бельем и брюк и долговечное качество белья, которое так редко стирали. А также запах одежды, постели и людей. А также некоторые поверья, например, об опасности давать чистое белье больным людям.
Если стирка белья была редкостью, то и мытье себя было исключением. В Морване одним из способов защиты от колдовства было утреннее омовение рук - обряд, свидетельствующий о том, что подобные действия не были обычным делом. Проезжая через маленький городок Шодесайг (Chaudesaigues) близ Сен-Флура, известный своими горячими минеральными источниками, Ардуэн-Дюмазе был поражен необычной чистоплотностью его жителей. Здесь, - писал он, - "в регионе, где не принято принимать ванны, использование омовений весьма распространено". Шодесайг явно был исключением. Даже в городах мало кто имел привычку мыться и принимать ванну. Врачи осуждали скромность, которая делала мытье особенно отвратительным для женщин, а это означало, что чистыми могли быть только безнравственные кокотки из лучших слоев общества. Действительно, как протестовала одна пожилая авейронка, попавшая в больницу: "Мне уже за шестьдесят восемь, а я ни разу не мылась!"* Сколько раз она вообще мылась? Возможно, до замужества, как молодые девушки Орлеана, которые посещали общественную баню всего один раз в жизни, в канун свадьбы. Видимо, большинство людей с этим смирилось. Например, директор обычной школы, который в 1877 г., вполне сознавая, что его подопечные купаются только летом, с радостью говорил, что "нам более или менее удалось предотвратить все неприятные выделения, исходящие от их тел или одежды. ... Таким образом, мы постоянно живем в окружении наших студентов, не испытывая неудобств от их близости". Если такова была ситуация в городах, то какова же она должна была быть в регионах, где, как писал один путешественник при въезде в Лозер в 1894 г., к северу от Испаньяка всякая чистота исчезла? Это не очень отличается от того, что так огорчало мадам Ромье: за исключением тех мест, где рядом протекали реки, все ее знакомые с извращенной гордостью следили за тем, чтобы ни одна капля воды не коснулась тела. Какая необходимость в мытье? Как говорили в Сентонже: "Nous aut'pésants, jh'attrapons de bounes suées, o nous nettie le corps".
Поэт XIII века Рутебеф говорил, что когда умирает холоп, его не принимает даже Ад, потому что от него слишком плохо пахнет. Это осталось актуальным и шесть веков спустя. Призывные комиссии могли свидетельствовать о необычайной грязи (saleté immonde), в которой погрязли соотечественники. Свидетельства недружественные, но подтвержденные различными источниками. Неряшливость и грязь крестьян Фореса и Виваре настолько отвратила доктора Франкуса в 1890 г., что он дал волю своему негодованию: всем известно, что наши крестьяне заботятся о себе меньше, чем швейцарцы и англичане о своих животных. По дороге в Монастье, несколько лет спустя: "Одно отделение: люди и звери живут дружно, пока одни не съедят других". Поедание не всегда шло в одном направлении, так как блохи, вши и другие паразиты были в изобилии. Собираясь ложиться спать, Сентонжуа объявил: "Пойду покормлю блох "*. Неудивительно, ведь в крошечном тесном флигеле не было возможности помыться, а в ручьях за долгий рабочий день времени на купание было мало. В старинной рождественской песне, которую еще пели в Оверни во времена Макмагона, говорилось о том, что вино в этом году было настолько хорошим, что даже женщины выпивали его слишком много и, следовательно, спали так хорошо, что не чувствовали блох по ночам.
Ни один Ле-Нен XIX века не оставил нам сцен почесывания людей или обливания матерями волос своих детей, но вредители были здесь всегда, и в начале XX века тоже, как отмечали, к своему огорчению, многие путешественники. И народная мудрость, на свой лад, разрабатывала теории, рассчитанные на их всеядное присутствие. Чесотка, вши, паразиты на детях очищают кровь. В некоторых местах детей, не имеющих вшей, наделяли ими: полезно для здоровья. А в новогодней частушке по долине реки Рен в Ардеше желали соседу: "Доброго дня и хорошего года, со вшами по горсти" (Bouon jour et bouono annado, Embé pesouls 4 pougna-do). Мозоли и прыщи, сыпь и нарывы, нагноения и язвы всех видов - все это выпускало злые гуморы и очищало тело. Лучше не мыть их. Лучше вообще не мыться: "Чем грязнее дети, тем лучше они
растут" ("mais lous enfans soun sales, miel se fon"). В 1913 г. в Бугеа (Коррез) ванны были еще неизвестны, но школьники дошли до того, что мылись раз в неделю, в воскресенье. Их родители мыли руки, чтобы отправиться на богослужение или на ярмарку, а иногда и перед входом в хлев - ритуал, призванный защитить здоровье скота.
Но грязные дети, как говорится в пословице, росли не слишком здоровыми. Плохо воспитанные и плохо накормленные, мужчины и женщины первой половины XIX века производили на свет потомство, очень похожее на себя, болезненное, которое, конечно же, дожило (если дожило!) до XX века. В 1830 году минимальный рост для новобранцев был снижен до 1,540 м (чуть более 5 футов). Упоминание в 1849 году о "мужчинах, замечательных своим ростом и силой", пригодных для элитных частей, ясно говорит о том, что их рост составляет от 5 футов 6 дюймов до 5 футов 8 дюймов. В 1854 г. один из авторов отмечал, что многим новобранцам требуется несколько месяцев плотного регулярного питания, включая 340 г мяса в день, прежде чем они смогут справиться с физическими требованиями службы". И, конечно, речь идет о тех, кто соответствовал армейским стандартам. До 1863 г. и позже, когда общее состояние здоровья призывников стало заметно улучшаться, многие мужчины, которые должны были попасть на службу, были забракованы как физически неподготовленные.
Ричард Кобб нашел в криминальных хрониках времен Революции и Древнего режима описания, которые оставляют впечатление о Франции, кишащей "причудливым множеством полукалек". То же самое можно сказать и о народе в течение долгого времени после времен Директории и Консульства, причем не только о его криминальных элементах. Особенно в сельской местности уродства были ужасающе распространены. Это и врожденные дефекты, часто являющиеся следствием неквалифицированных родов, и несчастные случаи, когда какая-либо конечность оставалась не сформированной, и последствия болезней и паразитарных инфекций, и наследственные пороки. Поскольку большинству женщин не оставалось ничего другого, как работать даже в тяжелом состоянии, многие, почувствовав первые родовые муки, были вынуждены, как и в Вифлееме, отправляться в хлев или на чердак, чтобы справиться с трудностями. Священник, как отмечает Шэ в своей работе о Верхних Альпах, часто взимал плату за крещение и погребение одновременно. Даже если новорожденный выживал,
