В первый период воины, когда наш корпус находился на Брянском фронте, между бомбардировщиками и истре бителями порой не было согласованности в действиях: ввязавшись в бой, «ястребки» оставляли своих подопечных, и те оказывались в довольно тяжелом положении.
Мы с начальником оперативно — разведывательного отделения корпуса подполковником В. В. Голутвиным специально ездили в истребительную авиадивизию договариваться о более тесном взаимодействии. Затем оттуда группа командиров и летчиков приезжала к нам. В деловой обстановке мы выслушали претензии друг к другу, выработали несколько вариантов совместных действий.
После этого недоразумений уже не случалось. Сразу после взлета бомбардировщики сообщали истребителям свой курс, и те встречали их в заданном районе. В воздухе они также действовали согласованно. Только один раз это взаимопонимание было нарушено. 17 июля девятка наших пикировщиков, возглавляемая капитаном Лабиным, встретилась в районе цели с восьмеркой «фоккевульфов». Четыре наших истребителя, прикрывавшие группу, вступили с ними в бой.
Когда «пешки», сбросив бомбы, развернулись на обратный курс, на них напала другая восьмерка «фоккеров». Бомбардировщики дружно отбивались. Штурману младшему лейтенанту Тимофееву и стрелку — радисту Чуркину удалось сбить одного фашиста. Самолет загорелся и упал около деревни Озерки.
Но противник не унимался. А боеприпасы у наших «петляковых» подходили к концу. Их огонь становился вое слабее, а потом прекратился совсем. Создалось критическое положение.
Преследуемые противником, бомбардировщики пролетели над несколькими аэродромами, где базировалась наша истребительная авиация, но ни один самолет не поднялся им на выручку. Фашистам удалось поджечь машины лейтенанта Бучавого и младшего лейтенанта Фадеева.
Старший лейтенант Дельцов, «пешка» которого тоже была основательно покалечена, после посадки начал ругать истребителей:
— Видели же, как нас клюют, а даже не попытались помочь.
Меня тоже возмутил этот случай, и я сразу же позво — иил начальнику политотдела 16–й воздушной армии Вихрову. Тот обещал немедленно доложить обо всем командующему.
Вечером Вихров сообщил мне по телефону:
— Руденко предупредил командира истребительного авиакорпуса, чтобы таких вещей больше не повторялось.
И верно: промах, допущенный истребителями, оказался последним. Чувствуя свою вину, они с особым усердием стали оберегать наши экипажи.
Самолет Пе-2, на котором летали наши авиаторы, обладал замечательными летно — тактическими данными, был на редкость выносливым. Иван Семенович Полбин маневрировал на нем, как на истребителе. Летчики авиачасти, которой командовал подполковник Афанасий Викторович Храмченков, увеличили бомбовую нагрузку «пешки» почти на полтонны. И все равно она сохраняла прекрасную маневренность.
Бомбардировщик отличался и удивительной живучестью. При выполнении боевого задания экипаж младшего лейтенанта Гусарина попал под ураганный огонь вражеских зениток. Машина получила серьезные повреждения: был пробит лонжерон, сорвана обшивка стабилизатора, отрублена половина руля глубины. И все‑таки летчик сумел дотянуть до своего аэродрома. Правда, Гусарин был виртуозом техники пилотирования.
Таких примеров можно привести сотни. Детище талантливого конструктора Петлякова прекрасно выдерживало суровые испытания войны. Не зря летчики любили эту машину.
В июле 1943 года наш авиакорпус всеми своими силами нанес шесть массированных ударов по врагу. Такие крупные налеты были сделаны впервые. Успех их свидетельствовал о возросшем организаторском мастерстве и тактической зрелости командиров, о высокой выучке летного и технического состава. Нельзя сбрасывать со счета и политическую работу, которая проводилась в частях непрерывно. Политработники и партийные активисты много сделали для того, чтобы поднять активность людей, мобилизовать их волю и мастерство, вдохновить на подвиги.
Особенно запомнился мне мощный бомбовый удар, нанесенный 10 июля по танкам противника, прорвавшимся в районах Саворовки, Подсаворовки, Кашары (в шестнадцати километрах западнее Понырей). В конце дня коман дующий 16–й воздушной армией передал, что наземные части выражают нам сердечную благодарность за оказанную помощь.
В связи с этим мы провели митинги во всех полках.
После нашего массированного удара с воздуха наступление противника захлебнулось. Он потерял двадцать танков, пятьдесят автомашин и немало другой техники, сотни убитых и раненых.
