можем хоть что-нибудь сделать? – спросил он.
– Обязаны! Если наши оба подразделения будут продолжать удерживать свои позиции, то с нами ничего не случится. Договорились?
С этими словами я протянул лейтенанту руку, который, несколько помедлив, тихо проговорил:
– Договорились.
При этом он начал оглядываться в сторону окраины Фридевальде, где стали видны столбы от разрывов снарядов неприятельской артиллерии.
Я осмотрел местность еще раз. С этого места город Фалькенау не просматривался, но в том направлении находилась деревушка Шенхайде, между домами которой отмечалось движение танков. На проселочной дороге возле ее окраины все еще горели шесть русских боевых машин, две из которых уже взорвались. Справа от них вдали виднелась деревня Кюшмальц[79], а рядом с ней – населенный пункт Кляйн-Циндель[80]. От того села, под которым моя рота была задействована всего месяц тому назад и где мне пришлось наблюдать последствия ужасающих зверств Красной армии, меня отделяло сейчас не более четырех километров.
Я никак не мог избавиться от тягостного впечатления, которое произвели на меня пехотинцы, – все время моей рекогносцировки они затравленно следили за моими действиями из своих окопов.
– Пошли, Бергер, – сказал я, закончив осмотр местности, и, когда мы отошли на несколько шагов, добавил:
– Они здесь долго не продержатся!
Русские продолжали обстрел окраины Фридевальде, и к завываниям пролетавших снарядов добавилось какое-то стрекотание.
– Это свистят пули, выпущенные русской пехотой, – заметил Бергер, направляясь к своему наблюдательному пункту.
– Связи со взводами все еще нет, – доложил Руш, вышедший меня встречать.
Тут, как всегда навеселе, к командному пункту на своем мотоцикле с коляской, из которой высовывалась мордочка шпица, лихо подкатил посыльный роты Пфайль.
– Первый взвод был вынужден отойти! – доложил он. – Вдоль железнодорожной линии приближается не менее десяти русских танков в сопровождении пехоты!
Всякое промедление было смерти подобно.
– Немедленно вывести небронированные машины из села! – скомандовал я и, посмотрев на карту, добавил:
– Сбор в Эквертсхайде![81] Выдвинуть самоходки на проселочную дорогу! Да пошевеливайтесь!
Послышались крики, передававшие дальше мой приказ, и моторы взревели.
– Русские идут! – на бегу, прыгая как заяц, кричал унтер-офицер Бергер, спускаясь с высотки.
На удалении в триста метров от нас действительно показались иваны, и свист пуль усилился. По всей видимости, наша пехота после моего ухода немедленно покинула свои позиции. По заболоченному участку местности она относительно безопасно для себя могла добраться до кирпичного завода на окраине Эквертсхайде.
А что оставалось делать нам? Неужели роте пришел конец?
Самоходки с трудом продирались через дворы и сады на центральную дорогу села, а наш плавающий бронетранспортер никак не хотел заводиться. Тогда мы с фельдфебелем Рушем уперлись в его корму и, поднатужившись, сдвинули тяжелую машину с места – ее мотор заработал!
– Не ждать! Проезжайте! – крикнул я и вместе с Рушем, а также Бергером бросился к следующему дому, возле которого стоял мотоцикл на гусеничном ходу.
– Эта бестия не хочет заводиться! – пожаловался водитель.
Тут кто-то закричал:
– Русские за домами! Внимание!
– Оставь мотоцикл и дуй отсюда! – подтолкнул я водителя, который потянулся было за своим багажом.
Руш вынул ручную гранату, выдернул чеку, бросил ее под мотоцикл, и мы что есть мочи кинулись к ближайшей самоходке. Внезапно Бергер вскрикнул и упал.
– Проклятье! Меня зацепило! – простонал он.
– Возьмем его на руки! – крикнул я водителю.
