- Я и не собираюсь афишировать свое появление, а хочу поговорить с теми, кто не побежит рассказывать о моем появлении Гильшеру. Вначале думала поехать к Вирту, тот точно не на стороне Гильшера, но Вирт уже давно отстранен от всего, сидит под домашним арестом, следовательно, ничего не знает о нынешних делах ирминистов и их тибетских союзников. Но есть другой человек, с ним Гильшер обошелся дурно, но зачем-то продолжает держать при себе. По крайней мере, держал до самого нашего убытия в Тибет. Бригаденфюрер Карл-Мария Вилигут или Вейстхор, как он себя с некоторых пор называет, вот о ком я говорю. Старик ко мне благоволит, а Гильшера ненавидит.
- Он и сейчас носится со старым еретиком, наш доктор Фриц, - задумчиво проговорила Ольга. - А ведь ты права, девочка. Знаешь что, бери машину Януша и езжай к Вилигуту.
- Одну ее никуда не отпущу, - насупился Герман.
Ольга закатила глаза, и махнула рукой, мол, с влюбленными спорить бесполезно.
- Тогда и я с ними, - вскочил Радзивилл. - Сяду за руль, а наши путешественники расположатся на заднем сидении, где их никто не увидит. Ольга, не смей возражать, дай заняться делом - поездка в гости к старому маразматику - что может быть безопаснее?
На том и порешили.
Глава 5
Последнее достояние рода Вилиготис7 - 9 сентября 1939 года.
Берлин.
Особняк Вилигута, расположенный на одной из окраинных улиц, выглядел заброшенным. И не он один - вся округа несла на себе печать запустения: серые безликие строения, будто покинутые обитателями, да чахлые деревья, чья листва успела пожелтеть, несмотря на только начавшуюся осень. Герман смотрел в окно автомобиля с молчаливой тоской. Притих и Януш Радзивилл, который до этого всю дорогу поносил как саму организацию СС, так и лично Вилигута, полагая его опереточным генералом.
- Сейчас налево, Януш, - нарушила молчание Ева. - Припаркуйтесь за углом и сходите, посмотрите, нет ли возле дома других автомобилей, а то у генерала могут быть гости, а нам сейчас любые встречи противопоказаны.
Князь беспрекословно повиновался и вскоре вернулся с докладом, что ни посторонних машин, ни иных подозрительных объектов в пределах видимости не обнаружено. Рассудили следующим образом: Ева, в сопровождении Германа, отправится в гости, а Радзивилл останется снаружи страховать их от непредвиденных и нежелательных казусов.
- В случае чего - посигнальте клаксоном, - попросила князя Ева. - А дальше - действуйте по обстановке.
Электрического звонка не оказалось, пришлось воспользоваться старинным дверным молотком, стук которого прозвучал неожиданно громко. Дверь долго не открывали, Герман уже решил повторить опыт с молотком, когда щелкнул замок, и в отворившемся проеме показалась невысокая женская фигурка.
- Здравствуй, Мария, - радостно вскрикнула Ева.
В ответ женщина молча заключила Еву в объятия, а затем расплакалась.
«Сейчас начнет жаловаться», - решил Крыжановский, и не ошибся - пока пили на кухне кофе, Мария, оказавшаяся экономкой Вилигута, битый час изливала душу по поводу того, что «нас все бросили в столь тяжелое время». Когда же Ева осторожно упомянула Гильшера, Мария с ненавистью прошипела лишь одно слово: «кровопийца» и снова залилась слезами. Ева глазами показала Герману, что надо терпеть, и тот в ответ развел руками - мол, а что еще остается? К счастью, рыдания доброй экономки продолжались недолго и увенчались долгожданным предложением посетить хозяина дома.
«Стариковское жилье всегда пахнет одинаково - приближающейся кончиной», - такой вывод Герман сделал, идя по узкому, лишенному света, коридору.
Бригаденфюрер СС Вейстхор, он же Карл-Мария Вилигут, последний из рода королей-чернокнижников и обладатель мистического дара родовой памяти, находился у себя в кабинете, где мирно почивал в кресле-качалке. Скрип отворившейся двери разбудил и напугал его. Бессмысленный со сна взгляд старца не сразу обрел ясность, а лишь когда остановился на прекрасном юном лице Евы.
- Ева, ты мне снишься или нет? - спросил апологет теории Вель с пытливым прищуром. - И кто это с тобой?
Пока Ева удовлетворяла любопытство старика, экономка Мария благостно улыбнулась и вышла, тихо прикрыв дверь.
- Прими мои соболезнования, девочка, твой отец и мой друг Конрад был одним из величайших людей нашего времени - таких с каждым днем становится все меньше и меньше, - Вилигут покачал головой, видимо, чтоб унять подступившие слезы, а затем кивнул на дверь, - Мария не знает о его смерти, а я не говорю, ведь она всю жизнь втайне любила твоего отца.
