что жизнь хрупка и быстротечна и пребывает вечно только один Бог. Тем не менее он понимал, что Энн найдет подобный ответ на свой неразрешимый вопрос неадекватным и неудовлетворительным. Почему? – снова спросит она. Почему все происходит именно таким образом?
В короткие часы, оставшиеся до начала последовательности ракхатских рассветов, Марк, бдевший возле тела Алана, наблюдал за Джимми Куинном, бесшумно переходившим от палатки к палатке, выслушивая, соглашаясь, обретая общую почву и передавая сообщения. Во время полета, как было известно Марку, случались такие мгновения, когда все члены экипажа полагали, что Алан Пейс может наделать бед, хотя никто не мог предвидеть, что именно таким образом, как и того, что именно Энн вгонит клин в оставшуюся группу.
Наконец, когда ночные голоса притихли и хорал оранжевого солнца начал набирать силу, Джимми направился по прогалине к Марку.
– «Блаженны миротворцы», – негромко процитировал Евангелие Марк. – Удались ли дипломатические меры?
Посмотрев в ту сторону, где занимался рассвет, которую они называли востоком, Джимми начал выкладывать соображения, загибая пальцы:
– Джордж считает, что Д. У. переоценил силы, что и стало причиной срыва. Энн стыдится своей невыдержанности и говорит, что, наверное, моча в голову ударила. Д. У. уже все понял и жалеет о том, что не подождал, пока Энн отдохнет. Эмилио также понимает состояние Энн, но боится, что она ранила ваши чувства. София говорит, что даже Иов не получил ответа на заданный Энн вопрос, хотя произносил его перед лицом самого Бога.
Марк улыбнулся. Лучи оранжевого солнца, пробившись на востоке сквозь кроны деревьев, прикоснулись к его седеющим волосам, возвращая им золотой блеск юных лет. В детстве он был удивительно красивым ребенком и даже в зрелом возрасте сохранил изрядную долю прежнего очарования.
– Передайте отцу Ярброу, что я хотел бы служить сегодня. И удостоверьтесь в том, чтобы доктор Эдвардс пришла на мессу, oui?
Джимми подождал, не скажет ли Марк чего-то еще, однако Робишо отвернулся. И бусины старинных четок заскользили между его пальцами в тонком ритме, который, наверное, мог уловить разве что сам Марк и, конечно же, Бог.
* * *
ПЕРЕД НАЧАЛОМ погребальной службы произошла короткая и напряженная дискуссия о том, как следует хоронить Алана: в земле, кремировать или отвезти на «Стеллу Марис». Смысл ее состоял в том, могут ли находящиеся в его теле бактерии повлиять на местную экосистему. К существенному облегчению Энн, они с Марком оказались на одной стороне спора.
– Мы уже повлияли на нее в тот самый момент, когда вышли из посадочного аппарата, – произнесла Энн хриплым от слез голосом. – Мы здесь дышали, блевали, испражнялись, распространяли в воздухе свои волосы и клетки кожи. Эта планета уже заражена теми бактериями, которые мы принесли с собой.
– Не питайте иллюзий, – добавил Марк Робишо. – Наше присутствие уже стало частью истории этой планеты.
Так что они вырыли могилу и положили останки, укрытые желтым брезентом, у ее края. Началась заупокойная литургия, и в должном ее месте Марк сказал слово об Алане Пейсе, о великолепии его музыки и о том восторге, с которым он слушал эти внеземные песни считаные месяцы назад.
– Наш полет не остался без вознаграждения для Алана, – произнес Марк. – Но у нас остался без ответа заданный Энн вопрос. Зачем Богу понадобилось увлекать его в такую даль только для того, чтобы он здесь умер?
Помедлив и посмотрев на Софию, он продолжил:
– Иудейские мудрецы говорят нам, что вся Тора, то есть пять первых книг Библии, являются именем Господним. Если таково имя, спрашивают они, то насколько же более велик сам Бог? Отцы Церкви утверждают, что Бог есть Тайна и что Он непознаваем. Что же открывает сам Бог пророкам своим в Писании: «Мои мысли – не ваши мысли, не ваши пути – пути Мои, говорит Господь»[68].
Лесные шумы затихали. Сиеста в полуденную жару была здесь непреложным правилом: совместный свет трех солнц загонял многих животных в укромные уголки.