Мы подхватили Бергера, подтащили его к плавающему бронетранспортеру, остановившемуся неподалеку, и положили раненого в кузов. Водитель мотоцикла пристроился рядом, и машина рванула с места. Было самое время – из-за домов показались фигуры солдат в униформе защитного цвета и криво нахлобученных касках. Тогда мы с Рушем бросились к самоходке номер 224, экипажем которой командовал унтер-офицер Рабе, и взобрались в нее.
– Стреляйте же, наконец! – крикнул я. – Иначе они уничтожат наши машины!
Заряжающий нервно принялся возиться с бортовым пулеметом, который, как это бывает в самый ответственный момент, заклинило. Тогда я начал стрелять из своего пистолета, а Рабе схватился за автомат. Это заставило Иванов отпрянуть назад, чем воспользовалась машина с радиостанцией. За ней последовал мотоцикл без коляски и «Фольксваген» командира взвода.
Тут из-за угла дома вновь показались русские и принялись палить из своих автоматов. Водитель «Фольксвагена» вскрикнул и, обливаясь кровью, уткнулся лбом в руль своей легковушки, которая врезалась в забор.
– Осколочно-фугасным заряжай! Остановить русских!
Вот когда проявилась отличная выучка экипажа самоходки – вилка, поддерживавшая орудие, упала, снаряд был дослан в казенник, а маховик прицела довернут по высоте. Прозвучал выстрел, и снаряд ударил прямо в угол дома. Его воздействие было поистине разрушительным, заметно снизив моральный дух русских – их как ветром сдуло. Этим воспользовались наши задержавшиеся машины. Тоже подстреленный командир отделения управления взвода отодвинул тяжелораненого водителя в сторону, вывел «Фольксваген» на дорогу и помчался прочь. Последним появился Пфайль, который, как заправский ковбой, свесился на левую сторону своего мотоцикла. При этом его любимая собака – маленький шпиц – привстала в коляске и тявкала как большая на вновь появившихся русских солдат. Мотоцикл вихрем пронесся мимо нас и был таков.
Тогда я дал знак остальным самоходкам, чтобы они уходили, а сам принял бой. Моя двести первая начала извергать гром и молнии – это экипаж принялся стрелять по русским из всего доступного огнестрельного оружия. В этот момент подошла вторая самоходка, из которой унтер-офицер Кюнцель, потеснив механика-водителя, через открытый люк строчил из своего автомата. Внезапно он развернулся как от удара и, потеряв сознание, лицом вниз уткнулся в броню своей боевой машины.
Моя самоходка начали медленно пятиться, время от времени стреляя по наседавшим Иванам осколочно-фугасными снарядами. Наконец машина выбралась на окраину села, развернулась возле мельницы и, набирая скорость, помчалась в сторону Эквертсхайде.
Эквертсхайде, тот же день
Машины, вырвавшиеся из Фридевальде, стояли позади церкви.
– Можно сказать, что мы легко отделались! – обрадованно воскликнул я. – Как там раненые?
– Есть очень тяжелые, – ответил унтер-офицер медико-санитарной службы Крейтер, перевязавший четверых наших солдат. – Их надо срочно отправить в главный медицинский пункт!
– Конечно! Обе легковые машины сейчас же отправятся в тыл. Однако где в настоящий момент находится главный медицинский пункт, мы не знаем, и вы должны будете найти его сами. Возможно, он находится в Нысе.
Тут в разговор вмешался Руш.
– Мы что-то расслабились – стоим тут так, как будто война закончилась, – укоризненно покачав головой, сказал он.
– А ведь Руш прав, – согласился я. – Пфайль, вы остаетесь при мне! Машины связи разместить в усадьбе! Рабе, вы займете позицию в направлении Фридевальде! Рихтер, вы расположитесь на восточной окраине Эквертсхайде и будете прикрывать нас с северо-восточного направления! Руш, примите командование экипажем самоходки Кюнцеля
