– Да, это так. Но не убей мы с Невидимкой этих людей, сомневаюсь, что сейчас я стоял бы перед вами и задавал вопросы, – признался Бунтарь, ощутив странную неловкость. Спросил бы его об этом кто-то другой, вряд ли превентор почувствовал бы за собой вину. Однако в беседе с патером все было совсем иначе. Необъяснимое чувство вины явно следовало воспринимать как очередной привет из прошлого. Однозначно – раньше Бунтарю доводилось не только бывать в церкви, но и общаться со священниками.
– Никто не вправе осуждать вас за это, мистер Первый, – развел руками священник. – В гетто подобное вынужденное насилие случается практически ежедневно. Здесь и раньше был неспокойный район, а когда в него заселили конфедератов и ввели пропускной режим, обстановка только ухудшилась. Местные банды воюют с конфедератами не на жизнь, а на смерть, и тем приходится давать жесткий отпор. Я подозреваю, что власти нарочно стравливают в гетто эти группировки, чтобы они планомерно истребляли друг друга и тем самым упрощали работу полиции. Официально Новая Гражданская война закончена, но для конфедератов она пока что продолжается. Как, похоже, и для вас. С той лишь разницей, что не вы ее начали и, стало быть, не несете никакой ответственности за совершенные вами вынужденные убийства… Однако, поддавшись на уговоры Холта – при условии, что он все-таки был с вами честен, – вы ступите на совершенно иной путь. На нем каждое совершенное вами убийство станет по сути умышленным. Поэтому и как священник, и как человек я категорически против, чтобы вы обременяли свои души столь тяжкими грехами… Но сейчас вам следует беспокоиться вовсе не об этом, а о том, как сохранить собственные жизни, поскольку все ваши подозрения насчет Холта – скорее всего правда.
– И как бы вы предложили нам поступить? Обратиться за помощью к Создателю, как рекомендовали в прошлую нашу встречу?
– Безусловно. – Губы патера тронула мимолетная печальная улыбка. – Делайте это как можно чаще, и Господь никогда вас не оставит. Однако не следует взваливать на него всю ответственность за свою жизнь, пока вы в силах сами позаботиться о ней. Иначе для чего же тогда Всевышний дал вам возможность влиять на свою судьбу и менять ее по вашему усмотрению?.. Я не забыл о нашем предыдущем разговоре, мистер Первый, и как только вернулся из Контрабэллума, сразу же встретился с некоторыми из моих прихожан. Эти люди – мои хорошие друзья, и я решил, что они могут подсказать мне верный выход из вашей непростой ситуации. Я был наслышан, что в гетто находится немало ссыльных конфедератов, которым довелось во время войны выведать уйму правительственных секретов. Первоклассные компьютерные специалисты, что во время «Урагана в Лагуне» не горели желанием умирать геройской смертью, а предпочли сдаться в плен и проследовать в изгнание. Они никогда не афишировали себя и сегодня не изменяют этому принципу. Но отыскать их здесь – не проблема… Так вот, откликнувшийся на мою просьбу прихожанин устроил вчера для меня встречу с человеком по имени Хуан Молино. Вам о чем-нибудь говорит это имя?
– Абсолютно ни о чем. А должно?
– Очень жаль. Я рассчитывал, что это может освежить вашу память… Ну да ладно, главное, что наша встреча с мистером Молино выдалась достаточно интересной. Ведь он, как выяснилось, хоть и смутно, но помнит вас, мистер Первый.
– Конфедерат – меня?! – удивился Бунтарь.
– Вообще-то, Хуан так или иначе помнит всех превенторов, но вы – исключение. Как-никак, на вас ученые Хоторна проводили свои первые пробные эксперименты. Молино работал в Контрабэллуме штатным программистом и присутствовал при старте проекта. Однако примерно через полгода служба внутренней безопасности обвинила Хуана в связях с конфедератами и уволила его за шпионаж в их пользу.
– Обвинение было ложным?
– Вовсе нет, и Молино, кстати, этого совершенно не скрывает, – усмехнулся патер Ричард. – Он действительно работал на конфедератов и даже передавал им кое-какую информацию, на чем в конце концов и попался. После разоблачения он сумел скрыться от властей и ушел в глухое подполье. Там Хуан и пробыл до тех пор, пока правительственные войска не захватили их базу. Вот с таким прелюбопытным человеком мне пришлось вчера беседовать.
– И чем же он сможет нам помочь? Кроме того, что, вероятно, вспомнит наши с Невидимкой настоящие имена? – Бунтаря услышанная новость не слишком воодушевила. Кем бы ни служил раньше в Контрабэллуме этот Молино, нынче он являлся всего-навсего бесправным ссыльным. Поэтому считать его полноценным помощником было бы попросту несерьезно.
