Майлз не мог поверить в то, что происходит. Даже когда сова из министерства принесла письмо с требованием отца покинуть замок, Майлз не был так потерян, как теперь. Он знал, что так и будет. Отец никогда не бросал слов на ветер и исполнил свою угрозу. Никто не собирался выставлять младшего Трэверса из собственного дома, даже по распоряжению отца. Но Майлз считал своим долгом исполнить его волю, какой бы она ни была.
Библиотека опустела, Майлз не мог себе позволить оставить самое ценное, что было в замке, без присмотра. Две комнаты в квартире на Гриммо, 14 превратились в книжные склады. Был сделан ремонт и перенесена кое-какая мебель. Квартира была далеко не готова, но времени не оставалось. Потому этот вечер, вечер их венчания, был последним перед переездом. Портреты родителей Майлз переправил в новый дом в первую очередь. Гермиона и её друзья помогали всем, чем могли.
Молодая семья готовилась вступить в новую жизнь. Начать с нуля. Гермиона была взволнована. Она видела, как Майлз тосковал, как его дыхание прерывалось, как бы он ни держался. У неё не находилось слов утешения. Она помнила это чувство, когда уходишь из родного дома, возможно, навсегда. Это боль, которую приходится вытерпеть, смириться и вспоминать только хорошее.
Гермиона даже не представляла, как безгранично много помогала ему, своим молчанием, терпением, нежными объятиями.
Майлз бережно расшнуровывал её платье, ласково прикасаясь губами к чувствительной коже плеч, спины. Нежный аромат незабудок в её волосах успокаивал, дарил мир его душе. Её тихое дыхание заставляло сердце исполнять чудесную мелодию, которой он никогда не слышал прежде. Гермиона таяла в его руках. Это было так удивительно волнительно. Она — жена. Миссис Трэверс. Эта мысль умиляла и веселила. А ведь всего несколько месяцев назад всего этого не было ни в планах, ни в её жизни. Не было его. Мурашки пробежали по спине.
— Тебе холодно? — тихо спросил он, касаясь губами её щеки. — Подбросить поленьев в камин?
— Нет, Майлз. Всё хорошо, я просто до сих пор не верю, что я — Гермиона Джин Трэверс.
Он ласкал её взглядом, Гермиона почувствовала смущение, словно и не была никогда прежде в его спальне.
— Гермиона Трэверс. Моя жена. Ты — маленькая храбрая гриффиндорка. За что мне дано это счастье? — с нежностью шептал он.
Эта ночь была волшебно-трепетной. Первая брачная ночь. Майлз был чутким, ласковым. Кажется он покрыл поцелуями каждый дюйм её тела.
Гермиона не знала прежде, что может быть так любима, так желанна. Упиваясь его лаской, дарила ему себя всю без остатка, всю свою нежность и любовь. Эта ночь навсегда останется в её памяти, как одна из самых чувственных. Его губы, объятия, взгляды, водопады чудесных слов.
Для него её прикосновения были невероятным, сказочным подарком. Её слова — обетом непоколебимой верности и любви.
Бессонная ночь перед тем, как они покинут замок Голд Стоун. Возможно, навсегда.
***
Он долго смотрел на тёмный обнажённый сад. Мелкий моросящий дождик тихо стучал в окна. Астория подошла тихо-тихо, но он слышал её мягкие шаги. Тепло разливалось в груди, и только капелька грусти немного омрачала его покой. Её ласковые руки с нежностью обвили его торс. Драко прикрыл глаза, наслаждаясь этой нежностью.
— Теперь ты наконец спокоен, любимый? Ты всё сделал так, как хотел?
— И даже больше, — прошептал он. — У них будет ребёнок.
— Правда? — с восторгом выдохнула Астория. — Ох, как же я рада! Драко! Это просто чудесно!
— Знал, что ты обрадуешься, — улыбнулся он, поворачиваясь к ней лицом и заглядывая в глаза. Драко положил руки на её хрупкие плечи. — Это твоя заслуга, Стори! Если бы не ты…
— Я ничего не сделала, — разочарованно замотала она головой. — Если бы я хоть что-то могла…
— Только ты! Слышишь? Однажды ты сказала, помнишь? «Наверное, пока Грейнджер не обретёт своё счастье, твоё сердце будет страдать». Ты сказала это от обиды, знаю, ты столько лет смотрела на то, как я сам себя казню каждый день. Видела, терпела, молчала. Но хватило этих простых слов, чтобы я сделал хоть что-то!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хоть что-то? — усмехнулась она. — Драко, не притворяйся скромным, это не про тебя. Это ведь была твоя идея! Ты надоумил отца пригласить Майлза на работу, ты следил за ним полгода прежде чем сделал хоть шаг! Ты был… как одержимый!
