На обратном пути бомбардировщиков атаковали пятнадцать вражеских истребителей. И опять под удар попал Шишлянников. Его самолет загорелся, пошел к земле.
Летевший справа Семенов не видел, удалось ли экипажу выброситься с парашютом. В этот момент и его машину подожгли. Крутым скольжением он попытался сбить пламя, но не сумел. Вскоре огонь проник в кабину. Управлять самолетом стало невозможно, и летчик подал команду:
— Оставить самолет!
Штурману младшему лейтенанту Ряхову осколок зенитного снаряда пробил грудь. Но он, обливаясь кровью, продолжал отстреливаться от наседавших фашистов. Семенов видел, как мучается товарищ, но помочь ему ничем не мог.
— Прыгай! — повелительно крикнул он Ряхову.
Тот молча, как бы прощаясь, посмотрел на командира, собрал остаток сил и прыгнул за борт.
— Рыбалко! — окликнул Семенов стрелка — радиста по переговорному устройству. Не получив ответа, решил, что Тот уже выпрыгнул. Потом посмотрел вниз и увидел в воздухе два раскрывшихся парашюта. Теперь надо было прыгать самому.
Приземлился Семенов недалеко от упавшего самолета на неубранном ржаном поле. Навстречу ему катилась огненная волна — горела рожь. Нужно было спешить, но летчик при падении подвернул ногу и быстро идти не мог. Шел он в полный рост, уверенный, что находится на своей территории. Вдруг ветер донес пемецкую речь. Семенов инстинктивно наклонился и на четвереньках пополз в сторону.
Выбравшись на поросший кустарником пригорок, летчик видел, как фашисты скрутили стрелку — радпсту руки н втолкнули в автомашину. А штурман был уже мертв. Они обшарили его карманы и уехали.
Солнце клонилось к западу. По тропинке, проложенной через ржаное поле, неторопливо шел старик с косой на плече. Семенов выпрямился. Заметив, что крестьянин от неожиданности растерялся, прошептал потрескавшимися губами:
— Не бойся, дедушка, я свой.
— Это не с того ли? — кивнул головой старик в сторону догорающего бомбардировщика.
— С того самого. Сам‑то ты местный?
— Из Маховцев мы. Вон деревушка наша виднеется, — протянул он руку в направлении нескольких избушек.
— Немцы у вас есть?
— Нет, бог смилостивился.
Вечером дед принес Семенову лопату, крипку молока и небольшой узел.
— Насчет лопаты хорошо догадался, — сказал летчик. — Как только начнет темнеть, похороню своего штурмана. Убили его, хороший был парень…
— А вот тут, сынок, — протянул узел старик, — хлеб с солью да одежонка. Не обессудь, что маленько рваная. Другой нет. — И, помолчав, добавил: —Ну, пойду. Если понадобится, заходи — третья хата справа.
Первая попытка перейти линию фронта Семенову не удалась. Фашисты обстреляли его. Пуля пробила мякоть ноги ниже колена. Пришлось вернуться и зайти в деревню.
У старика за иконой сохранился пузырек с йодом. Жена его быстро нагрела воды и достала чистое полотенце.
Когда летчик обрабатывал и перевязывал рану, на востоке громыхнуло.
— Никак, гроза собирается, — высказал предположение старик.
— Нет, дед. Это наши наступают.
— Помоги им бог германца выгнать, — перекрестился старик.
Канонада становилась все сильнее. Вал войны с востока катился на запад. А через три дня в деревню вошли наши. Семенов представился командиру стрелкового подразделения.
— Может, с нами останетесь? — спросил тот.
— Нет, хочу найти свою часть.
— Что ж, не неволю. Через час пойдет в Кромы машина. Поезжайте.
От Кром до авиаполка было рукой подать. Вечером Семенов уже сидел среди друзей и взволнованно рассказывал о своих приключениях.
Из того полета, в котором участвовал Семенов, пе вернулся и экипаж младшего лейтенанта Сунского. Из горящего самолета удалось выпрыгнуть лишь стрелку — радисту Владимиру Стукачу.
Приземление оказалось неудачным. От сильного удара стрелок — радист потерял сознание. Очнулся он в автомашине. Рядом сидел немецкий офицер, впереди за баранкой — солдат. Вдруг над головой пронесся гул моторов, затем послышался завывающий свист бомбы. Впереди машины взметнулся сноп дыма, по ветровому стеклу хлестпули комья земли. Заметив растерянность конвоиров, Стукач выхватил торчавший за сиденьем шофера тесак и с размаху рубанул опешившего офицера по шее. Обернувшийся на крик шофер тоже получил сильнейший удар по голове и замертво свалился на сиденье. Неуправляемая машина соскользнула в кювет и перевернулась.
