* * *
Все хорошее когда-нибудь заканчивается, и мой визит тоже подошел к концу. По правде говоря, я об этом не очень-то сожалел: мы с Роксаной оторвались на полную катушку. Вначале постельные утехи, потом приехали вкусняшки вместе с главным блюдом – гуляшом по-сегедски. Потом мы снова вернулись в спальню и не покидали ее до шести вечера, так что вымотался даже я, за Роксану и говорить нечего. Все-таки, видимся мы куда реже, чем нам хотелось бы.
В половине седьмого я напялил свою парадную форму, поцеловал на прощание Рокси и спустился вниз.
Скарлетт уже ждала меня. Я сел в машину и заметил, что она выглядит как-то мягче, чем обычно.
Когда мы выехали за контрольно-пропускной пункт, я спросил:
– Слушай, а ты замужем?
– Да, а что?
Понятно. Она тоже времени зря не теряла.
– Да так. Столько времени знакомы, а я как-то не спросил… Муж в Светлограде, а ты за десятки километров торчишь… Мы-то с министром каждый свою мечту в реальность воплощаем, а ты за здорово живешь вынуждена вдалеке от дома торчать…
Он чуть улыбнулась:
– Как говорится, служба не дружба.
– А муж чем занимается? Особенно когда тебя днями дома нет…
Скарлетт хихикнула:
– Художник он, и в жизни у него две страсти – я и картины. Ну или в обратном порядке – картины и я… Так что по числу и размерам новых картин я зачастую легко определяю, как муж время тратит в мое отсутствие.
Вскоре пошел дождь и Скарлетт сбавила скорость. Затем солнце укатилось за кромку леса, мы к этому времени проехали половину дороги, миновав мост, делящий путь почти ровно пополам – и тут мотор фыркнул и заглох.
Попытки завести машину не увенчались успехом.
– Звони на базу, пусть вышлют за нами тягач, – сказал я.
Скарлетт позвонила и описала наше затруднение, на базе ее заверили, что часа через три приедут – и тут с потолка упала первая капля.
– Вот только протекающего люка нам не хватало!
– И не говори… Какие будут предложения? В багажнике есть брезент или что-то вроде?
– Да вот если бы, – вздохнула Скарлетт.
Я выглянул в окошко и сквозь пока еще редкую пелену дождя заметил отблески света на бетонной плите: под мостом, который мы только-только миновали, явно находится источник света, освещающий бетонные плиты, которыми покрыты покатые стенки водосборного канала.
– Под мостом кто-то есть, – сказал я и взял с заднего сидения «потрошитель».
Скарлетт расстегнула кобуру, вынула пистолет и передернула затвор:
– Проверим?
– У тебя пули хотя бы с фосфором?
– Через одну. Половина экспансивных.
– Ладно, тогда так. Я перебегаю мост и спускаюсь с той стороны. Ты – с этой через две секунды после меня: они смотрят на меня, а ты вне поля зрения.
– Принято.
Мы выбрались из машины под дождь и двинулись к мосту, но буквально через несколько шагов я сказал:
– Отбой. Одержимого там нет, я бы учуял.
Я подошел к краю, на подошвах ботинок съехал по бетонной плите вниз и встретился глазами с несколькими заросшими и не очень опрятными мужиками лет по сорок-пятьдесят, сидящими кто на чем вокруг костерка на краю водного потока. Бродяги.
– Здорово, – сказал я, – мы на огонек заглянули…
И тут один из них отшатнулся назад, свалился с небольшого кирпичного «стульчика» на задницу и, не спуская с меня круглых глаз, попятился на четвереньках прочь, отталкиваясь ногами и перебирая по земле руками.
– Мужик, ты чего? – спросил я, но он только быстрее заработал мослами и оказался под дождем.
– Э, Тарик, ты куда? – окликнул его другой бродяга, похоже, поведение Тарика показалось странным и его товарищам тоже.
– Он нормальный? – с беспокойством сказала у меня за спиной Скарлетт.
Тарик, увидев ее, остановился и, сидя на заднице, несколько раз переводил взгляд с нее на меня и обратно.
