Канонада на западе гремит не утихая. Там разгорается жестокий поединок.
Мы ждали, что с началом наступления гитлеровцы обязательно произведут налет на наши аэродромы. Но, как ни странно, кроме одиночных разведчиков, их самолетов в небе не появлялось. Видимо, они решили использовать всю бомбардировочную авиацию для поддержки своей пехоты и танков.
Прошло не менее двух часов с тех пор, как полк улетел на задание. Пора бы ему уже вернуться. И вот на горизонте показались черные точки.
— Наши идут! Наши! — послышались радостные возгласы.
С задания возвратились все самолеты. Но каждый из них получил по нескольку десятков пробоин. На одной машине их оказалось более сотни.
— Ну, доложу я вам, — сказал командир полка, вытирая вспотевшее лицо, — такой горячей встречи, как сегодня, не помню.
На участке прорыва гитлеровцы сосредоточили большое количество зенитных средств. И все‑таки наши бомбардировщики прорвались через мощную огневую завесу. Выполнили боевую задачу без потерь. Серьезно пострадали лишь два самолета, но экипажи их остались невредимыми.
На следующий день полк не летал. Ему дали возможность привести в порядок авиационную технику, изучить объекты, по которым предстояло нанести очередной удар.
— Поеду к пехотинцам, — сказал мне после обеда командир полка. — Надо узнать, как поработали наши экипажи.
Здесь, под Курском, авиационные командиры частенько бывали в наземных частях, соприкасавшихся с противником, лично изучали с наблюдательных пунктов наиболее важные цели. Ровная степная местность позволяла просматривать вражескую оборону на большую глубину.
5 июля наш корпус как бы пробовал свои силы, многие части на задания не летали. Зато уж 7 июля он по-настоящему включился в боевую работу. Рано утром в воздух поднялись пять бомбардировочных групп по девять самолетов в каждой. Под прикрытием истребителей 6–го авиационного корпуса они нанесли мощные удары по скоплениям танков и и; и ной силы противника в районах Подоляни, Саворовки, Ржавца и на северо — восточной окраине Понырей. Враг понес большие потери. На дорогах повсюду пылали танки и автомашины. Экипажам удалось сбить два фашистских истребителя.
Но и мы не досчитались четырех бомбардировщиков. От прямого попадания зенитного снаряда самолет старшего лейтенанта Уса загорелся и упал в районе Лиманного. Летчик и штурман Гостев погибли. Оставшегося в жпвых стрелка — радиста сержанта Личака с тяжелыми ожогами отправили в госпиталь. Из экипажа младшего лейтенанта Николаева тоже уцелел только стрелок — радист Новиков. Он был подобран пехотинцами в бессознательном состоянии. Штурман Блинов и летчик погибли.
Особенно много зенитных средств гитлеровцы сосредоточили на направлении главного удара — в районах Попырей, Битюга, Комары, Саворовки, Подсаворовки.
9 июля в уничтожении вражеских объектов, расположенных в районах Саворовки и Подсаворовки, участвовали сто шесть наших бомбардировщиков. Четыре из них были сбиты. 10 июля на задание летало уже сто восемь самолетов. Они бомбили танковые колонны и пехоту противника. Домой не вернулись семь экипажей.
Этот перечень цифр говорит об исключительной напряженности боев.
11 июля из штаба 16–й воздушной армии сообщили по телефону:
— Ваш экипаж в составе младшего лейтенанта Сайданова, штурмана Владимирова и радиста Одинокова находится у пехотинцев. Самолет сгорел. Другой бомбардировщик сел на вынужденную возле деревни Новоселки. Летчик Саржин и штурман Колчанов невредимы, стрелок-радист Кулемич ранен. Младший лейтенант Очаков посадил подбитую машину около Фатежа. Вместе со штурманом Ореховым и стрелком — радистом Рекуновым он заканчивает ремонт самолета. К вечеру рассчитывает перелететь на свой аэродром.
Речь шла об экипажах, не вернувшихся с задания в предшествующие дни. Эта информация была немедленно передана' в полки.
12 июля мне позвонил политработник одной из частей:
— Младший лейтенант Гусаров пришел.
— Какой Гусаров? — спрашиваю.
— Да я же позавчера вам докладывал. Видимо, вы забыли. Самолет Гусарова подбили зенитки. Мы считали, что экипаж погиб или попал в плен. И вдруг — радость: Гусаров жив.
— Расскажите об этом подробнее, — попросил я.
И вот что узнал. Когда самолет Гусарова загорелся, все члены экипажа выпрыгнули с парашютом. Гусарова отнесло к лесу, а штурман Шелек и стрелок — радист Никонов приземлились на ржаном поле. Фашисты сразу же устремились к пим. Летчик видел это, но помочь товарищам ничем не мог.