Однажды мне позвонил по телефону начальник политотдела 241–й дивизии. Спросил:
— Вы Маликова помните?
— Илью Антоновича? Как же, хорошо помню. Это тот, что в бою ногу потерял?
— Он самый, — подтвердил начальник политотдела.
— Что он, письмо прислал?
— Нет, сам приехал.
— Молодец, если решил проведать боевых друзей.
— Да он совсе. м, служить приехал.
— Что же он без ноги будет делать?
— Летать собирается…
Вначале мне показалось, что начальник политотдела шутит: как может безногий человек управлять тяжелым бомбардировщиком? Но тот говорил вполне с — ерьезно:
— Андрюшин и Воронков поддерживают его.
— А ты с ними разговаривал?
— Ну как же?! Они хотят Маликова сначала на По-2 потренировать, а потом пересадить на «пешку»…
Случай был столь необычным, что я тут же решил посоветоваться с командиром корпуса. Выслушав меня, генерал А. 3. Каравацкий хлопнул ладонью по столу и воскликнул:
— Молодчина! Вернулся‑таки… — Он встал, прошелся по кабинету и тем же восторженным тоном продолжал: — Какая сила воли у человека! Какой патриотизм! На протезе на фронт прпшел. — И, рубанув ладонью воздух, заключил: — Пусть летает!
Заглянув через несколько дней в полк Воронкова, я встретился с Ильей Маликовым. За долгие месяцы пребывания в тыловом госпитале он заметно похудел, даже побледнел. Но глаза его по — прежнему светились боевым азартом.
— Как же ты нашел нас? — поинтересовался я.
— В Москве узнал, где вы находитесь, — ответил он.
— Кто тебя сюда направил?
— О, — хитро подмигнул Маликов, — сам командующий ВВС. После госпиталя меня послали па комиссию. Разгуливаю перед врачами и доказываю, что протез освоил не хуже, чем «пешку». А они снисходительно улыбаются и ничего определенного не говорят. Только под вечер объявили свой приговор: к строевой службе не годен. Пошел снова к председателю комиссии. Но никакие уговоры на него не действовали. Тогда я махнул в Москву, к самому командующему ВВС. И результат, как говорится, налицо, — заключил он с улыбкой.
— А может, мы тебе другую должность подберем, — предложил я.
— Что вы, что вы, — замахал руками Маликов. — Не за тем я сюда ехал, чтобы на земле отсиживаться.
Но меня все же не покидало сомнение: сумеет ли парень с одной йогой управлять такой строгой машиной?
Когда я высказал эту мысль командиру полка, тот с усмешкой ответил:
— А чего в жизни не бывает? Попробуем.
Вначале Маликову доверили старенький Г1о-2. Он доставлял па нем из дивизии и корпуса почту и различпые мелкие грузы. Но эта однообразная работа скоро наскучила бывалому летчику. Он рвался в бой. И наконец Воронков разрешил ему сесть в кабину «пешки». Он сам проверял его в воздухе. Маликов действовал хорошо, уверенно, и командир допустил его к самостоятельным полетам. И он не ошибся в своем питомце. Илья Маликов совер — шил свыше ста боевых вылетов. Он закончил войну в Берлине, став Героем Советского Союза. На его примере мы воспитывали авиационную молодежь, учили ее гак же верно любить Родину, так же мужественно выполнять свой воинский долг.
В начале Курской битвы с задания не вернулся экипаж младшего лейтенанта Семенова. Шло время, но никаких вестей о нем не поступало. Командование 128–го Калининского бомбардировочного полка решило, что он или погиб, или попал в плен. Родителям воинов были посланы письма со скорбной вестью.
И вдруг 14 июля Семенов объявился. Щупленький вихрастый паренек похудел до неузнаваемости за время скитаний по вражеским тылам. Только глаза искрились радостью.
На следующий день я пригласил Семенова к себе. Вначале он держался скованно, видимо, чувствовал себя виноватым. Но, убедившись, что никто не собирается упрекать его за случившееся, осмелел и подробно рассказал, как все было.
…Группа наших бомбардировщиков шла на выполнение задания. Когда она появилась над танковой колонной противника, по ней открыли огонь зенитки. Прямым попаданием снаряда самолет ведущего был сильно поврежден. Однако капитан Шишлянников не покинул строя и продолжал руководить группой.
На обратном пути бомбардировщиков атаковали пятнадцать вражеских истребителей. И опять под удар попал Шишлянников. Его самолет загорелся, пошел к земле.
