Отчаянный, полный ужаса и боли крик заставил майора оборвать фразу. И еще раз… вопль был непохож на все, что я слышала прежде. Животное? Человек? Крик повторился снова и оборвался сухим треском револьверного выстрела.
— Что это было? — подал голос моряк.
— Раненая лошадь, — нарочито ровным тоном произнес Кард. — Кавалерия себя показала… во всей красе.
— Больше им такой возможности не представится! — твердо заявил Мэллори. — Сюда выдвигаются два номерных драгунских полка, манипула Инженерного Легиона и, самое главное, целых два взвода Легкой Броневой Бригады. Против боевых големов, — торжествующе закончил майор, — картечь из гаек уже не поможет.
— Но позвольте! — сэр Олдрин выпрямился, рука с явственно вздувшимися жилами попыталась уцепиться за галстук, царапнула ногтями по рубиновой броши и бессильно упала. — Если вы пустите в ход артиллерию и големов, это вызовет разрушения… огромный ущерб! И потом, вот, смотрите… — он полез во внутренний карман, бросил на служившую столом бочку какой-то смятый листок и судорожно принялся его разглаживать. — Подметное письмо бунтовщиков, они угрожают взорвать завод в случае штурма! Я не придал значения, но если у них есть порох, это в корне меняет дело!
— А если и нет, — фыркнул Чемачек. — Ломать всегда проще, чем строить, а уж сломать они могут много чего.
— Например? — спросил Кард.
— Да хоть бы и заглушить домну.
— И каковы будут последствия? — продолжал допытываться полковник.
— Последствия?! — Олдрин сорвался на вопль. — Катастрофа! Гибель! Разорение…
— Переводя на обычный язык, — с усмешкой добавил Чемачек, — проще выстроить новую домну, чем вновь запустить неправильно заглушенную.
— Как интересно, — моряк стянул перчатку, осторожно взял за верхний угол послание мятежников и принялся разглядывать «на просвет» от фонаря под куполом. — И в самом деле: «Поскольку терять нам больше нечего, мы готовы взорвать завод вместе с собой».
— Весьма интересно, командор, — согласился Кард. — Обычно людям все-таки есть что терять.
Следующую реплику подавать никто не спешил, пауза затягивалась… а запах навоза, благополучно «переварив» порцию свежего воздуха, вновь подбирался к отметке «невыносимо». Падать в обморок не хотелось, и, вздохнув — слегка и осторожно, — я достала кисет и трубку.
И — свершилось очередное чудо. Когда я закурила и под световой конус из угла выплыло предательское облачко, никто не оглянулся на эльфийку с трубкой. Центром внимания был сэр Уильям Олдрин, который, в свою очередь, изучал заклепку на бочке с дотошностью, сделавшей бы честь гному-ювелиру. И — боялся, с удивлением поняла я, адреналиновая нота пробивалась даже сквозь навоз и табачный дым. Это выглядело странно, ведь среди оставшихся в палатке сэр Уильям выглядел щукой среди карасей, и тем не менее он явно страшился предстоящего разговора.
— Я, кха-кха, не имею представления, что творится в головах этих безумцев, — прокашлял он. — Их наглые и нелепые требования… можете мне не верить, но…
— Отчего же, — мелким дребезжащим смешком хихикнул Мэллори. — Мы вам как раз очень верим. Вы ведь не служили, сэр, тем более — в колониях, а то бы знали популярную среди орков пословицу про сытого и голодного.
— Не понимаю, к чему вы клоните, майор! — заводчик попытался изобразить возмущение, но привычная для Арании сцена: благородный сэр величаво изничтожает взглядом выскочку-простолюдина отчего-то дала сбой. Мэллори совершенно не торопился изничтожаться. Напротив, он позволял себе насмехаться над благородным сэром почти не скрываясь.
Для меня это выглядело… противоестественно, напрочь перечеркивая все сложившиеся до сегодняшнего вечера представления об аранийском обществе. Майор вел себя так, словно за его спиной стоял, как минимум, один из Великих Домов. Или… сравнимая по масштабу сила.
— Я просто удивляюсь, сэр, — продолжил Мэллори, — почему подобные проблемы не возникают, например, у Хансмена…
При упоминании главного конкурента сэра Уильяма буквально перекосило — словно вместо конфеты ему подсунули дольку лимона.
— Хансмен больше инженер, чем бизнесмен, — ответил вместо заводчика Кард. — И воспринимает свои заводы как инструмент, а хороший мастер всегда ухаживает за инструментами. Поэтому он строит для своих рабочих бесплатные больницы, ясли для малышей, а в бараках есть горячая вода и даже прачечные.
— Хансмен, — сэр Уильям буквально выплюнул имя «стального короля», — может позволить себе нянчиться с этим сбродом. Другим же, не столь удачливым, приходится работать едва ли не в убыток.
— Да, предложенная вами цена приятно удивила кое-кого в Адмиралтействе, — подтвердил моряк. — К сожалению, там хватает жадных дураков, пытающихся экономить грош на золотом и потому соблазнившихся на «выгодное» предложение о пушках для новых броненосцев. А теперь мы должны расхлебывать дерьмо. Вы и так уже провалили обозначенный в контракте график поставок, сэр, а если мятежники выполнят хоть одну из своих угроз…
— Клянусь Единым, — начал Олдрин, — я платил своим работникам достаточно щедро и не имею ни малейшего представления, из-за чего начался бунт.
— Вы лжете, сэр. — Чемачек веселился уже без всякого почти, улыбаясь до ушей. — Я неоднократно докладывал вам, что рабочие доведены до крайней точки напряжения. Ваша новая система штрафов, при которой к концу месяца некоторые оказывались еще и должны заводу, стала последней каплей.
— Между прочим, — попытался огрызнуться Олдрин, — я плачу вам за решение подобных проблем. И я не желаю слышать о…
— Для того чтобы я молчал о том, что вы не желаете слышать, — перебил его инженер, — вы мне платите недостаточно щедро!
Этого удара заводчик уже не вынес. Достойных выходов из ситуации осталось для него лишь два, причем для второго требовался традиционный для аранийской знати «коготь» — или хотя бы револьвер с одним зарядом.
— Дальнейшее мое пребывание здесь, — голос звучал четко, с хорошо поставленной пренебрежительной тональностью… и явственно различимым для эльфийского слуха надломом, — считаю невозможным для себя. А посему вынужден откланяться. Приятной ночи, джентльмены.
Ответом ему было равнодушное молчание. Помешкав еще несколько мгновений, заводчик направился к выходу. Сил у него еще хватило на гордо вздернутый подбородок, но шаркающая походка на корню губила весь эффект. Вернее эффект проявился, но другой — и я в очередной раз позавидовала художникам. Сцена была прекрасна, сумей кто-нибудь перенести ее на холст, мысленно я уже видела эту картину выставленной на очередном вернисаже: сгорбленный старик, лица остающихся скрыты тенью… масляные краски, массивная бронзовая рама, табличка с броским названием «Уходящая эпоха» — и бурлящая толпа зрителей перед ней. А уж какой гениальной находкой сочли бы затаившуюся в темному углу фигурку с торчащими из-под капюшона длинными ушами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