Что с ними сталось, он не знал. Перебравшись ночью через линию фронта, Гусаров явился в свою часть.
Вечером снова раздался звонок:
— Явились младшие лейтенанты Ровипский и Буджерок и стрелок — радист Петров.
— Ас ними что произошло?
— Седьмого июля их подбили над целью зенитки, на самолете отказали оба мотора. Ровинский посадил «пешку» на живот около деревни Бутырки. Машина разбита. Все члены экипажа ранены, сейчас находятся в санчасти.
Я дал указание проявить особую заботу о возвратившихся людях. Выяснилось, что, вылетая на задания, экипажи почему‑то не берут с собой не только бортпайки, но даже индивидуальные санитарные пакеты. Вот и получилось, что Ровинский, Буджерок и Петров почти четыре дня голодали.
Виноваты в этом были в первую очередь медики. Их прямая обязанность — следить за экипировкой экипажей. Не снималась ответственность также с командиров и политработников. Куда они смотрят? В тот же день мы передали в части распоряжение не выпускать экипажи в воздух без бортпайков и индивидуальных пакетов. Переговорив с начальниками политотделов дивизий, я попросил их взять это дело под свой контроль, а с экипажами провести беседы.
Боевое напряжение нарастало с каждым днем. К середине июля наши войска остановили гитлеровцев и сами перешли в наступление.
14 июля штаб корпуса получил обращение Военного совета Центрального фронта. Мы сразу же размножили этот документ и разослали в части. А вечером в полках были проведены митинги. На них личный состав 241–й бомбардировочной дивизии обсудил и принял ответное письмо Военному совету фронта. В нем говорилось:
«Мы, летчики, штурманы, стрелки — радисты, инженерно — технический состав, накануне решающих боев даем клятву Родине, партии, Верховному Главнокомандованию драться с врагом до последней капли крови. Мы уверены в своей технике… Обрушим всю смертоносную силу бомбовых ударов на голову проклятых фашистов, будем бомбить только в цель, на «отлично».
Клянемся, что не посрамим нашу землю русскую и боевые Красные знамена. Очистим священную советскую землю от гитлеровских бандитов!..»
Клятву свою авиаторы сдержали. 241–я бомбардировочная дивизия, как и другие соединения корпуса, воевала с беззаветной храбростью. И в том, что наземные войска так стремительно гнали врага с родной земли, немалая заслуга принадлежит авиации.
Вот выдержка из оперативной сводки за 16 июля 1943 года: «Части 3 бак в течение дня, действуя группами по 18–26 самолетов Пе-2, под прикрытием истребителей 6 иак одновременными массированными ударами уничтожали скопления танков, автомашин и живую силу противника в районах Александровна, Глазуново, Хитрово, Согласный, Широкое Болото, 1–е Поныри (северный), на поле между пунктами и в самих пунктах Сеньково, Озерки, Верх, Тагино, Архангельское, Новый Хутор.
Всего летало 115 самолетов Пе-2. Произведено 328 самолето — вылетов. Общий боевой налет 449 часов 05 минут».
Далее указывались расход боеприпасов и результаты бомбардировок, подтвержденные аэрофотосъемкой. Было уничтожено и повреждено: 55 танков, 229 автомашин, 11 зенитных орудий и 3 полевых, 12 пулеметных и минометных точек. Взорвано семь складов с горючим и боеприпасами.
Всего за июль 3–й бомбардировочный авиационный корпус произвел 1896 самолето — вылетов. Его боевой налет составил 3050 часов 40 минут, расход горючего —
1 140 571 килограмм. За это время было уничтожено 96 танков, 492 автомашины, 14 полевых и 8 зенитных орудий, 17 пулеметных точек, 5 складов с горючим и 6 с боеприпасами, 3 дзота и немало живой силы противника. Бомбардировщики сбили 4 вражеских истребителя.
Наши потери составили 86 человек летного состава. Поистине дорогой ценой досталась нам победа.
Особенно напряженно нашему летному и техническому составу пришлось поработать 15, 16 и 19 июля, то есть в первые дни наступления советских войск. В воздух поднимались все самолеты авиакорпуса для нанесения массированных ударов. Это была чрезвычайно трудная задача, требовавшая высокой организованности и идеальных расчетов. Но наши товарищи во главе с начальником штаба полковником Власовым справились с нею блестяще.
Истребительная авиация противника оказывала нам относительно слабое противодействие. Хозяевами неба стали наши «ястребки». Они не только надежно обеспечивали сопровождение бомбардировщиков, но и непрерывно баражировали над районом боевых действий, очищая небо от вражеских самолетов.
