стол и посох Моржа. Ответа не требуется.
Голос помолчал. Продолжил.
— Я — Регент клана Моржей, имя мне Ярослав Зайгарович Гдович, из семьи Гдовичей, старшей ветви Клана Моржей. Назови своё имя. Говори.
— Я — старший сын семьи Метелица, Егор Борисович Метелица.
— Принимаешь ли ты обязательство, основанное на твоём обещании, отработать на благо Клана Моржей один год и один день? Говори.
— Принимаю обязательство отработать на благо Клана Моржей один год и один день.
Регент помолчал. Егор был уверен, что тот недалеко, но дыхания не слышал. В темноте все чувства обостряются, слышен самый малый шум.
Собеседник Егора не дышал.
Но говорил.
— Встань и иди вперёд. Пять шагов.
Егор повиновался.
— Отлично. Ещё три шага. Стой.
Егор застыл.
— Не двигайся. Протяни вперёд правую руку. Ладонью вверх. Ниже. Ещё.
И тут ломик дернул Егора так, что тот отлетел в сторону и с размаху упал на пол. На пол, залитый холодной, воняющей торфом, водой. По мокрому камню Егор проскользил до правой стены и вмазался в заросли колючей зелени с искривленными и перепутанными ветвями, крупными пластинчатыми листьями и небольшими, но острыми колючками.
Всё это показал ломик.
Глаза всё так же ничего не видели кроме темноты.
Ломик дернул в другую сторону, оттаскивая Егора от стены и растений. И тот вдруг услышал тонкий посвист, словно что-то тонкое и острое полосовало воздух, пытаясь добраться до ускользнувшей добычи.
Автохтонная, с дрожью в теле понял Егор. С когтями и инстинктами.
— Интересно, — сказал голос слева. — Возможно, перспективно.
Что-то мокро шлёпнулось, будто на пол упал кусок сырого мяса. Какое-то существо истошно запищало, забилось в агонии, отчаянно скребя когтями по мокрому камню. Неприятно хрупнуло и завизжало. Визг оборвался. Шуршало. Чавкало. Раздирало на части.
Егор молчал, пальцы подрагивали.
Он в безопасности! Ведь он следует инструкции!
— Ты в безопасности. Это обычная крыса, защитников надо кормить. Если понял, кивни.
Парень закивал.
— Встань. Держи то, что должен держать. Повернись левее. Ещё. Семь шагов вперёд. Ответа не требуется.
С трудом удерживая орущий в ужасе ломик, Егор исполнял.
Шагал, куда указали. Два, три… семь. Шёл, если судить по звукам, по обычному сухому полу. Не веря себе, провёл руками по джинсам и футболке. Мокрые, хоть выжимай. Останавливаться и трогать пол не решился.
— Я понял твою проблему, — сказал безликий голос и, казалось, потеплел на сотую долю градуса. — Будет сложнее и больнее. Протяни правую руку ладонью вверх. Жди. Ответа не требуется.
Что-то хрустнуло и кто-то тяжело выдохнул, будто сквозь зубы от невыносимой боли. А ладонь Егор прочертило несколько тонких огненных линий, как если бы провели газовой горелкой. Скрипнув зубами, Егор едва сдержал крик. Острый клинок возникал из небытия, на миг касался кожи, скользя и оставляя разрез. Раны горели огнём.
Снова хрустнуло, снова тяжелый выдох.
И голос продолжил:
— Теперь переверни руку ладонью вниз. Жди. Ответа не требуется.
С ладони Егора падали крупные капли. Не останавливались, опровергая мнение о толстокожести и непробиваемости. Капали. Капали… Ладонь горела и обугливалась в печи, руку дёргало от боли. И где-то перед Егором, на высоте примерно метра, кровь расплёскивалась о препятствие. Обо что-то, что возвышалось над полом в полушаге от Егора. Какая-то штука непонятного вида. Огромный валун?
— Это не алтарь, — ответил голос на мысль, которая ещё не родилась — Ответа не требуется.
Кровь, падая на поверхность этой штуки, вспыхивала призрачным серебристым огнём и стекала вниз, быстро бледнея.
— Достаточно. Можешь закрыть раны. Ответа не требуется.
И Егор понял, что царапины затворились. Кровь остановилась.
— Итак, теперь мы можем поговорить свободнее. Но помни об инструкциях. Вежливо, без вопросов. Или я непременно рассержусь и тебя… станет меньше. Очень меньше. Помнишь?
Говорить в полной темноте было,как разговаривать с бездной. Нет лица собеседника. Нет его глаз. И не знаешь, напротив тебя реальное существо или образ, созданный обманным искусством, магией и техникой.
В реальности собеседника Егор не сомневался. Всё было так противно, страшно, так… живо. По-настоящему. Здесь точно кто-то был, реально жуткий. Без дыхания, но с голосом.
И он, страшный до ужаса, хотел знать.
Кажется, желал заглянуть глубже, чем хотелось бы Егору.
Серьёзных тайн Егор так и не завёл. Ещё недавно за его тайнами могли охотиться лишь пара-тройка недоброжелателей из школы, в надежде совершить маленькую детскую подлость. Сейчас… Сейчас появились настоящие секреты, но кому интересен обычный подросток из чужого мира? Узнать можно одним путём — поговорить.
Егор прищурился. Там, во тьме. И подтвердил, изгнав из голоса неуверенность.
— Помню, Ярослав Зайгарович.
— Хорошо. Астральники. Младшая и Средний. Ты должен понять: в этот зал они никогда не попадут. Они чужие. Оценил?
— Оценил, Ярослав Зайгарович.
— Сегодня Младшая и Старший вернулись с золотом. Это их награда за то, что привели тебя. И за прочее. Видел их?
— Видел, Ярослав Зайгарович.
— Ты узнал цену золота. Выяснил значимость монеты. Понял разницу в цене за обычного человека и за Младшего или Старшего. Понял?
— Кажется да, понял, Ярослав Зайгарович.
— И узнал о цене за Высокое зелье Живы. Узнал?
— Я спросил, Ярослав Зайгарович. Но не узнал.
— Странно, Островной казался знающим. Тогда отвечу я. Это Высокое зелье. Его получается сварить один или два раза в месяц, а иногда и ни одного. Потому оно редко и дорого. Мы продаём его за десятикратную цену. И даже так покупатели ждут годами. Ты хочешь знать цену?
— Да, Ярослав Зайгарович.
— Ровно сто монет по два червонца. Спрашивай.
— Магазин высоких цен… — пробормотал Егор.
— Что? Говори.
— Говорю, цена немалая.
— Ты ценишь жизнь дёшево? — Темнота забулькала. Собеседник мокро и стыло смеялся. — Есть Среднее зелье Живы, всего двадцать монет. Оно может спасти, а может и нет. И есть Высшее — тысяча. Спрашивай.
Наскоро прикинув варианты, Егор решил прояснить важные мелочи.
— Я хотел бы обсудить условия…
— Нет. Главные условия известны. — В голосе регента послышалась капля разочарования и пара капель гнева. — Сейчас я назову их.
Дохнуло влажным холодом. Собеседник, казалось, придвинулся, шепча прямо в лицо.
— Нулевое. Один год и один день работы на благо Клана Моржей.
Слева плеснуло и глухо донеслось:
— Первое. Никто и никогда не узнает от тебя, что я сейчас сказал.
Вязко, трясинно вторило справа:
— Второе. Никто и никогда не узнает от тебя
