Кошмар прервался так же внезапно, как и начался. Таринор раскрыл глаза и обнаружил себя во всё том же глубоком кресле на первом этаже дома Бьорна. Сердце колотилось до тошноты. Он утёр холодные капли пота со лба и постарался успокоить дыхание.
— Нет бы как раньше — видишь во сне красотку, просыпаешься, а она лежит рядом. А теперь ввязался в историю, и снится всякая дрянь. Кому рассказать — решат, что свихнулся.
Таринора вдруг обуяла паранойя, что лорд Алистер может его обмануть. Он достал из сумки договор и внимательно перечитал каждую строку, опасаясь отыскать мелкую приписку или двусмысленную фразу. Но нет, бумага была составлена безукоризненно.
— Когда-нибудь моя жадность меня погубит. — вздохнул наёмник, пряча договор обратно, — И где только носит этих двоих. Только бы они не заблудились и никуда не влипли…
Вдруг из-за входной двери донёсся знакомый голос, вот только интонации у были неожиданными.
— Нет! Я сссам! Не маленький уже… Ик!
Дверь распахнулась, и в помещение ввалилось диковинное двухголовое существо. Во всяком случае, так на первый взгляд показалось наёмнику в скудном освещении. Подойдя ближе, диковинное создание на деле оказалось Драмом, который с выражением крайнего неудовольствия на лице волочил на плечах безобразно пьяного Игната, выписывающего в воздухе руками такие фортеля, каким позавидовали бы придворные фокусники его величества. Утащив мага наверх, эльф вернулся и устало опустился в соседнее кресло, тяжело дыша и опустив голову.
— Это ж где этот пёсий сын так нарезаться успел? — изумлённо спросил Таринор.
— Я… С ним… Больше никуда… — Драм продышался и поднял взгляд. — Он предложил зайти в кабак со странным названием «Копчёная крыса». Если б я знал, не согласился… Там он, кажется, встретил неких старых знакомых, и они начали пить.
Последнее слово эльф произнёс почти шёпотом.
— Выпить при встрече — обычное дело, — ответил наёмник. — Мы с Бьорном и сами думали прогуляться по кабакам, когда выдастся свободная минутка.
— Это верно. Но я никогда не видел, чтобы пили так. Они громко пели и кричали что-то про «паскудного папашу». Когда его друзья уже валялись под столами, он просил налить ещё… В один момент мне даже подумалось, что это из-за его магической силы. Я заранее сел подальше, чтобы не привлекать внимания. И именно это спасло меня, когда Игната после очередной кружки вывернуло прямо на стол. Да ещё как вывернуло! Изо рта у него вдобавок ко всему вырывались языки пламени. Стол пылал, будто факел, а Игнат продолжал извергать…
— Давай без подробностей, Драм. Не хочу, чтобы мне ещё и это приснилось.
— В итоге его вышвырнули на улицу прямо в грязь. Я незаметно выскользнул из кабака и попытался помочь ему подняться, однако обнаружил, что сам идти он не может. Нам повезло, что по пути он не привлекал внимания, если не считать чрезмерно громких песен. Нас дважды едва не окатили помоями из окна. Впрочем, не думаю, что это было необычным для местных жителей: кое-кто ему даже подпевал по дороге.
Сверху донесся голос Игната, в котором угадывались строки похабной песни про короля Янеса Русворта и его двенадцать служанок. Таринор часто слышал её в исполнении подвыпивших солдат или матросов. Нередко раздавалась она и в крестьянских тавернах, когда её выли великовозрастные бездельники, на одного из которых сейчас так походил Игнат. Оборвалось нескладное пение так же внезапно, как и началось, сменившись оглушительным храпом.
— Так. Если этот хмельной менестрель не проспится к утру, отправляемся вдвоём. Бьорн за ним присмотрит. А сейчас нам лучше набраться сил, Драм, — с этими словами наёмник опустился было на лежак, но вдруг подскочил как ужаленный. — А яд? Не вздумай сказать, что он пропил все деньги или потерял склянку…
— Нет, яд я забрал у него заранее. Ещё когда он мог связно разговаривать.