– Разумеется, сам Хуан вряд ли сможет как-то изменить вашу судьбу, – подтвердил Пирсон. – Но за пределами гетто у Молино остались обширные связи. И если он меня не обманывал, его друзья могли бы стать для вас очень полезными.
– Что за друзья? Недобитые конфедераты?
Патер с опаской обернулся, словно вдруг почуял, что за ними наблюдают, и несколько секунд прислушивался к царившей в церкви тишине. После чего, понизив голос, ответил:
– Хуан этого не уточнял. Но я думаю, что да – его друзья принадлежат к выжившим и скрывшимся от властей конфедератам. Слишком мощной была в свое время эта оппозиционная группировка, чтобы сгинуть и не оставить после себя никаких следов. Такого просто не может быть. Поэтому я склонен верить, что настоящие «последние конфедераты» находятся отнюдь не в гетто, а на свободе. Прячутся, тщательно отбирают из сочувствующих им граждан новых бойцов, ищут лазейки для проникновения в Эй-Нет… Короче, копят силы для следующего удара.
– А вы наверняка тоже принадлежите к «сочувствующим».
– Нет, что вы! – с жаром запротестовал патер Ричард. – Я вовсе не сторонник новой войны и осуждаю любые действия, направленные на ее разжигание. Я высказал вам всего лишь свое предположение, однако…
Пирсон нахмурился и не договорил. Пройдя в молчании до конца коридора, священник развернулся и так же неторопливо зашагал в обратном направлении. Бунтарь покорно следовал за патером, не мешая ему собираться с мыслями.
– Я тоже нахожусь сейчас в очень сложном положении, мистер Первый, – наконец заговорил патер. – Понятно, что не в таком сложном, как ваше. Но тем не менее мне трудно дать вам однозначный совет. Как и чем помогут вам конфедераты – и помогут ли вообще, – я не знаю. Уверен лишь в том, что они не причинят вам вреда. Наоборот, сделают все, чтобы защищать вас от боевиков Холта. Видели бы вы, в какое возбуждение пришел Молино, когда узнал, что проект, над которым он когда-то начинал работу, удался и что в Контрабэллуме до сих пор находятся одиннадцать превенторов.
– Да уж… – пробормотал под нос Бунтарь, припомнив аналогичную реакцию Брайана Макдугала. Банкир тоже впал в неописуемый восторг, когда узрел на своей яхте подлинное чудо – взлом сверхнадежного ультрапротектора. – Все они сначала набиваются в друзья, а затем появляется Холт и наша дружба разом заканчивается.
– …Молино был в курсе конечной цели исследований, от которых его впоследствии отстранил Хоторн, – продолжал Пирсон, пропустив мимо ушей комментарий собеседника. – Поэтому Хуан знает, насколько бесценен дар, которым вы обладаете. Мне известно, что конфедераты отнюдь не бессребреники и наверняка потребуют с вас плату за покровительство. Какую именно, можно легко догадаться. Я очень надеюсь, что вас не заставят заниматься заказными убийствами, поскольку подобные методы не в правилах этой публики, но чем-нибудь менее греховным – вполне вероятно.
– Мы готовы пойти на такую жертву ради того, чтобы поучиться опыту у лучших конспираторов в мире, – уверенно заявил Бунтарь. Он еще на Периферии усвоил непреложную истину: в Одиуме приходится платить за все, даже за надежду. – Где мы могли бы встретиться с мистером Молино? И как нам быть с Холтом? Ведь если он прознает о существовании засекреченной организации конфедератов, нам придется его…
– Вам придется его отпустить, мистер Первый, – протестующе подняв ладонь, оборвал превентора Пирсон. – И чем быстрее, тем лучше. Только на таких условиях я сведу вас с Хуаном Молино. Он поможет вам скрыться до того, как Мэтью выберется из гетто и полицейские нагрянут сюда с массовыми обысками.
– И вы так спокойно говорите об этом, патер? – недоуменно полюбопытствовал Бунтарь. – Неужели не боитесь допроса, которому вас непременно подвергнет эта «акула», как вы сами тогда его нарекли?
– Еще как подвергнет. – Священник и не пытался отрицать очевидное. – Только что такого я скажу Холту, о чем ему неизвестно? В том, что мы с вами знакомы, нет ничего подозрительного. Я буду утверждать, что это Крэйг познакомил нас незадолго до своей гибели, и пусть Мэтью докажет обратное. Вы пришли ко мне посреди ночи с заложником, ища убежища. Я не мог отказать вам в этом и даже совершил богоугодное дело, уговорив вас прекратить насилие и отпустить пленника. Затем вы ушли, опасаясь, что разъяренный Мэтью вернется и схватит вас прямо в моем храме. А куда – это одному богу известно… Разумеется, мне придется согрешить против правды. Но то будет ложь во спасение, которую Создатель не однажды прощал и мне, и многим моим братьям по вере, когда нужда порой заставляла их поступать так же.