– Ты чего, серьезно? Этого вот красавца испугался? – я постучал пальцем по «потрошителю». – Так это мое табельное, я его в машине просто так оставить не могу…
Бродяга еще несколько секунд смотрел на меня, а потом шумно выдохнул и осенил себя священным кругом:
– Уфф, Чужак попутал… Такое померещилось, не к ночи будь помянуто…
Для меня и Скарлетт нашлось бревно, чтобы сесть, правда, его пришлось подкатить поближе к очагу.
От угощения – жареные колбаски, тушенка, черствый с виду хлеб и бутылка с каким-то пойлом – мы отказались:
– Спасибо, люди добрые, но мы на дорожку заправились хорошо. Просто вот угораздило машину заглохнуть прямо тут, да еще и лючок стал протекать.
Бродяги – числом пять штук, на лица которых наложили свои отпечатки алкоголь и суровая кочевая жизнь, но никак не голод – были и одеты отнюдь не так плохо, как можно было бы ожидать от нищих. Мне хватило примерно получаса, чтобы понять разницу между бродягами в Аркадии и Сиберии: если в Аркадии бездомными нищими становятся от безработицы, то бродяги Сиберии – это люди, которые просто не хотят работать. Воспоминания Сашика о его вынужденном нищенствовании настолько крепко отпечатались в его памяти, что они достались мне в полной сохранности, и мои собственные их дополняют как нельзя лучше, хотя верней бы сказать – как нельзя хуже. Так что я хорошо знаю, как живется бродягам в Аркадии.
В целом, мои новые знакомые не выглядят несчастными. Кое-какие пожитки у них имеются: у опоры моста лежит их рюкзаки, котомки и скатки. Со жратвой проблем нет: при необходимости найти подработку тут и там нетрудно. Самый нелегкий период – зима, его лучше всего провести в тюрьме, умышленно попавшись при совершении мелкого правонарушения, в остальное время – вольному воля.
– Ну а что, – сказал мне крепкий седобородый бродяга по имени Йоахим, выглядящий, несмотря на седину, не больше чем на полтинник, – людям вроде нас не надо платить налоги на доход и недвижимость, аренду жилья, военный сбор и еще кучу всего. Не надо тратиться на ремонт машины, на то, чтобы выглядеть прилично и модно… Семей у нас нет – такие статьи расходов, как дети и жена, можно вычеркнуть. И если просуммировать все это – там набегает круглая цифра, сопоставимая с хорошим жалованьем, и тогда внезапно становится ясно, что на собственно себя как такового человеку надо совсем немного. Мои статьи расхода – одежда, обувь, спальный мешок, рыболовные крючки, предметы обихода – ножик, спички, мыло… Ну, словом, все то, что нельзя раздобыть в лесу или сделать самому. Кто не хочет зимовать в тюрьме – на зиму нуждается в запасе консервов… Но подработку можно найти и зимой. Навалит, положим, снега – идешь себе по частному сектору и спрашиваешь, не надо ли кому от снега освободить гараж, двор, ворота…
– А еще, случись война, нас под ружье не загребут, – добавил другой бродяга. – Наш брат входит в список «неблагонадежных» элементов, непригодных к должному исполнению воинского долга… Траншеи копать могут заставить – но это та же подработка, только не за деньги, а за паек.
– Похоже, вам от человеческого общества много не нужно, – заметила Скарлетт, – семья, родня, дети – все это вам чуждо…
– Ну какие дети? – вздохнул Тарик. – Зачем их в этот мир приводить, если конец света близок?
– Тарика не слушайте, – добродушно усмехнулся Йоахим, – он как мальца поддаст – начинает вещать об одержимых, оборотнях и прочей нечисти…
– Оборотнях? – приподнял бровь я.
– Угу, оборотни, – подтвердил Тарик. – Вас-то я грешным делом за оного и принял…
– Тарик утверждает, что может их на расстоянии чувствовать, – пояснил бродяга, сидящий рядом с ним.
Йоахим кивнул:
– И это, конечно же, байка. Их никак учуять нельзя.
– А вот не скажи, – возразил приятель Тарика, – ты слыхал о событиях возле Троеречья? Лет пять назад?
– Это когда там завелся одержимый? Что-то такое помню…
– Так вот, мы с Тариком там были в то время. В том самом лесу, где люди пропадали, причем до того, как население оповестили об опасности и прибыли военные… Просто мы в леске у речки обосновались, и в какой-то момент Тарик сказал мне: «надо бежать. Беги, если хочешь жить». Он побежал, ну а я за ним. И не зря, как потом выяснилось.