К дороге подступало конопляное поле. Стукач выпрыгнул из машины и бросился туда. Немецкий кинжал он на всякий случай прихватил с собой. Другого оружия у него пе было.
За конопляным полем начинался лес. Здесь стрелок-радист почувствовал себя в безопасности. Не разбирая дороги, он шел на восток. Но вот лес начал редеть, а затем перед взором Стукача открылась степь. На горизонте виднелась деревушка. Есть там немцы или нет?
Справа на дорого показались мужчина и женщина. Стукач подождал, пока они подойдут, положил па землю свое оружие, чтобы не напугать людей, и пошел им навстречу. Незнакомцы не удивились появлению советского воина. Они знали, что недалеко идут жестокие бои.
— Мы учителя. Идем из Павловского, — отрекомендо вАлся мужчина. — Зовут меня Николай Степанович. Фамилия Орехов.
— А я со сбитого самолета, — сказал Стукач. — В живых остался один. Подскажите, как лучше пройти к линии фронта?
— Дорогой товарищ, — ответил Орехов. — Кругом степь. Где ты схоронишься? Идем с нами. Найдем укромное местечко. Подождешь до прихода Красной Армии.
Супруги Ореховы скрывали стрелка — радиста с 5 до
13 августа 1943 года. Когда в деревню вошли наши войска, Стукач распрощался с друзьями, сердечно поблагодарив их за помощь и заботу.
Он вернулся в свою часть. Но летать ему пришлось недолго. Во время налета на сильно защищенный вражеский объект Стукач был убит осколком зенитного снаряда.
Не знаю случая, чтобы кто‑либо из авиаторов, оказавшись по воле судьбы на территории, занятой противником, изменил Родине и стал служить врагу. Люди шли на все, чтобы вернуться в свою часть и продолжать борьбу с гитлеровскими захватчиками.
Многих товарищей в начале войны мы считали пропавшими без вести: заместителя командира эскадрильи старшего лейтенанта Калугина, командира звена младшего лейтенанта Бардынова, штурмана звена младшего лейтенанта Пиядина, штурмана экипажа младшего лейтенанта Фомина, стрелка — радиста старшего сержанта Фролова. Однако в конце 1943 года все они вернулись в свои части и до победы сражались с врагом.
Обратный путь у некоторых авиаторов был очень нелегким. Вот какая судьба постигла, например, летчика младшего лейтенанта Агафонова. Вражеский зенитный снаряд угодил в левый мотор его самолета. Винт остановился. С трудом развернув машину, летчик попытался довести ее до своей территории. В этот момент на него набросились два вражеских истребителя. Кормовая установка молчала.
— Мальцев, что с тобой? — окликнул Агафонов стрелка — радиста.
Но тот — не отвечал. Он был убит. Отражая атаки фашистов, штурман младший лейтенант Обидин сбил одного из них. Но второй истребитель продолжал наседать. Умолк пулемет и сраженного пулей штурмана. А через минуту бомбардировщик загорелся. Пламя подбиралось к центральному бензобаку. Потом отказало управление рулем высоты. Самолет потянуло к земле. Летчик попытался сбросить фонарь, но его заклинило. Что делать? Самолет вот — вот взорвется. Огромным усилием Агафонов выровнял машину у самой земли, и она плюхнулась на живот. Летчик выбил головой фонарь, перевалился через борт кабины и отбежал в сторону. И тут сознание покинуло его. Он уже не слышал, как взорвался самолет.
Очнулся Агафонов от боли во всем теле. Он лежал связанный в тряской коляске мотоцикла.
— В местечке Семеновка, — рассказывал потом летчик, — меня бросили в сарай, где находились другие пленные, а 14 сентября нас перегнали в гомельский лагерь. Однажды ночью я впервые услышал, как рвутся наши бомбы. Бомбили станцию. Кто‑то из пленных мечтательно сказал:
— Эх, ударили бы по немецкой комендатуре.
Мы, узники, мечтали о побеге. Удобный случай вскоре представился. Боясь окружения, немцы начали срочно эвакуироваться из города. Запылали дома, многих жителей расстреливали прямо на улицах.
Погнали и нас куда‑то. Возможно, на расстрел. В лагере я подружился с одним из летчиков. Мы перелезли с ним через забор, когда колонна проходила по глухому переулку. Фашисты открыли стрельбу, по в нас не попали. Где‑то мы с дружком разминулись. Я оказался во дворе какого‑то дома. Постучался в дверь. На мое счастье, там проживали две добрые женщины — Новикова и Харикова. У них я и прятался до прихода наших.
ЗА РЕКОЙ БЕРЕЗИНОЙ
Наступление советских войск продолжалось, и нашему авиационному корпусу работы хватало. Мы бомбили оборонительные укрепления, возводимые противником на промежуточных рубежах, скопления танков и пехоты, переправы, вели воздушную разведку.
