Однако! Ну… вы помните. Бурение одуванчика сквозь асфальт. Неудержимые токи жизни.
Когда мы ворвались, наконец, на терраску с бамбуковыми низкими столиками, рядом с профессором-слависткой сидели двое черноголовых ребятишек, девочка и мальчик, и какой-то высокомерный японец, толстый и в очках.
Он все время брезгливо, казалось мне, поджимал губы. Чопорно познакомились. Дети и муж Херуми. Я застегнул пуговички на воротнике моей стильной рубашки.
Серебряный паучок сразу трусливо спрятался на волосатой груди.
Стало ведь все понятно. И объяснилась ее многообещающая фраза: «Я буду не одна». То есть никакой подруги в кимоно и с томиком стихов Басё, спрятанным под складками кимоно, и в помине не было.
Муж ее мне не понравился сразу. И я даже не запомнил, как его зовут. Как ни странно, он тоже оказался экологом. Они с иркутянином Гольдбергом очень быстро нашли друг друга. Просто как будто были созданы для экологического народного форума. Спорили о длине сетей на лосося, выставляемых японскими и русскими рыбаками. Иркутянин рассказывал про озеро Байкал, умело уходя от вопросов про комбинат, сливающий отходы своей деятельности в священное море.
В конце ужина спели хором «У моря, у синего моря! Со мною ты рядом, со мною! И солнце светит, и для нас с тобой целый день поет прибой…»
Была такая модная песенка.
Авторы Хироси Миягава (музыка) и Токико Иватани (текст). Русские слова песни написал поэт Леонид Дербенев.
Лишь для нас с тобой…
Как же! Держи карман шире! Для нас с тобой.
Басё не вспоминали. Херуми лукаво постреливала глазками в мою сторону. Но я уже не поддавался на провокации.
Пил я финскую водку.
Заедал привычной закуской – хлебом с икрой.
Рассчитывался муж Херуми.
И – никакого метеоризма! Даже намека на него.
А вот ребятишки Херуми оказались просто изумительными.
Черненькие, с глазками-маслинками, они время от времени кланялись нам, прижимая к груди маленькие ладошки.
Саби – уважение к старшим, преклонение перед отцами.
Я с умилением глядел на них.
Хотелось затискать!
И я думал: «Надо же, в Японии такие маленькие, а уже японцы!»
Плот
Мы решили с Хусаином срубить деревянный плот, в лапу, и сплавиться на нем по реке Иске, впадающей в Залив Счастья возле деревни Власьево. Там, где кумир моих морских грез капитан Невельской заложил первое русское зимовье. Срубить в лапу – плотницкий термин. Означает особый крепеж бревен. Без гвоздей, скоб и запилов, а лишь с помощью точной рубки топором. Настоящая мужская работа.
Лупейкин одобрил.
И вот впервые тогда между мной и Хусаинкой встала женщина.
Ну… Как женщина?! И как встала?
Ее звали Ларисой Тепленькой. Я уже упоминал о ней. Она училась с нами в одном классе. И, конечно, была еще девочкой. А никакой не женщиной. Мне она нравилась, а Хусаинка, похоже, влюбился по-настоящему. Лариска была новенькой, пришла к нам в середине шестого класса. В новеньких всегда все влюбляются. Потому что… Какие-то они необычные и другие, в отличие от девчонок, с которыми ты с первого класса. Или даже с детского садика.
Часто то же самое происходит с женами. Живешь с ней, живешь… А потом – ба-бах! Новенькая… Понятное дело – блондинка.
Впрочем, песня не о том. В смысле, тогда – «не доставайся же ты никому!»
Из-за присущей мне фамильной, Куприковской, вредности, я не хотел уступать Тепленькую своему лучшему дружку. Я не понимал: как такое возможно – Тепленькую уступить кому-то?! Даже если «кто-то» твой лучший дружок.
Читатель пристальный наверняка обратил внимание на постоянную влюбленность главного героя повести Куприка, мальчика с берегов далекого Амура. Ну, как же! Стоял на уроках физкультуры последним в строю. На шкентеле, как говорят в морских училищах. Капитан Невельской, кстати, тоже отличался невысоким ростом и пронырливостью.
Аналогия здесь не случайна.
Куприк имел прозвище шкет, а – туда же!
В герои-любовники чуть ли не с первого класса.
Валька-отличница, с косой до пояса. Рыжая геологиня Зинка, королева бродяг. Джессика-индианка из штата Северная Дакота с нежно-фиолетовой, почти сиреневой, кожей. А теперь вот еще и Херуми-тян, что в точном переводе на русский значит Херуша. По аналогии с Катюшей. В шестом классе подоспела Лариса Тепленькая, которую уведет у Шурки его дружок Пыжик. В десятом классе Люба-певица… Помните?! С мужем-трактористом. У которого пудовые кулаки. А еще ведь будет Сталинка. С ней наш лирический герой новогоднюю ночь напролет будет целоваться на кухне. За окном которой выл и свирепствовал циклон…
Или целовался сам автор?!
Ах, какой был циклон!
Он зародился где-то в отрогах Джугджура и накрыл Охотское побережье. Помнится до сих пор. Он бесновался и выл, как косматый шаман на последнем Празднике медведя, который сыграли низкорослые гиляки на Петровской косе.
Циклон накрыл с головой деревушку, затерянную на краю земли.
И моих героев…
Так что следов не отыскать.
Но мы попробуем.
Читатель же образованный понимающе усмехнется. Знаем мы авторов с их лирическими отступлениями. Любвеобильность главного героя – скрытый литературный прием. Чтобы не терять внимание той же, женской, аудитории!
Что может сказать автор в свое оправдание?
Кое-что может.
Во-первых, речь идет все-таки о разных периодах жизни героя. Алексу, когда он встретил Джессику и Херуми-тян, было уже за тридцать. С Джессикой вообще нечто отдельное. Солнечный удар! Конопатая Зинка, веснушка – в 16 лет. Валя, Сталинка, Лариса – возраст переваливал «за детство». Самое выгодное время для любви. Выгодное, конечно, не очень правильное слово. Но точнее не скажешь. Потому что пока еще никакой ответственности! Носишь за ней школьный потрепанный портфель, пишешь записочки, в кино, на последнем ряду, жарко жмешь потную ладошку… Любишь ее. Гораздо позже начинаются проблемы. Поиски сеновала с лежанкой. Или летней кухоньки с диваном. Консультации Лупейкина и огромный стыд (уши становятся пунцовыми, как будто их обдали кипятком) при покупке презервативов. Обморочный страх, когда она закатывает глазки и намекает на задержку.
Слово-то какое гадкое. И не своевременное!
Во-вторых, вспомните себя! Ведь влюбляться начинаешь чуть ли не с младшей группы детского сада. Сначала в белокурую пышку, воспитательницу Елену Сергеевну. И обязательно собираешься на ней жениться. Потом в девочку из соседней группы с редким в деревне именем Нелли. От Нелли исходит совершенно неземной – сладковатый запах. Он туманит и кружит голову.
Скоро оказывается, что вечером за Еленой Сергеевной заходит быковатый Вован в растянутых трениках. Он работает физруком в соседней школе. И он, походя, дает тебе щелбана в лоб! Не очень больно, зато как обидно! А сладковатый запах Нельки… В общем, проза жизни! Оказывается, она до сих пор… Энурез называется. Детское недержание мочи. Говорят, что у некоторых до первого класса. Но ты Нельку к первому классу уже не любишь. Она смотрит на тебя злобными, какими-то рысьими глазами, но ты уже не застываешь на месте словно загипнотизированный.
Дело не в энурезе. Ты просто ее больше не любишь.
Жестокими