— И ты жила с этим, — он нежно обнял её за плечи, ласково прижимая к своей груди. — Если бы не ты, Стори…
— Ты удивительный, Драко. Самый удивительный человек в этом мире. Ты — свет моей жизни…
Он трепетно поцеловал её тонкие изящные губы.
— Луч света во тьме жизни, — усмехнулся он.
— Да, — шепнула она.
Он обнял её крепче, скрывая лицо в её распущенных волосах.
— Тебе легче, Драко? — прошептала Астория.
Подумав немного, он тихо ответил:
— Это похоже на сон, Стори. Что-то нереальное, как будто… закончилась война, но ты всё ещё ждёшь последней битвы. Я привыкну. Уже почти привык.
— Всё будет хорошо, милый. Вот увидишь.
Он держал её в своих объятиях. Чувствовал, как в бедро тихонько толкается его сын. Драко окутывало тепло и уют его тихой, нежной любви. А в глазах… ещё читалась трепетная, сладкая боль, которая медленно-медленно погружалась в самые глубины омута его памяти.
Эпилог
Она, как всегда случайно, хлопнула входной дверью.
— Мерлин! Что-то надо с этим делать! — вздохнула она и тут же выкрикнула: — Майлз! Майлз, ты где?
Она быстро пошла по длинному коридору, освещённому красивыми витыми канделябрами. Гермиона заглядывала в каждую комнату, на всякий случай, хотя была уверена, что искать нужно только в одном месте. Живоглот бежал рядом, сопровождая любимую хозяйку, распушив хвост трубой.
— Где эти проказники? — улыбнулась Гермиона, обращаясь к коту, он только мяукнул в ответ. — Майлз, немедленно отзовитесь! Мальчики! Ох, я вас сейчас ка-а-ак найду-у-у! Бени, отзовись! Майлз! Вот вы где!
Гермиона резко распахнула дверь, и тут же раздался весёлый заливистый детский смех. Кот проскользнул в зельеварню.
— Опять с ножом! — закатила она глаза и простонала. — Майлз, ну ему же всего три года…
— Мама, я полезал листики, смотли! — невообразимо синие глазки восторженно глядели из-под длинных чёрных ресниц.
— А что это за листики, Бени? — хитро прищурился отец.
— Листики? Это листики! — утверждал мальчик.
— Да, правильно, это листики, а какого растения.
— Это бадян! — без сомнения заявил малыш.
— Ты совершенно прав! Это бадьян. Плюс пять очков Слизерину, — радостно объявил Майлз.
— Ох, вы просто раскиселиваете меня своей милотой! — простонала Гермиона. — Бени, ты просто умничка! Какой молодец, как же хорошо ты их нарезал, так ровно!
— Мама, там ещё мята, — показал малыш пальчиком на соседнюю разделочную доску, и Майлз многозначительно приподнял брови.
— М-м-м! Какое чудо! Обязательно заварим с ними чай! — улыбалась Гермиона.
Необычное волнение вдруг отразилось на её лице. Что-то тревожное.
— Что-то случилось? — тут же спросил Майлз, бережно забирая нож из рук сына. — Гермиона.
Она как будто не решалась ответить. Глубоко вдохнула.
— Ты знаешь, мне по долгу службы приходится иметь дело с письмами из Азкабана. Не со всеми, только с очень важными и… — она тут же запустила руку в карман своего лёгкого пальто бордового цвета. — Это тебе… от отца.
Нож звякнул об пол. Майлз тут же резко наклонился, поднял его и убрал в ящик стола.
— Бени… — охрипшим голосом проговорил он. — Сходи к Донне, сынок, она… даст тебе перекусить.
— Спасибо, папа! — малыш ласково обнял отца за шею, и тот поставил его на пол, сняв с высокой деревянной лесенки-подставки. Бенни убежал, и Живоглот, словно доблестный телохранитель, последовал за мальчиком. Майлз обессиленно опустился на рядом стоящий табурет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты не волнуйся, — ласково заговорила она. — Новости вовсе не плохие, скорее хорошие. Я прочла. Если хочешь…
— Я должен сам прочесть, — с трудом прошептал он.
