завязать с этими мотаниями туда-сюда. Я же тебе говорил.