Вскоре вернулся и Бьорн. Плотно поужинав, они разошлись по спальням на втором этаже. Ночь прошла под звуки сверчков и игнатовского пьяного бормотания в соседней комнате. Запах перегара оттуда со временем просочился в остальные, и ближе к утру сонный наёмник даже поднимался открыть окно, чтобы остаток сна дышалось свободнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 19
Дракенталь управлялся Рейнарами с незапамятных времён. Светловолосые лорды и леди прочно держали долину в своих руках, а родовой замок передавался от отца к сыну на протяжении веков. Они называли себя «драконьими королями» и безраздельно властвовали здесь до того самого времени, когда Эдельберт Эркенвальд, обратил свой взор на драконью долину. Последний вольный край Энгаты.
В дальнейшем Рейнары стали верными вассалами Ригенской империи, и даже в войне Кровавой короны они до последнего колебались, прежде чем присоединиться к войску под предводительством Эдвальда Одеринга. Однако именно Алистер Рейнар принял решение пойти против Империи, нанеся ей сокрушительный предательский удар. В решающей битве под Перекрёстком знамя золотого дракона на чёрном фоне выступило на стороне Одеринга и имперцы были разбиты. Далеко не весь двор и вассалы Рейнаров поддерживали это решение, но никто не осмеливался озвучивать своё недовольство. Кроме одного единственного человека во всём замке, Дериана Рейнара, родного брата лорда долины.
Он родился на пять лет позже и сполна ощутил, что такое, быть младшим ребёнком в семье Рейнаров. Всё самое лучшее, что их отец, лорд Ривен Рейнар, мог дать своим детям, доставалось юному наследнику Алистеру. Дериану же отходило либо то, что сразу не пришлось старшему брату по нраву, либо то, что тот уже успел использовать или сломать.
Так, когда Алистеру на десятилетие подарили снежногривого ригенского жеребца, тот потребовал, чтобы первым коня оседлал брат, сказав, что пора тому узнать, каково это, ездить верхом. Едва дрожащего от ужаса пятилетнего Дериана усадили в седло, как Алистер вдруг крепко шлёпнул коня по заднице. Четвероногая бестия с диким ржанием сорвалась с места, унося впившегося в стремена мальчика. После нескольких секунд бешеного галопа, Дериан не удержался в седле и рухнул, сломав ногу. Придворные лекари сделали всё, что могли, но кость срослась неправильно, и его правая нога навсегда стала немного короче левой. Такова была цена жестокой шутки.
И всё же Алистер брата любил, хоть и какой-то странной снисходительной любовью. Например, он мог запустить в него пойманной в коридорах замка кошкой, чтобы потом успокаивать его, исцарапанного и заплаканного. Или довести его издёвками и дразнилками до слёз, а после протянуть оставшееся с обеда пирожное, словно ему нравилась эта власть над настроением брата. В играх с придворными детьми Дериан часто исполнял роль дракона, которого сражали, вооружившись палками, «благородные рыцари», другие мальчишки во главе с Алистером. Но право нанести последний и, без сомнения, самый болезненный удар, всегда оставалось за старшим братом. Порой он даже колотил тех, кто хоть пальцем посмеет тронуть брата после него.
Но время шло, детские игры уступили место упражнениям в фехтовании и верховой езде, а также обучению истории, географии и прочим наукам, ради обучения которым лорд Ривен приглашал магистров из Хельмгарда. И если Дериан схватывал знания на лету, то Алистеру всё это было совсем не интересно. Он то и дело пропускал уроки, не получая ничего, кроме выговора от отца.
В военных упражнениях младший брат, несмотря на хромоту, показывал успехи, впечатляя даже собственного дядю, Рейстена, прославленного война, который учил его владению мечом. «Вот она, кровь Рейнаров! Настоящий лорд!» — приговаривал тот, трепля белокурые волосы мальчишки влажные от пота после очередной тренировки. Алистер же не придавал этим словам значения, полагая, что ничего страшного не случится, если его брат хотя бы на время занятий почувствует себя «настоящим лордом». И всё же, несмотря на умение, Дериан никак не мог одолеть в поединке брата. Его руки словно тяжелели, наливались свинцом, а движения становились неуклюжими.