- Теперь понятно, почему она ни словом о нем не обмолвилась, - трагично сказала Ева. - Знаешь, дядя Карл, мы с отцом так редко виделись, он все время оставлял меня «на потом», но это «потом» так и не пришло. И, мне кажется, что Марии отец более дорог, чем мне…
Вилигут некоторое время грустно смотрел на Еву, а потом обратился к Герману, которого Ева представила как своего жениха:
- Девочка осталась совсем одна на свете. Вы, я смотрю, человек взрослый, опытный, а потому просто обязаны окружить ее отцовской заботой.
- Давайте лучше сменим тему, - предложила Ева. - Мы ведь только что из Тибета и можем порассказать много интересного.
- Постойте-ка, - встрепенулся Вилигут, не отводя взгляда от Крыжановского - ведь вы тот самый русский профессор, который выступал на симпозиуме, и который, как я слышал, числится погибшим в Гималаях?! Тот, который добыл Вселенскую Черепаху?! Ну и дела! Думаю, вам действительно есть что порассказать.
«Нет уж, - решил про себя Герман. - Хватит рассказов, все приличия соблюдены, пора переходить к делу».
- Это Гильшер приказал меня убить, но ничего не вышло, - сказал он с плохо скрываемой яростью.
- Фридрих! - застонал старый генерал. - Я так в нем ошибался, так ошибался…
- Как видите, ваш Фридрих тоже может ошибаться, - криво усмехнулся Герман. - Его первая ошибка сейчас стоит перед вами, горя желанием стать ошибкой последней и фатальной. Помогите мне уничтожить Гильшера.
- Что именно вы собираетесь предпринять?
- Убить Гильшера, а Черепаху вернуть туда, где я ее взял, - откровенно признался Герман.
- Что я могу? - покачал головой Вилигут. - Он все отнял… Мое наследие… Мою религию… И даже мою кровь, дающую способность делать хагалриты. Теперь все это принадлежит Фридриху, а я просто руина, оставшаяся от былого могущества кимров.
- Как можно отнять кровь? - удивился Герман, который решил, что слова старика продиктованы ни чем иным как маразмом.
Вместо ответа Вилигут вяло махнул рукой в сторону китайской ширмы, что стояла в углу. За ней оказались две кушетки и оборудование для переливания крови.
Герман с Евой не поверили своим глазам.
- Но зачем ему понадобилось брать у тебя кровь, дядя Карл?! - вырвалось у девушки.
- Преимущественно из-за Зеленых братьев, - тихо сказал старик. - Они свято чтят договор и никогда не стали бы иметь дела с тем, кто не принадлежит к роду Вилиготис. Но ирония заключается в том, что я сам предложил Фридриху свою кровь. Тогда я еще не знал его сущности, и хотел усыновить. По канонам Ирминизма, новоявленные отец и сын должны разделить кровь, только Фридрих не привык делиться, ему нужна вся моя кровь без остатка. Кровь Вилиготис позволяет видеть прошлое и будущее, вот зачем она нужна Фридриху…
- Вы упомянули о договоре с Зелеными братьями, - остановил излияния старика Герман. - В Тибете нам уже пришлось столкнуться с этими монахами, а вот о договоре слышим впервые.
- Да будет вам известно, молодой человек, что в незапамятные времена мои предки, видя несправедливость разделения народов по религиозному принципу, задались идеей возродить самую первую, существовавшую еще до Потопа, Всемирную веру, и на ее основе объединить человечество. Во все концы земли отправились Вилиготы, неся свое великое начинание. Но мир не принял начинания моих предков, и они стали прокляты и гонимы. Только в далеком Тибете такие же изгнанники протянули Вилиготам руку дружбы, и был заключен договор.
- Деревянная табличка! - вспомнил Герман.
- Фридрих отнял у меня и это, - подтвердил старик, а затем продолжил рассказ, - такое серьезное мероприятие, как замена всей мировой религиозной системы, невозможно произвести когда вздумается. Долгие века нам пришлось ждать Сантура, который у Зеленых братьев именуется началом эры Майтрейи. Этот счастливый момент выпал на мой век, я потому не заводил детей, чтобы я, и только я мог закончить великое начинание. Но появился Фридрих, будь он проклят!
Вилигут зарыдал в отчаянии, но Герман не позволил ему долго проявлять чувства, спросив:
- Когда должен наступить этот ваш Сантур?
- Двадцать пятого декабря текущего года. Фридрих убедил братьев, что я стар и не справлюсь… о, будь он проклят…, будь проклят!
Герман замолчал, переваривая услышанное. Тут из-за ширмы послышался звон склянок, а затем голос Евы:
