Но в то же время какое-то холодное ощущение в груди давало понять, что то, что сейчас кажется совершенно очевидным, естественным, неотвратимым, делать нельзя ни в коем случае. И Антон распознавал это ощущение, этот «голос». Именно он предупреждал его об опасности, уберегал от бед. Это был голос того света, который открылся ему в ночь боя с Арисом. И Антон понимал, что пренебречь им сейчас так же глупо, как в миг страшной сечи.
Решительно отодвинув девушку, Антон повернулся к выходу.
– Ты все еще любишь ее?! – В голосе танцовщицы дрожали слезы.
Антон обернулся. Голая Симе стояла, прижимая к груди руки и глядя на него с надеждой и тоской. Ее вид был жалок.
– Нет, – сухо ответил он. – Просто я не хочу, чтобы мы позже возненавидели друг друга.
– Дурак! – зло крикнула она. – Ни один мужчина не отказался бы возлечь со мной после такого!
– Я не дурак, – вздохнул Антон. – Я ритер. Мы бываем похожи на дураков, но все же отличаемся от них. Любой мастер великой тайны знает, что делать то, что делают все, это путь к гибели. Ты мне тоже очень нравишься, Симе, но сегодня ты допустила ошибку. Я лишь исправляю ее. Ты никогда не простишь мне, что из-за любви ко мне наступила на собственную гордость. А я не прощу тебе, что поддался на твои чары. Положись на великую тайну. Если она захочет, чтобы мы были вместе, так и случится. Если нет, никто не изменит этого. Но, в любом случае, все сложится к лучшему.
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Спустившись на первый этаж, Антон обнаружил, что в кресле у очага сидит Сид.
– Ты опять обидел девушку, – печально произнес слепец, глядя невидящими глазами перед собой. – Она снова плачет.
Антон прислушался.
– Я ничего не слышу, – проворчал он.
– Не соперничай со слепцом в умении улавливать звуки, – усмехнулся Сид. – Впрочем, то, что слышу я своими ушами, ты бы мог услышать своим сердцем, не так ли?
Антон тяжело вздохнул и уселся напротив Сида.
– Может быть, нам и не предстоит бой, но я хотел бы быть собранным… – начал было он.
– Все не то, – резким возгласом прервал его Сид. – Ты просто разрываешь мне сердце, юноша! Нельзя же ритеру быть таким! Во-первых, ты оправдываешься, а ритер не должен этого делать ни перед кем. Он отвечает лишь перед своей совестью. Во-вторых, ты пытаешься логически объяснить интуитивное решение. Это вообще глупо. Решил, значит, так и надо. Это твои отношения с великой тайной.
– Так зачем ты укоряешь меня? – огрызнулся Антон.
– А это мои отношения с великой тайной, – хмыкнул Сид. – Прими к сведению и иди своим путем. Я же понимаю, что с тобой творится. Всякий, кто открыл великую тайну, поначалу думает, что она поможет ему покорить мир.
– Я так не думаю, – покачал головой Антон.
– Вот и славно, – хихикнул Сид. – А то были умельцы, пытались завоевать, улучшить, спасти.
– И что с ними стало? – машинально спросил Антон.
– Некоторые образумились, остальные погибли, – безразлично ответил Сид. – Ты должен понять, что этот мир не для таких, как мы. Он создан теми, кто не ведает великой тайны… Потому он таков, какой есть. И потому толпы слепых бодро идут к новой великой тьме, считая, что приближаются к счастливой жизни. Мы для них раздражители, потому что не хотим играть с людьми по их правилам, идти с ними в пропасть. Если пойти к ним с тем, что тебе открыла великая тайна, прибьют в два счета. Ни два, ни четыре меча не спасут, потому что люди не прощают, когда им говорят неприятные вещи.
– А если говорить на понятном им языке? – не удержался Антон.
– Надолго ритер в шкуру обычного человека не влезет, сорвется. Это все равно что парню, которому впору за девками бегать, с малолетками в вышибалочку играть. Наскучит быстро.
– Так и где он, наш мир? – вздохнул Антон.
– А здесь, в тебе, – резко ответил Сид. – Дураки говорят, что мы обретаем свой рай после смерти. Я говорю, что мы сами создаем свой мир вокруг себя еще при жизни. Но, чтобы жить в нем комфортно, ты не должен допускать, чтобы остальные люди навязывали тебе свою волю и свои правила. Вот мы и возводим для себя стену. Кто уходит в леса, а кто и на торжище живет, как за высокой стеной. Ты тоже начал строить свою стену. Потому и отослал Симе.
– Ну, так в чем же дело? – фыркнул Антон. – Почему ты недоволен мной?
– А дело в том, что, делая свои дела, не стоит ранить тех, кто рядом с тобой, – спокойно ответил Сид. – Они ни в чем не виноваты, даже если причиняют тебе неудобства. Нельзя же винить слепого от рождения человека за то, что он чего-то не видит. Судьба у него такая.
– Так что же я должен был сделать? – вскипел Антон.
– Сделать так, чтобы Симе не плакала, а ты не мучался угрызениями совести.
– Я бы мучался и в том, и в другом случае, – проворчал Антон. – Да и Симе все равно плакала бы.
– Значит, надо было пойти по третьему пути, – пожал плечами Сид.
– Да по какому?! – воскликнул Антон.
– Спроси у великой тайны. Я не знаю.
Дверь открылась, и на пороге возникла мокрая с ног до головы Айне. Антона словно мощной пружиной выбросило из кресла.
– Ну что, Таню выставляют на торги?
– У меня плохие вести. – Айне подошла к столу, налила себе в кубок вина и сделала пару больших глотков.
– Ну что там, не томи! – вскричал уже совсем вышедший из себя Антон.
– Тани в списке торгов нет, – отставила кубок Айне. Она словно не заметила грубости Антона.
– Но, может, ее заявят к концу торгов? – бесцветным голосом спросил Сид.
– А ее не могли отправить на торги в другой город? – схватился за рукоять меча Антон. – Может, мы еще сможем догнать обоз?
– Все не то, – замотала головой Айне. – Женщины рассказали мне, что вчера на празднике гостей городского совета развлекала необычайно красивая танцовщица с диковинным танцем. Она так пленила наместника, что он пожелал видеть ее в своем доме, и купец Леодр сделал ему этот подарок.
Антон издал рык ярости.
– Что мы можем сделать? – спросил он сквозь зубы.
– Ничего, – вздохнула Айне. – Наместник не отдаст свою игрушку, пока не наиграется с ней.
– Ничего мы не сможем сделать, – эхом откликнулся за ней Сид. – Даже если бы там не было Ариса, дом наместника полон ловушек и умелых бойцов. Даже ритеру не пройти туда незамеченным.
– Я сделаю это, – решительно заявил Антон.
– Если хочешь погибнуть, дело твое, – проворчал Сид. – Только тогда, пожалуйста, немедленно покинь дом благородной Айне.
– Почему? – опешил Антон.
– Да и тебе, Айне, я советовал бы на месяц-другой удалиться в загородный дом, а лучше отправиться в путешествие, – словно не услышал его слов Сид. – Уж я-то точно в ближайшее время с правого берега не вылезу. Буду сидеть в своей хибарке и вспоминать былые деньки.
– Если Антона поймают, я сумею оправдаться, – сухо заметила Айне. – Чего ты испугался, Сид? Уж не наместника ли?
– На этого придурка мне плевать, – усмехнулся Сид. – Хотя он мстителен и твои оправдания вряд ли помогут. Но дело в другом. То, что ты мне рассказывала об этой Татьяне… Как бы сказать помягче. Я думаю, что после того, как она попала во дворец наместника, тот быстро вспыхнет изнутри. А я не люблю стоять подле пожара.
Глава тридцать седьмая,
о женской хитрости
Таня находилась в комнате дворца наместника уже много часов. Никто не появлялся здесь с тех пор, как ее доставили сюда сегодня ночью. Тогда ее внесли прямо сюда, в эту комнату, после короткой перебранки между стражником Ариса и каким-то молодым караульным, не желавшим впускать носилки в покои господина без досмотра. Однако воин внешней стражи был настолько напорист и резок, что невидимый юноша, в конце концов, сдался и отворил двери. Только после этого скрывавший Таню плащ был снят, а дверца клетки открыта. Как только девушка выбралась из носилок, стражник отдал короткую команду носильщикам вынести их и удалился сам, заперев за собой дверь. Таня осталась в комнате одна.
Комната была очень большая и размерами скорее напоминала бальный зал. Ее стены были обиты шелком, пол устлан многочисленными коврами и неисчислимым количеством подушек самых разных размеров, цветов и форм. Металлические светильники, укрепленные в стенах, ярко освещали помещение. Мебели здесь не было, лишь в дальнем углу за шелковым пологом прямо на полу лежал большой тюфяк с хлопковым покрывалом. Окна с изящными коваными решетками выходили в большой сад, красоту которого не мог испортить даже непрекращающийся ливень. Из окон веяло прохладой и свежестью, доносились запахи мокрой листвы и цветов. В боковой стене находилась небольшая дверца, за которой оказалась еще одна небольшая комнатка с большой чугунной ванной и ночным горшком в углу.
Вернувшись в большую комнату, Таня села на одну из многочисленных подушек и задумалась. Положение казалось безвыходным. То, что ей удалось предотвратить свое публичное изнасилование на пиру, было лишь отсрочкой. Без всяких сомнений, в самое ближайшее время наместник прибудет во дворец, вспомнит о своем приобретении, и тогда уже ничто не сможет остановить его. От одной мысли, что придется отдаваться этому мерзкому существу, у Тани мурашки пробегали по коже. То, что этот толстый, самовлюбленный, похотливый и алчный человек считает себя ее хозяином, полагает, что имеет право творить с ней все, что ему вздумается, приводило ее в бешенство.
