из дома, взлетев и направившись к Небесному городу с твёрдым намерением проверить, всё ли с ним в порядке.
Это была тёмная ночь. Облака скрыли звёзды и луну, в небе было холодно и сыро, а Тао и без того била дрожь от страха. Он справится, всё будет хорошо. Он просто убедится и вернётся домой, Юнсан даже не заметит.
Вынырнув из очередного облака, Тао наконец-то увидел звёзды… и Оэлуна. Тот задумчиво водил чёрными, как смоль, когтями по невидимому барьеру.
Не может пройти? Неужели это то самое место, где изгнанные начинают терять дорогу? Он слышал, что такие, как Оэлун, часами могли летать вокруг города, но так и не увидеть ни изогнутых крыш, ни дворцов, ни алебастрово-белых башен. Но как тогда ему удалось коснуться барьера? Тао поёжился, а Оэлун вдруг повернул к нему морду и оскалил клыки. Тао отпрянул, судорожно сжимая в руках флейту, с которой никогда не расставался. Да только куда он мог скрыться от того, кто повелевает ночным небом? Скрыться от звёзд – снова под облаками? Пока Тао пытался что-то придумать, до него вдруг дошло, что чешуя правой лапы Оэлуна стала непроглядно-чёрной и не отражала даже тусклый лунный свет.
Вместо того чтобы напасть на Тао или заговорить с ним, Оэлун вдруг ударил чёрной лапой по невидимому барьеру, прорезав его, и, проскользнув через преграду, улетел дальше.
Тао совершенно ничего не понимал. Оэлун… пробрался в Небесный город? Зачем? Почему не напал на него? Ведь он видел и не будет молчать.
Его первым порывом было полететь за Оэлуном, предупредить дэви в городе, но острая боль воспоминаний вдруг заставила покачнуться в воздухе и чуть не потерять равновесие. Так уже было. Он уже гнался за кем-то. Так было, и он потерял память.
Сжав зубы, Тао мотнул головой и рухнул вниз, подгоняя себя ветром, возвращаясь назад.
Происходит что-то нехорошее. И он должен сказать об этом Юнсану – тот сильнее его, он знает своего брата и поймёт, что происходит.
Чёрные когти. Он где-то уже видел эти чёрные когти. Тао всё пытался вспомнить, пока на середине пути не замер в воздухе, поражённый воспоминанием. Такие когти были у Цена. Такие когти были у Заана. Такими когтями его перебрасывали друг другу асуры в день, когда отгрызли его крылья.
Он не просто влетел домой, а буквально врезался в окно спальни Юнсана с треском и грохотом. Юнсан, вскочивший с места, не успел даже задать вопроса, а перепуганный Тао уже тараторил, стряхивая с себя щепки:
– Оэлун, господин Юнсан, Оэлун попал в Небесный город!
– Что? Тао, этого не может быть!
– Его рука, она как у асур. Он вспорол барьер, он сам асура!
– Бред. Тао! Тао, успокойся.
– Я сам видел!
– Где ты его видел?
– У Небесного города. Да послушайте, господин Юнсан, он что-то поломал и пролетел…
Снаружи полыхнула молния и раздался гулкий раскат грома. Юнсан направился к разрушенному окну, забыв спросить, что делал Тао ночью в Небе.
– Я посмотрю. Жди здесь.
– Но…
– Жди.
Он очень надеялся, что Тао ошибается. Он очень хотел, чтобы тот ошибся или ему привиделось.
25. Отчий дом
Дом. Такое странное и простое слово, от которого сердце колотилось всё чаще. Никогда раньше Кан не был так долго вне стен Лояна и сейчас, возвращаясь, старался отбросить дурные мысли, но они преследовали его всю дорогу, отдаваясь шёпотом в каждой тени. Почему он так рад и встревожен одновременно, он знал, но сам себе не признавался.
Север менял. На плечах Кана красовалась волчья шкура, и он не мог сказать, оставил ли он её на самом деле из-за того, что это был подарок его людей или потому, что эта шкура отгораживала его от других юных цзюэ. Или подчёркивала, что, пока кто-то греет свой зад в постоялых домах столицы, Кан занимается действительно опасными делами?
Наверное, всё и сразу. Но стоило ему убедить самого себя в верности одной из трёх версий, его собственный голос из тени как будто бы засмеялся и зашептал: «Ты лжёшь». От этого голоса становилось холодно и одиноко, как в детстве в подвале, и, подъезжая к главным воротам Лояна, Кану приходилось держать себя в руках – в дороге он почти не спал и с трудом делал вид, что всё в порядке. Шёпот смеялся над ним, но ни в форте, ни в Лояне этого не происходило.
Может, нервы шалят?
Стоило взять себя в руки. В конце концов, он возвращался в отцовский дом, он прошёл Канрё, он удержал форт, у него нет причин для беспокойства. Просто непривычно, просто слишком шумно; нет Сяо, который ворчит, нет деревянных табличек Лина, которого больше интересует чай, чем перебранки. Нет солдат, обсуждающих, чему ещё «безумный цзюэ» научит на их счастье кухню; нет вежливых писем цы-ши…
«Ты снова никто, Цинь Кан…» – хмыкнула его собственная тень и замолчала, стоило ему пройти ворота Лояна.
– Небо придёт спасти всех проклятых-проклятых… – вдруг раздался сбоку мерзкий голос попрошайки, рухнувшего на колени и протягивающего тощую руку за милостыней. – Небо огородит нас от пропасти в Бездну! Небо…
– Проваливай! – Кан вздрогнул от неожиданности и замахнулся… но не ударил. Вспомнив Ночное шествие и Лина, остановившего демонов в форте, он тише добавил: – Где ваше Небо, когда мы подыхаем каждый год?
* * *
– Кан!
Первой, конечно, на него набросилась Сюин. Как всегда, в своих цветастых шароварах, всё такая же шумная и яркая.
– Матушка! У Кана волчья шкура! Ты посмотри, как вырос! Ты что, на моих гекконах так располнел?
– Я не располнел. Да стой ты! Небо… Сюин, задушишь!
– Располнел: плечи вон какие! Да ты хуже бамбука! Па-а-апа, Кан приехал!
– А то он не знает! Сюи… Да Бездна с тобой! – Кан перехватил сестру и самым наглым образом усадил себе на спину, чтобы сестра могла безнаказанно распустить его волосы и барабанить по макушке, точно ребёнок.
В таком виде его и застал подоспевший из подвала отец. Он внимательно посмотрел на детей и всплеснул руками.
– Небо, одна уже невеста, второй знает, с какой стороны за оружие взяться, а ведёте себя как мартышки. Сюин, тебе удобно?
– Очень!
– А это что за тряпка у тебя на плечах, Кан?
– Это… подарок.
– В столице оценят, – язвительно заметил Амань и, вздохнув, обнял чудовище, в которое слепились его дети. – Пойдём ужинать, пустоголовые мои дети, матушка сама готовила.
– Знал бы ты, отец, как я рад, что не нужно следить за кухней, чтобы не отравиться.
– Братец, ты сам готовил на севере?
– А кто будет? Слуги?
– Ма-а-ама, Кан стал кухаркой!
– Не кухарка я!
– Кухарка!
Амань щёлкнул пальцами: невидимая сила мягко сбросила Сюин на пол и подтолкнула обоих вглубь дома.
– Быстро к столу, и не заставляйте мать ждать. Живо!
Дети, шумя и переругиваясь, бросились в коридор, а Амань наконец-то смог закашлять, поднеся рукав чёрного