И вот стояли они в дневном пекле, усталые священники и усталая паства, и ждали окончания службы. Однако Марк дождался того мгновения, когда Энн посмотрела на него.
– Удел человека задавать такие вопросы, какой вчера задала Энн, и не получать на них внятного ответа, – проговорил он. – Быть может, потому, что мы неспособны понять эти ответы, как неспособны понять пути Бога и мысли Его. В конце концов, кто мы такие, всего лишь очень смышленые бесхвостые приматы, делающие все зависящее от них, но ограниченные в способностях. Быть может, все мы в какой-то мере агностики, не умеющие познать непознаваемое.
Голова Эмилио дернулась вверх, он с полным спокойствием посмотрел на Марка, который, заметив это движение, улыбнулся, но продолжил:
– Иудейские мудрецы также говорят нам, что Бог танцует от радости, когда дети Его побеждают своего Отца в спорах, когда они твердо стоят на своих ногах и пользуются собственным разумом. Поэтому такие вопросы, как задала Энн, следует озвучивать. Такие вопросы делают честь человечеству. Если постоянно требовать, чтобы Бог открыл нам свою мудрость, однажды мы поймем эти ответы. И тогда сделаемся чем-то большим, чем умные обезьяны, и научимся танцевать вместе с Богом.
Глава 20
Неаполь
Июнь 2060 года
– РЕЙЕС, РАССЛАБЬТЕСЬ! ОПАСНОСТЬ ЗДЕСЬ куда меньше.
– Меньше – еще не значит, что ее нет вообще, – скептически ответил Фелипе Рейес Отцу-генералу. Теперь они не видели берега и едва ли могли налететь на подводные камни, которые, как было известно Джулиани, представляли собой реальную опасность при хождении под парусом в этом заливе, однако Рейес его уверенность не разделял: – Мне было уютнее, когда до берега было рукой подать.
Джулиани ухмыльнулся солнцу, пока они шли в крутой бейдевинд правым бортом. Он посадил Рейеса за руль, прикинув, что тот вполне может править, взяв рукоятку руля под мышку. Обычно он давал новичкам в руки шкот и показывал им, как надо держать парус полным, а сам садился за руль, но Фелипе не мог надежно управляться с тросом.
– За последние десять лет сегодня первый день, включая воскресенья, когда мне не пришлось присутствовать по меньшей мере на четырех совещаниях, – сказал Отец-генерал. Раздетый до пояса, загорелый и широкоплечий, он находился в удивительной для его лет физической форме. Фелипе Рейес, плотный и отнюдь не атлетичный, не снимал куртку.
– Приходится вполне искренне творить акт покаяния перед каждым совещанием. Статистически весьма вероятно, что я не переживу очередное. Внимание: поворот.
Рейес наклонился куда ниже необходимого, когда рея прошла над его спиной. Перед глазами его на мгновение вспыхнуло видение, столь же яркое, как посещавшие некогда святую Терезу Авильскую, в котором рея выбрасывала его за борт и он камнем шел ко дну.
– Мне очень жаль, что ситуация сложилась неприятно для Эмилио, – продолжил Джулиани, – однако я восхищен возможностью выбраться на море.
– Вы настолько любите его, так? – проговорил Рейес, не отрывая глаз от Отца-генерала.
– О да. Люблю и очень. Если будет воля Господня, когда мне исполнится восемьдесят лет, возьму годичный отпуск и объеду под парусом весь мир! – объявил он. Ветер крепчал, и по левому борту набегала волна. – Хождение под парусом – идеальное средство от возраста, Рейес. На яхте все происходит медленно и продуманно. И старческое тело почти всегда способно сделать все необходимое в ходе такого плавания. A если море вдруг собралось преподать тебе урок, тогда молодые мышцы оказываются ничем не лучше старых, и бороться с волной скорее поможет опыт, чем сила. Разворачиваемся.
Какое-то время они плыли молча, разве что миновав пару рыбаков на лодке, помахали им. За всеми этими перебрасываниями паруса и сменами галса Рейес перестал понимать, в каком направлении они движутся, тем не менее у него возникло впечатление, указывающее на то, что они движутся вокруг бухты. На воде, что необычно для конца дня, находилось много рыбацких лодок.
– Вчера я попытался уговорить Сандоса поплавать со мной. Думал, что это будет ему
