Более здравомыслящие зрители понимали, что видят высококлассную голографию, но ведь голография должна на чём-то основываться. Должен же быть прототип, раз это можно показать.
Спустя некоторое время после исчезновения таинственного явления представление начиналось по новой, только образцы летней одежды на моделях периодически менялись. Цветовая гамма, казалось, бьёт по глазам…
Харальд развернул камеру и с перспективы продемонстрировал производимый зрелищем эффект. Перед торговым центром стояла чёртова прорва народу, перекрывшая уличное движение, на что водители мужского пола не жаловались, особенно те, что сидели повыше, к примеру, в автобусах или грузовиках. Блюстители правопорядка с удовольствием погрязли в толпе. Особенность феномена состояла в том, что люди штурмом брали магазин, причём не только женщины, но и мужчины, которые обычно редко соблазнялись купальными трусами.
По реакции зрителей было видно, что от вертизадой фигуры дух захватывает у всех. Викинги возвращались к своей баталии без малейшего энтузиазма. А фигура лишь на момент оборачивалась и демонстрировала кусочек личика. С ухом.
Боженка, затаив дыхание, просмотрела фильм дважды и попросила показать ещё раз. После чего признала, что да уж, никакими словами такое не передашь, надо видеть. Затем принялась упрашивать, нельзя ли показать шедевр Янушу, её мужу. Он не из болтливых, не проговорится. И под конец спросила:
— Это они каждый день так ломятся?
— Вот поэтому-то мы и ждали, а Харальд снимал четыре будних дня и один выходной. Всё время и всё больше. Папа Харальда сказал, что это будет похлеще «Порно 69», что видел в молодости в Копенгагене, а тесть Дануты подтвердил. Теперь начинает ломиться вся Европа, Германия, Англия, даже Франция с Италией, не говоря уж о других континентах. Американцы, японцы. Фотографируют все, кому не лень. В толпе — все цвета радуги, не заметила?
— Сзади не видно, какие у них лица, — оправдывалась Боженка. — А как продажи?
— Как никогда в жизни, хотя для показа летней коллекции поздновато. Наше шоу, похоже, вводит публику в транс, метут всё, что под руку попадётся. Бергсон от нас просто без ума.
И ничего удивительного, что господин Бергсон совсем ошалел от восторга. Сохранить семью ему удалось только потому, что никак не мог определиться, кого он обожает больше — Майку? Дануту? — и ради которой из них следует бросить жену. А потому обе имели все основания чувствовать себя весьма и весьма удовлетворёнными. В финансовом плане.
Боженка всё отлично поняла:
— Ну, теперь мне всё ясно. Кто этой вертлявой пиявки не знает, по уху и клочку морды ни за что не опознает… Разве что по соломенному коку…
— Кок не в фокусе. Харальд выделил главное, потому-то он и гений…
— И ведь не повёлся! Слушай, а он не того, случайно… не другой ориентации?
— Бог с тобой! Ради рубца он, конечно, Клеопатру бросит, и ради бигуса — тоже, но вот за Аполлоном Бельведерским станет следить исключительно, чтоб жратву, гад, из-под носа не увёл. А уж потом поищет себе какую-нибудь милую дамочку, лучше всего пухлую брюнетку.
Боженка вздохнула и повела глазами в поисках выпивки, но, к несчастью, время суток было неподходящее.
— Холера, даже жаль уходить. Ты говорила, что уже получила новый заказ, и как же справишься теперь? Без этой, так сказать, достопримечательности… как бы её… визуальной?
— Придумаю что-нибудь, — беззаботно ответила Майка. — Теперь зимняя мода будет, с осенней уже опоздали, там всё от модельеров зависит. Зима у них мрачная, подключим цвета, а что до развлекательных нюансов, завалялась у нас с Харальдом одна идейка…
* * *
А в это время одна завалящая идейка как раз витала над обширной стройплощадкой, почему Харальд и не участвовал в показе своего шедевра в Майкиной квартире. Разрешение на пребывание на закрытой для посторонних территории он получил благодаря высокому покровительству и блату. Что и давало ему полную свободу действий.
А искал Харальд Вертижопку.
Та, в свою очередь, искала укромное местечко. Поскольку помнила слова тех мерзких баб о скульптурной красоте и последовательно реализовала свои намерения насчёт загара понемножку и в движении.
Она без малейшего сопротивления позволила притащить себя на стройку, где полным ходом шли земляные работы, и Зютек, хочешь не хочешь, вынужден был следить за подвластными ему водами. Бросить дело на самотёк никак было нельзя, поскольку капризная стихия устраивала этот самый самотёк в совершенно неожиданных местах и в зависимости от погоды отмачивала жуткие фортели. Поэтому несчастному проектировщику приходилось поддерживать постоянный контакт с исполнителем, внося бесконечные исправления в первоначальные планы.
Вертижопка смылась, как только Зютек отвернулся. Солнышко припекало, словно в разгар лета, заранее присмотренное местечко за буйными кустами можжевельника и терновника манило пустотой, всё было как на заказ.
Всё. За исключением Доминика.
Доминик почему-то не казался абсолютно счастливым, влюблённым и жаждущим её прелестей. Вкалывал, как сумасшедший, а радость на его лице появлялась, только когда он занимался этими идиотскими расчётами. В хорошем настроении тоже бывал, но исключительно во время общения со своими сослуживцами-инженерами, а из их разговоров ничего нельзя было понять. Мало того, всё плотнее взаимодействовал с механиками, а из-за этих проклятых механиков на Вертижопку у него совсем не оставалось времени.
Да и места для неясностей не было. А нового он не искал. Правда, любое рабочее место при желании могло сгодиться, но не офис же, где эта банда трудоголиков засиживается до поздней ночи, а потом, валясь с ног от усталости, расползается по домам. Жуткая ситуация. Зря она, пожалуй, так долго держала его на голодном пайке, теперь приходилось голову ломать, как исправить положение. А значит, тем более надо позаботиться о своей привлекательности, покрыться ровным загаром, без противных белых пятен!
Помня предыдущую оказию, Харальд обнаружил Вертижопку без особого труда. О тишине заботиться было ни к чему, поскольку стройплощадка производила достаточно шума, способного заглушить даже циркулярную пилу, что уж говорить о потрескивающих кустах и валежнике под ногами.
Вертижопка не подвела. Раз уж в движении, так в движении. Она меняла место и положение тела, повернувшись задом к солнцу и Харальду, время от времени опираясь на ствол рябины и сильнее выпячивая расходившуюся задницу. Как модель она стоила любых денег, и Харальд даже начал подумывать, не угостить ли её пивом по окончании съёмки. Без объяснения причин.
В общий шум строительной техники вдруг врезался треск мотоцикла, на который никто не обратил внимания. Как не заметил и разницы между звуком моторов «харлея» и скромной «хонды», которая въехала в ворота. На мотоциклисте был шлем, у Доминика имелся такой же, с чёрной кожей он никогда не заморачивался — кожаная куртка у него была, но коричневая — правда, он мог себе купить и чёрную. Кого это волновало?
Первой на звук: мотоцикла среагировала Вертижопка. Знаток, конечно, отличил бы «харлея» от «хонды», но её никак нельзя было причислить к знатокам. Пока она соображала, кинуться ли ему навстречу, невзирая на скромное одеяние, а проще говоря, полное отсутствие такового, или притвориться, что не заметила, и продемонстрировать заманчивые па, гипотетический Доминик, не снимая шлема, соскочил с седла, извлёк что-то из-под бака и двинулся гигантскими шагами к элегантно изогнувшейся нимфе. Харальд наблюдал за происходящим с диким интересом, ни на минуту не прерывая своей профессиональной деятельности.
События развивались молниеносно. Вертижопка всё-таки покосилась на подходившего и отпрянула. Господи, да это не Доминик! Не-Доминик поднял руку с чем-то, свёрнутым в кольцо, размахнулся, кольцо развернулось, издав резкий свист, который на мгновение перекрыл даже строительный шум. Тип в шлеме опять махнул рукой, Вертижопка заверещала, а Харальд разглядел ремень с металлическими, блестевшими на солнце жуткими шипами и так заорал, что заглушил все прочие звуки. Содержание ора было не особо замысловатое:
— Хей, хей, хей! Курррва, курррва, хей, хей!!!
Столько-то по-польски Харальд знал.
Рука у нападавшего дрогнула, раздался очередной свист, целью которого определённо являлась Вертижопка, но она недаром брала уроки циркового мастерства. Там, где только что стояла, было уже пусто, и пострадала только ни в чём не повинная рябина. Зловещий, хоть и не слишком похожий лже-Доминик быстро свернул кнут, вскочил на мотоцикл, вырвал задним колесом клок сухой травы и был таков.
Взбудораженная и не столько испуганная, сколько оскорблённая Вертижопка решила, что с неё хватит. Прервав солнечные ванны, она оделась и твёрдо постановила отыскать Доминика… Ведь это же точно был не он? Отыскать и не давать ему спуску!
